– Маму?

– Пожалуйста, давай навестим Елену. Ты можешь?

Елена Корпионова – мать не по роду, но по духу. Женщина, ставшая матерью не только Сергию и родной дочери Ладе, но и приютившая ту, что привёл. Она давно снилась Скорпиону. Скучал. Давно в клане одна фамилия на всех. На всех странных отпрысков необычной семьи по духу.

Но как-то позабыл об этом за пустотой внутри.

– Конечно, – ответил он со светлой улыбкой. – Я скучаю по ней. Как и ты.

Вспышка!

Родное крыльцо с единственной бетонной ступенькой. Коттеджный двор, где почти за пять лет, словно ничего и не изменилось с его семнадцати-восемнадцати, когда дом строили.

Разве что лужа прибавилась от странных гостей, что купались в одеждах секунды назад за сотни километров отсюда.

Продолжая держать Владлену на руках, Скорпион подошёл к крыльцу, повернул её боком.

– Стучи. Звонок за пределами территории.

– А ключик над дверью. Ты видимо давно забыл, что в Эдеме двери не закрывают. Поставь меня на землю.

– Мне не тяжело.

– Я знаю, но дай хоть волосы выжать и разуться. Ты-то босиком. Натопчешь сейчас.

Сергий поставил её на крыльцо и со двора послышался одинокий лай. Оба повернулись на звук. Звук не повторился. Исходил он от большой, уже старой собаки, смотрящей в глаза то одному, то другой так вопросительно, что вопросы типа «есть ли у животных душа?» отметались начисто.

В паре шагов от не званных гостей застыл в ожидании Живец, хвост вяло крутился из стороны в сторону. Ощутил Хозяина по запаху. Но лабрадор-ретривер словно не мог поверить в его возвращение и медлил. Поседевшие волосы пробивались вокруг глаз пса. Глаз мудрых и всепрощающих.

«О, Род, ему же уже одиннадцать лет. Семьдесят семь по человеческим меркам», – прикинул Сергий.

– Живец! Родной ты мой! – обронил Скорпион и припал на колено, протягивая руки.

Собака словно кивнула. В этот день мир для неё снова стал существовать. Подошла ближе. Хвост завилял активней. Затем, когда видение не растаяло, сам хвост стал вилять собакой, добавив бодрости.

Живец заскулил и лизнула в лицо. Укоряющий взгляд сменился милостью и радостью. Закрутившись, подставил ухо, шею, мурлыча, как кот на почесывания Хозяина. В конце представления завалился на спину, подставив пузо. Признал вернувшегося и простил.

– Эх ты, шалопай, – хихикнула Владлена, присоединяясь к игре.

Дверь отворилась. На пороге застыла, прикрывая лицо руками, Елена. Глаза предательски налились слезами. Плотина немилосердно прорвалась, солнце заиграло перламутром покатившихся слёз.

Скорпион привстал. В груди кольнуло. Та боль, что причинил матери долгой разлукой, ударила изнутри. Этой разлуке не было оправданий. Как бы ему не было плохо, ей было хуже.

Теперь все чувства оттаяли, тепло покатилось по телу подобно катарсису.

– Мама, – обронили одновременно Скорпион и Владлена.

Она бросилась обнимать обоих, по очереди целуя, обнимая, прижимая. Не верила, что вернулись.

Всё без слов. Только ощущения. Накал эмоций. Ток по телу.

Скорпион ощутил, как глубоко забралась в душу дикая тоска. По щекам потекли ответные слёзы. Слёзы, которых не было более десяти лет, когда рыдал над щенком с перебитыми костьми.

– Чего ж… это. Чего ж вы мокрые-то такие… – голос Елены сорвался, смахнула слёзы ладонью. Прежде не себе – сыну, затем дочери. Затем и о себе вспомнила.

– Купались, мама, – улыбнулся Сергий. – Как думаешь, в доме найдётся сухая одежда по размеру?

Мать улыбнулась.

– Конечно, найдётся. Это всё ещё твой дом.

Опомнилась, что держит всех на крыльце, и запричитала, словно старушка. Хотя возрасту ей было чуть больше сорока.

Тоска выпивала соки?

Мать спешно потащила всех в дом.

«Да уж, с такой семьёй год за три», – невесело подумал Сергий и пообещал себе, что скорее отрежет себе палец, чем вновь заставит мать страдать.

На грязные следы от ног Скорпиона внимание никто не обратил.

Дети дома. Что ещё нужно?

То же время.

Япония. Остров Хоккайдо.

Тонкий ручей бежал среди выложенных в ряд камней, похожий на маленькую вену на руке. Разве что блестел, отражая солнце, и был светлее. Мелодичный звук воды успокаивал, остужал разгорячённый разум.

Созерцание воды и огня успокаивает многих… Многих, но не Василия.

– Токаява, ну ты же тренер этих балбесов, – говорил он. – Знаешь их всех как облупленных. Всё-таки сенсей. Ты учил их!

– Скорее они меня, – выдохнул сенсей, ощущая, как гармония, в которую погружал «мозга» структуры, утекает вместе с ручьём. – Вася, тебе нужен отдых. Для этого надо отключиться. Ты же вроде сейчас здесь со мной, но ты не здесь. Ты витаешь, по-прежнему погружённый в работу. Пять лет не знаешь отдыха.

– Молодой, выдержу.

– И каково это твоему молодому организму жить без отдыха?

– Тяжело в ученье…тьфу, чёрт… не то.

– Вот именно, не то. Чем больше скорости, тем больше ошибок. Остановись. Просто подыши. Без мыслей, без внутреннего диалога. Останови его. Он враг твой. Враг Твоего Я, которое шепчет тебе, но в болтовне своего ума ты не можешь его услышать.

– Я материалист!

– Да матерись, сколько хочешь, – отвык от русского языка Токаява. – Но пока не услышишь пустоты, я тебя с реабилитации не сниму.

– Ладно, – выдохнул Вася. – Что нужно делать?

– Ничего не надо делать. Просто подыши. Без мыслей.

– Как это без мыслей?

– Не думай ни о чём.

– Да я даже когда чихаю и кашляю, думаю.

– Пробуй!

Василий попытался перестать мыслить, но мозг как назло выдал порцию интересных схем, требующих по обыкновению незамедлительного воплощения.

– Я так не умею, – быстро сдался Гений.

Токаява, обречённо помотал головой и коснулся шеи. Василий лишь ощутил, как сильные пальцы впились рядом с позвонками. Тело вдруг ослабло, и картинка перед глазами поплыла.

Вечный тотальный контроль над собой воспротивился было, пытаясь вернуть всё в свои руки, но не смог. Набрякшие, потяжелевшие веки опустились. Щека ощутила траву. Не ощутил момента соприкосновения. Не ощутил вообще ничего. Тело вдруг исчезло, а дух полетел с огромной скоростью сквозь плотный туман.

Свободный и неподконтрольный.

Ощущение свободы едва не прервалось страхом. Он обхватил, безоружного, и сжал кольцом, словно питон душит жертву. Василий не успел задуматься, что же в нём можно сжать, если нет ни тела, ну рук, ни ног?

Он – дух, чистая, свободная энергия. И змея сползла, исчезла, растворилась, отпустила. Полёт продолжился, быстрый и завораживающий. Смесь ощущений, не ведомых доселе в физическом теле, пришла на смену отступившей «змее», что по сути лишь собственные блоки.

Новое ощущение поглотило, растворяя в тёплой неге. Светом наполнилась ликующая душа, и словно рухнул барьер, перегородка между разумом и чувствами.

Полёт!

Стремительный, быстрый. Под ним как на ладони мир, но нет в нём, ни земли, ни рек, ни гор, ни лесов с полями. Только слои то ли разноцветных облаков, то ли полей, а может и вовсе источников света? Пока разумное естество пыталось подобрать подходящую схему для определения, душа принимала всё и сразу, пропуская через себя и отказываясь, либо оставляя себе часть. Этот универсальный «фильтр» не мог соврать. Он шёл из глубин собственного Я.

Полёт прекратился так же неожиданно, как и начался.

Василий завис в посеревшем пространстве, не в силах ни пошевелиться, ни продолжить путь. Непознанное держало на месте тяжёлым якорем. Даже похолодало, словно подул северный ветер. И внутри снова воспротивилось, пытаясь понять, чем ощущается этот ветер? Снова разум убежал вперёд, а душа, сердце остались, горестно смотря бегуну вслед.

Сбоку посветлело. Не понимая, как, Василий ощутил, как идёт на свет. Медленно, неторопливо. Словно снова есть ноги, и взбирается по ступенькам. Сотым, тысячным ступенькам. Каждый шаг с трудом. И в то же время под ногами болото, оно засасывает, пытается остановить. Но потаённое внутри шепчет, тихонько шепчет, что надо идти. И за шагом следует шаг. Ещё один. И ещё. И «ступеньки» покоряются. Из внутренних клетей приходят силы. И свет всё ближе. На последних шагах, самых трудных, оковы спадают, болото иссыхает, душа рванулась вперёд, возобновляя полёт.