– Ты же знаешь, что я не сдамся и попробую снова, – с улыбкой ответил чернявый и его глаза засверкали внутренней силой, а по телу потекла особая энергия, поднимаясь по энергоканалам и увеличивая общий потенциал тела.

Ровно так же поступил и оппонент, давая выход внутренний силе, без которой и тренируясь на пределе физического тела, ему никогда не одолеть брата.

Танец боя продолжился, где каждое движение выверено, а начало атаки и последовавшая контратака уже мало различима для глаз. Оба сливались тенями с пространством, порой врезая в деревья и либо сшибая тонкие сосны, либо оставляя ощутимый урон коре могучего трёхсотлетнего дуба, который помнил его волхва молодым.

С каждым ударом и каждым уклонением воины не несли жажды убить друг друга, но пытались познать свой предел и указать на ошибки собрата. И чем дольше танец длился, тем меньше было остановок. Порой оба просто замирали друг напротив друга и тяжело дышали, восстанавливая дыхание. Но затем, улыбнувшись, снова срывались в бой. И от того их братство и духовная связь становились только крепче.

Оба знали, что это не просто бой, а ритуал понимания и сонастроек, в котором каждый шаг был полон уважения и понимания оппонента. И каждый раз, когда один из них падал на мягкую траву, другой поднимал его, помогая встать на ноги. И тут же спрашивал.

– Ты в порядке?

На что всегда следовал ответ:

– Да уж поболее, чем ты.

И оба смеялись, предлагая или принимая помощь. И от этих звонких голосов по лесу словно проходила волна очищения и мир на мгновение становился лучше и добрее.

В тренировке защитников рода иначе не бывает. И коль скоро обоим суждено создать клан и породить свои рода, то так тому и быть. А пока лишь трудовой пот на лбу и довольная, усталая улыбка.

Оба остановились, потирая усталые мышцы. Тела их отдали многое, но больше приобрел дух. И теперь братья старательно восстанавливали дыхание, успокаивая сердца. Но едва ощутили новую внутреннюю силу, едва энергия запитала основные энергоканалы и открылось второе дыхание, как среди тайги тут же прозвучало задорное:

– Давай, брат, – сказал светловолосый, – продолжим тренироваться. Мы должны стать сильнее вместе!

– Должны, – согласился чернявый и они вновь начали свой танец, полные решимости побеждать даже самых могучих врагов. Судьба на таких никогда не скупилась. Успевай только принимать её вызов и кричать в ответ: «Врёшь, не возьмёшь»!

Ранее.

Москва. "Девяностые". Больница номер №.

Сон улетучился, как мимолётное видение. До неправдоподобия живой, красочный. Совсем не то, что эта унылая серая жизнь. Тяжело и жалко возвращаться в реальный мир. Сознание цепляется за край дремоты изо всех сил. Но режущий свет больничной лампы неумолим. Отрезал всякое отступление в царство грёз. Реальность ударила по щекам, пробуждая.

Тупая боль пробила заслон век и ворохом песка пробежалась по зрачкам. Испуганный мальчишка, прячась от света, натянул одеяло по самую макушку. Не тут-то было – одеяло полетело на мокрый пол, выхваченное сильной рукой технички. Зычный командирский голос объявил подъём по всей строгости скверного характера. В детском больничном отделении объявлялся приход утра.

Прекрасное начало нового дня для мальца неполных шести лет.

Мальчик мигом натянул майку, шорты. Не глядя, влез в старые, давно стоптанные тапочки. Всего на два размера больше – большая удача для бесхозного больничного заключённого. Шоркая обувкой, приблизился к ржавому крану. Мутная хлорированная вода тонкой струйкой потекла между пальцев.

В замусоленное зеркальце на пациента по фамилии Корпионов смотрело осунувшееся лицо. Нехватка кислорода и витаминов делали своё дело. Бледный как белая мышь, он так хотел гулять под солнцем. Но по большей части не разрешали даже на подоконнике сидеть.

Всё начиналась совсем не так. Были родители: мать и отец. Вполне состоятельная чета Корпионовых. Мальчик смутно припоминал, что вроде слыл единственным ребёнком в семье. Его даже назвали Сергием, а не каким-нибудь там Сергеем, Серёжей или даже Серёженькой, коих вдоволь в отделении.

Самый любимый, красивый и единственный ребёнок в семье, Сергий был, наверное, счастлив ровно до того момента, как в семейный автомобиль не влетел КАМАЗ. Медсестры рассказывали друг другу в отделении, как пьяный или уснувший водитель не заметил, что движется по встречной полосе. Автомобиль, как говорили и врачи, что имели беседу с полицейскими, сложился гармошкой, оставив жизнь лишь мальчугану. Эта легенда гуляла по отделению, когда кто-то интересовался жизнью беспризорника.

После аварии, когда встал вопрос об усыновлении, оказалось, что маленький Сергий остался один, лишённый всего по жизни кроме фамилии. Государство записало его на свой счёт. Потому с детства чернявый паренёк мог надеяться лишь на себя, подмечая все детали замкнутого мирка больнички, в которой оказался заперт на долгие годы.

Но где-то в глубине сердца ещё теплилась искра с верой в светлое будущее. Надежда приходила со снами.

Сны реальность забрать не могла, только развеять.

Сергий чувствовал себя не таким, как все. Но объяснить этого не мог. Да и кому объяснять? Все равно никто не верил. Кому есть дело до его почти реальных снов, где росли огромные деревья до неба и люди летали над снегом как птицы в самолетах-пулях? Порой он даже гулял по другим планетам, ярким таинственным мирам, которых просто не могло существовать на Земле, как подсказывал телевизор или картинки в книгах и газетах. Но кто в это поверит? Любые же его вопросы натыкались на стену непонимания взрослых. От его бурной фантазии отмахивались, как от надоедливой мухи.

«Какие ещё деревья выше небоскрёбов, Корпионов? Бери свои витаминки и не выдумывай», – говорили они.

Юный Корпионов быстро понял, что помощи ждать неоткуда. Смирился с тем, что каждый день пациентов навещают родные и близкие, а его никто и никогда даже по праздникам. У него даже тумбочку забрали за ненадобностью. В ней всё равно лишь пустота. Другим нужнее. Ложку и кружку и ту дают в столовой.

Постепенно мальчик привык к постоянному одиночеству среди больничной суеты. И почти постоянному чувству голода. Он хотел сладкого, кислого, горького, но давали лишь пресное и часто солёное. А то и пересолёное.

Жизнь в мучениях и ожидании непонятно чего длилось неопределённо долго для молодого сознания. Он вроде все время жил только здесь. Но вдруг и этот привычный мир пошатнулся. На вчерашнем обходе врачей Сергий вдруг узнал, что вскоре переводится в детский дом. По решению консилиума докторов он больше не мог занимать койко-место, и считался вылечен от всех тяжёлых болезней раз и навсегда. Иммунитет обещал восстановиться. Со временем.

«Молодой же».

Впервые услышав для себя эту новость, Сергий испугался. Раньше не думал о переезде из больницы. Мечтал выписаться – да. Но, чтобы так сразу ехать в неизвестное место – страшно. А если детдом – это то место, о котором много раз слышал от более старших мальчишек, которых направляли оттуда на лечение, то попадать в этот самый дом совсем не хотелось.

Не на день, не на неделю – там придётся жить до совершеннолетия. Двенадцать лет в месте, о котором с ужасом рассказывали пациенты. Неопределенность в месте, которое ещё хуже больницы. Что вообще может быть хуже больницы с её бесконечным запахом лекарств и хлорки? Мир за пределами больницы разве пахнет иначе?

Какой он, тот мир? Он периодически давал о себе знать сквозь приоткрытое окно в коридоре. Даже мелькали по дорожному серпантину яркие цвета машин, как апельсины на тумбочке пациентов. Но существовал ли он таким на самом деле?

– Надо бежать, – услышало отражение в зеркале шёпот пациента. Он сам испугался сказанных слов. – Бежать, – вновь прошептали обветренные губы, которые шелушились совсем не от ветра.