– Что ж, культура везде начинается по-разному, – хмыкнул Сёма. – Те же англичане в США перебили девяносто пять процентов краснокожих, пока не стали американцами. Всеми возможными способами. Выжившим выделили резервации в пустынях, чтобы не расстраивались.

– Не культура, а цивилизация, Сём. Не путай. Цивилизация может перемалывать культуры, вспарывать их плугом по живому и сеять всё, что вздумает. Хорошо взойдёт на крови. Вот только кровь не забывает, где её проливали. И сыплются проклятья на потомков как из ведра.

Скоростной суперэкспресс, так похожий на сверкающий наконечник стрелы, выпущенной из тяжёлого составного лука, мчал по рельсам со скоростью около четырёхсот километров в час, покрывая большие расстояния чуть медленнее тяжелогруженого пассажирского самолёта.

За плечами остров Кюсю, он остался далеко позади в сотнях километров.

На поезд сели, едва добравшись до города. Благо с кредитной карточкой не было проблем. Язык чужой страны – ключ к её пониманию.

На железнодорожной станции купили атлас карт Японии и выбирали маршрут до Токио. Три дня времени позволяли не только успеть добраться вовремя, но и остановиться в паре городов, посмотреть достопримечательности, проникнуться культурой страны восходящего солнца, как и хотел Сергий.

Первую остановку решили сделать в Хиросиме, в том самом городе, где американцы шестого августа тысяча девятьсот сорок пятого года сбросили первую в истории атомную бомбу. Закончилась Великая отечественная, но началась «холодная» война между двумя империями: техническо-идеологическое противостояние США и СССР.

Мелькали вечнозелёные лиственные леса, разная причудливая растительность и кустарники. Япония имела богатый обильный растительный мир и флору. Один говорливый попутчик с приклеенной улыбкой, словно долго тренировался по буклету «вопросы и ответы в мимике лица», рассказал Сергию, что в их стране примерно сто шестьдесят восемь видов деревьев. Тогда как во всей Европе только восемьдесят пять, а кустарников и вовсе более восьмисот пятидесяти видов. Опять же, с улыбкой добавил, что в Европе только четыреста шестьдесят. Наверняка, думал, что ребята в кимоно европейской внешности могут быть только западными туристами. А тем интересно всё.

Позади подземный туннель между островом Кюсю и Хонсю. Суперэкспресс мчал дальше по железнодорожному полотну, по главному японскому острову, наиболее заселённому и обширному. По громкоговорителю объявили, следующая станция – Хиросима.

Через десять минут туристы бодро вышагивали по вокзальному плацу, вращая головами в разные стороны, как китайские болванчики. Было от чего. После атомной бомбардировки миру казалось, что Хиросима навсегда погрузилась в прошлое. Когда над чёрной, выжженной дотла землёй рассеялся дым, унялась пыль, и спал жар, открылась ужасная картина смерти. По первоначальным заключениям экспертов, город ожидало печальное и мрачное будущее: человек здесь не сможет жить лет семьдесят-девяносто, а новая растительность появится не ранее, чем через три четверти века. Но все научные расчёты полетели в пропасть, когда вмешался человеческий фактор. Туристам предстали не разрушенные и забытые руины, а цветущий и кишащий жизнью город. Живой город.

Никто из его жителей в предсказания учёных не верил ни на йоту. Люди после сорок пятого года, как могли, обустраивались на руинах, всё большее число беженцев возвращались назад. Уже в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году было принято официальное постановление о восстановлении города. Началось создание мемориала, музея и памятников. Японцы доказали, что всё восстановимо, если приложить максимум усилий. И в настоящее время численность города составляла более миллиона человек. От прошлого остались только геройски погибшие от радиации люди, восстанавливавшие город.

Люди умерли, но город жив.

Скорпион расспросил у таксиста, где в городе ближайший банк и брат снял неплохую для экскурсий по чужой стране сумму. Благо банкоматы не на иероглифах, а на международном – английском, а сын дипломатов как отче наш должен знать десяток языков. Блондина хватило лишь на два: английский и французский. По-немецки, по-испански и на других языках мог лишь виртуозно вздыхать.

– Давай уже чего-нибудь поедим, – вспомнил о еде Сёма, покидая банк. Точнее, вспомнил его желудок, не получивший ни крохи с самого момента кормёжки в самолёте.

– Согласен. А то всё как-то не до еды, не до еды. – Скорпион прочитал вывеску на другом конце улицы: «национальная кухня». – То, что надо, за мной!

Японцы не боялись слов «нация», «патриотизм», «идея народности». У входа молодая девушка едва перебросилась парой фраз, как тут же поклонилась и пригласила войти. На возраст не глядели. Стоило лишь показать знание языка и купюры. Глазам предстал типичный скромный ресторанчик с национальными декорациями в виде каллиграфических иероглифов и циновок, да низкими столиками без стульев, сесть за которые можно было, только подогнув ноги под себя. Приятную атмосферу создавала музыка бамбуковой флейты, льющаяся из скрытых за циновками динамиков. Народу необычайно мало, то ли от престижности ресторана, то ли от рабочего дня. Тихо и уютно.

Девушка с улыбкой принесла меню, часть из которого наглядно плавала, ползала и летала в одном из углов ресторанчика в клетках и аквариумах. Можно было заказать понравившееся блюдо, просто ткнув перстом. Скорпион понимал написанное в меню, но не мог определить, что это. Странное ощущение, когда слова в голове переведены, а знание об их содержании отсутствует.

Словно безошибочно мог указать на красный цвет, но объяснить, почему собственно он «красный», не мог. Узнал только зелёный чай, рис, суши, запеченный угорь, да специи, вроде карри и красного перца. Остальное: японские лепёшки, десерт, да питьё пришлось заказывать наугад, делая важное лицо, как заправский знаток-гурман.

На столе быстро появились чашки, палочки, чайник, салфетки с горячими полотенцами. Сёма, немного знакомый с обычаями разных стран, показал, как правильно пользоваться палочками.

– Верх совершенства – это поймать на лету небольшой металлический шарик. Только не стоит пробовать прямо сейчас, и не вздумай использовать их как барабанные палочки, для японцев это оскорбление. Когда поешь, закончишь трапезу, ни за что не ложи палочки поперёк тарелки, а вот чавкать можешь, сколько влезет. Японцы едят со вкусом, с чувством, типа как демонстрируют всю вкусность еды. Или даже едовую вкусность, это уже как тебе больше нравится.

Скорпион быстро приловчился к палочкам. Официантка разлила по фарфоровым чашкам парующий кипяток, закинула горсть листьев и специальным веничком взбила получившийся чай.

На стол тут же подали рис, большую, разделённую на восемь отделов тарелку «суши», где аккуратненькими дольками нарезано и завёрнуто что-то морское всех типов, от рыбы и крабов до икры морских ежей. Отдельно легли десяток видов приправ, аппетитными горками вздымался печёный угорь. Принесли порезанные лепёшки вроде пиццы и оладьей – «ономи-яки». Из питья случайно заказали настоящее японское пиво – «биру». Хоть Сергий и не пил вообще, а Сёма только делал вид, что умеет, отменять заказ было некультурно. Тем более, вскоре принесли огромных размеров краба, который истекал сладким соком в окружении зелени. Желудок треснул по рёбрам, объявляя революцию и настраивая зрение получше. Что там аппетитное на тарелке?

– Итаракимас! – вспомнил Сёма японскую фразу перед едой.

– Что ж, со вкусом, так со вкусом, – согласился Скорпион, и за столом разгорелась баталия за самые аппетитные куски. Дед иногда позволял есть рыбу, а морепродукты от неё не далеко ушли. Сегодня можно.

Японская кухня более чем на девяносто процентов состояла из морепродуктов. Немудрено, когда живёшь на островах, сплошь окружёнными морями-океанами. Свежие ресурсы моря пользовались таким спросом, что раскупались тотчас, как только поступали на прилавки магазинов, лавок и рынков.

Сёма расплатился за трапезу. Скорпион попросил девушку заказать такси. Вместе с братом, на полусогнутых, побрели на выход. Потяжелели как будто вдвое.