Миг. Хлынувшая охотно картинка чужой жизни, полная запахов, ощущений и звуков. Последняя страница сценария, быстро мелькающие строки перед роковой надписью «зе енд». Лира. Отец нарек ее так при рождении. Красивому ребенку – красивое имя, пусть и не ромейское. Сказал как отрезал, никто даже не попытался возразить. Ученый, известный скриптор, библиофил Магнаврской высшей школы и лучший на свете отец. Он сам ее учил всему – грамматике, риторике, логике, философии… Игрушки, куклы, подружки? Нет. Ее друзьями были книги, много книг, целый мир. Дверь их покоев открывалась прямо в библиотеку – огромный зал, заставленный шкафами, в которых аккуратно лежали и стояли желтые папирусные свитки, разноцветные пергамены с золотыми и серебряными буквами, глиняные таблички, тетради, кодексы в богатых переплетах и совсем новые, пахнущие тисненой кожей бумажные тома.

Магнавра… Они жили здесь с тех пор, как отец получил должность. Лире нравилось все: дневная суета, гомон в коридорах, крики диспутов. Вечерний полумрак, шаги разбегающихся по домам студентов. Ночная тишина пустых аудиторий, дрожание огонька свечи в темноте библиотеки, скрип отцовского пера. Днем он преподавал поэтику и риторику, вечером переписывал древние книги. Лира любила, когда приходили друзья отца и устраивали «кружок»: читали греческих авторов, сочиняли стихи, эпиграммы и спорили. Много, азартно и по любому поводу. Они и сегодня спорят, кто прав – Аристотель или Платон, а ее за книгой послали. Так кричат, что даже сюда, в дальний угол библиотеки, гул долетает. Еще немного, и в ход кулаки пойдут. И это профессора знаменитой школы! Как дети, ей-богу. Но лучше пусть спорят, чем шутят про женихов, а то не ровен час, отец поймет, что дочь выросла, и впрямь отдаст замуж. А там геникей, хозяйство, дети и никаких рукописей. Б-р-р… Нет, она все решила. Уйдет в монастырь, как Кассия. В любой, где есть книги.

Язычок свечи качнулся, высветив нужное название, по ногам потянуло сквозняком. В библиотеке кто-то был. Чужой, опасный… Тьма так не пугала, как это странное приглушенное сияние, видимое сквозь ряды шкафов с книгами. Враждебное, отталкивающее до покалывания в ладонях. Тихие шаги по ковру, липкий ужас. Застыла, стиснув свечу, по пальцам потек горячий воск. Явились по ее душу, она знала это, чувствовала. Боялась с тех пор, как прочитала в древней рукописи про Детей Солнца, которых убила Тьма. Таких же, как она. Пряталась, даже в Мир Грез не ходила, кроме того, первого раза. Все равно нашли. Встреченный взгляд незнакомца, в нем – злость и… скука. Ладони кололо уже нестерпимо. Вскинула их, отбросив погасшую свечу, выпустила то, что ворочалось внутри – тяжелое, голодное. Оно хлынуло наружу, затопило узкий проход между шкафами, лизнуло жадно чужое сияние. В глазах чужака удивление и едва заметная усмешка. А потом свет. Много света, яркого, искристого, в клочья рвущего тьму. И слабость, такая, что коленки подламываются. Бежать, затеряться. Мелькающие шкафы, поворот, другой, скинуть туфли. Темнота, настигающий оклик за спиной. Близко, опасно близко. Впереди, из-за двери доносится смех и отцовский голос. Там – спасение. Еще немного, мимо стола с рукописями… Холодная сталь, дикое жжение на шее. Боль, беспомощный хрип, мертвенный свет луны из окна. Незнакомец разворачивается и уходит, задев книги в шкафу. И они падают, падают…

Да, эта девочка могла бы устроить заграничным диссидентам веселую жизнь. Умная. Но ее убили, причем тем же способом, что и в запертой комнате – в первую же встречу ножом по горлу, и прочь. Похоже на почерк. Осталось узнать имя и исключить одного из четверки. Три – не четыре, уже легче.

Домой! Скопление энергии, холодок предвкушения. Направляющие к выходу волны, нырок с разбега. И серость на горизонте. Подушки под спиной сплющились, дождь хлестал по стеклянной крыше, сплошным потоком стекал по окнам. Барабанил так, словно мечтал ворваться внутрь. Люблю ливень, особенно когда он снаружи, а я на теплой лоджии, под пледом. С колбасой…

Итак, действующие лица и исполнители.

Иллит. Бывшая певица с неизлечимой звездностью. Вечно на сцене. Надменность в каждом жесте и сладкая внешность – лед в сахарной вате. Вот уж кто всегда на своей волне. То ли пофигизм, то ли очередная роль.

Крис. Под рафинированным фасадом записного красавчика гремучая помесь воина с джентльменом. Жесткость, вспыльчивость и потуги на идеализм – страшное дело. Сначала зарежет, а потом поинтересуется, кто же это был.

Яника. Шестнадцатилетний ангел с видавшей виды начинкой. За беззаботной маской и подначивающими фразами спрятан опыт царствования в далеко не спокойные времена. Манипулятор, каких поискать. На чьей она при этом стороне – никогда не ясно.

Базиль. Концентрированный скепсис и стопроцентная подозрительность. Никому не верит, даже себе. Расчетливый, зараза. Продуманные решения, слова, кусочки созданного мира. Гениальный, черт его подери.

Кто-то из этих гавриков орудовал в библиотеке. Кто? Задачка несложная, если умеешь быть незаметной и держать уши открытыми. Кусочек информации тут, кусочек там – стая не очень-то скрытничает. А потом пазл к пазлу, и картинка. Вот только времени маловато за каждым бегать. Собрать бы всех в кучу, как в тот раз, когда толпа европейских вемов свалилась в их продвинутый Лектум, а кролики схарчили ловушку.

Помнится, пятерка тогда зависла в беседке у Криса, а я валялась рядом на траве и подслушивала. Вернее, четверка – Тео дезертировал почти сразу. Высказался на тему упущенных обедов и оборзевших крошек, и исчез в замке.

– Допрыгались! Дообщались с той девицей! – Крис мерил широкими шагами беседку от лавки до лавки. – Мари забавная, Мари смешная… А эта Мари целую толпу приволокла. Надо было сразу ее прикончить!

– Ну и прикончил бы, – отозвалась Иллит, лениво постукивая пальцами по столу. – Ты же с ней тоже успел… поболтать.

– Поболтать?! – взвился Крис. – Да она от меня сразу смылась!

– Не вынесла такой красоты, – печально вздохнула Яника, сидевшая на резных перилах, и зажала под носом кудряшку на манер усов. – А вот народ мы отпустили зря. Отбиваться им было уже нечем.

– А нам было некогда нападать, – подал голос Базиль. Рыжие патлы традиционно закрывали половину лица. Впрочем, оставшейся половины с недовольно поджатыми губами было вполне достаточно. – Если бы Мари эту толпу в реальности порешила, аппетит бы у тебя пропал мигом, и насовсем.

– Вот! – Крис поднял вверх указательный палец и притормозил перед Иллит. – И когда теперь следующих гостей ждать? Ну, скажи! Вы с Мари вроде как подружки? Больше всех шушукались!

Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Облажались, крокодильчики. Вся стая наперегонки бегала к ловушке покрасоваться перед испанской Маруськой. Теперь ревниво меряются, кто глубже в…

– Гостей не будет, – Иллит надменно изогнула бровь. – Этих обманом затащили, второй раз они не поведутся. Умирать ради великой цели освободить от нас Поток никто не рвался.

Еще бы. Это что надо курить всем коллективом, чтобы на такое подписаться? Но план был шикарным: загнать десяток сильных вемов в глубокий Лектум, и пока они там – умертвить оставшиеся в реальности тела. Избавленное от уязвимой физической оболочки сознание остается в Потоке навсегда. Свободное, сильное, вечное… Одно «но»: мироздание выдерживает максимум шестерых подобных. Если к пяти бессмертным задницам добавится еще с десяток – баланс рухнет к чертям, и все обнулится. Практически форматирование диска: чистый здоровый Поток без миров и посторонних сущностей.

– Великие цели, высокие идеалы… – Яника закатила глаза. – Тьфу, таких даже есть противно!

– Не сердце Потока, а проходной двор. Шляются все кому не лень! – не унимался Крис. – И ведь не мгновенно их толпа набилась. Проглядели, расслабились. Одного-то выловили накануне, мелкого и наглого, нет бы задуматься – к чему оно…

– К дождю, – хихикнула Яника. – Из потолочной плитки. Кстати, Мари…

– Забудьте про Мари, – поморщился Базиль. – С ней свои разберутся. В проходном дворе установим дежурство. Всех незваных гостей – в топку без разговоров и обсуждений.