Тыл не тронь – наш строй и наши лица.

Но пришла беда, когда не ждали –

продались отцы и нас продали.

Иллюзорный сон не дал ответа

почему мир рухнул без обета?

Воронье на трупы налетело.

Крики, плач и стоны слышит небо.

А ведь было время без печали.

Знал весь мир, что есть страна ответа.

Равный строй и равноправье:

Завтра – быть! Иного нету.

Все тянулись к небу и мечтали,

Все хотели, были и рожали,

И сирот одних не оставляли,

Об убийствах и не помышляли.

Но пришли ценители «успеха».

Веру дали, всё взамен забрали,

Потянулись вереницы нищих.

Кем гордились – с тех давно смеялись,

Чем гордились – стало странно лишним.

Поделили землю, прочим – дышло вышло

Вот итог прошедших лет стараний.

Для чего же деды спины рвали?

Для чего пот трудный проливали?

Для того, чтоб всё ушло в забвенье,

Для того, чтоб в рабство пали внуки.

И пришла разруха и стенания,

Недовольный шёпот и ворчанье,

Но не будут слушать «люди власти»

Чести нет, открыты волчьи пасти.

С головой вся рыба скоро стухнет,

Было время – стало просто пусто.

«Было время»

Солнечная система.

Планета Земля.

Северный Московский регион.

(Бывшая Ленинградская область).

В два часа дня на платформе было совсем немного народу. Грибники и ягодники ещё не вышли из леса, ещё набивали корзины и короба дарами природы. Грибы пёрли, как ошалелые. Запасов на зиму должно быть много.

Дачники и поселковые жители предпочитали мотаться в город на первых или последних электричках. К тому же большинство дачников отгуляли свои отпуска летом и теперь приезжали на дачи лишь по выходным. Сегодня же – если Токаява Кебоши ничего не путал – был обычный будний день. Вроде бы даже середина недели. За три недели в российском лесу японский мастер сбился со времени за тренировками.

Наскучив сидеть под сакурой в Японии, Токаява-сан вернулся в Россию. В первую очередь его потянуло на тренировки на природу. Вспоминая суровый нрав дальневосточной тайги, сибирских и уральских комаров, сенсей многих поколений юниоров выбрал место не менее красивое, но более безопасное – северные Ленинградские леса. Места прошлых тренировок.

Сегодняшний день действительно был хорош. Чудо что за день. Конец сентября – отличное время для возвращения. Ещё тепло, ещё только начало увядания природы. Тем более в этом году лето выдалось затяжное. Захватило и первый осенний месяц.

Поднявшись на платформу с торца, Токаява двинулся к дальнему краю. Электричка опаздывала. Люди на платформе проявляли признаки нетерпения: то и дело подносили к глазам циферблаты ручных часов или пялились на экраны мобильных телефонов. А то и становились на самый край, озабоченно вглядывались в рельсовую даль, с беспокойством оборачивались на светофор – не зажегся ли зелёный?

Кебоши задержка поезда нисколько не волновала – часом раньше, часом позже. Минуты и часы для него уже ничего не решали. Ему некуда торопиться и некуда опаздывать. Всегда существовала только Цель, а время не имело значения.

Странные чувства испытывал он сейчас. Нечто подобное чувствует человек, вернувшийся в «нормальный» мир после долгой отсидки. Вроде бы все кругом знакомо и понятно, но все равно – как на другую планету попал.

Стоило закрыть глаза, как перед глазами вновь стояли тренировки. С оружием и без. Верные катаны никогда не покидали сенсея. Правда, для этого оружия часто приходилось делать схроны.

Токаява резко обернулся, услышав приближающееся шарканье за спиной. Наверное, слишком резко… или слишком пристальным взглядом ожег – судя по тому, как опешил незнакомый паренёк.

«Отвыкать надо от лесных привычек. Привыкать к жизни среди людей», – подумал тренер карате: «Ни к чему на ровном месте привлекать к себе внимание».

– У вас зажигалки не найдётся?

Парень, студенческого вида, перетаптывался на месте, старательно отводя взгляд в сторону. Зажигалки у Токаявы, разумеется, не было, и быть не могло. Зажигалка – это городская дурь. Это для того, чтобы распутным девицам в кабаках давать прикуривать, или чтобы мериться крутизной фирм. Его это десятки лет как не волновало.

Покопавшись в кармане, Токаява достал коробок со спичками, бросил курильщику:

– Оставь себе.

Когда-то давным-давно он и сам курил. Вернее, тот, другой, курил, который состоял в якудзе. Сейчас и не скажешь, зачем это надо было. Столько здоровья оставил в городских бандах Токио.

Паренёк студенческого вида выдавил из себя «спасибо» и направился к дожидавшимся его двум девицам. Они сидели на корточках возле небольших рюкзаков, мяли в пальцах сигареты. Видимо, троица возвращалась в город после отрыва на даче, следы которого можно разглядеть на утомленных лицах.

Трое… целая толпа. Когда долго не видишь людей, ну за редчайшим исключением в виде грибников, то и три человека будут казаться массой.

На платформе зашевелились люди, потянулись к вещам. Вдали послышалось нарастающее гудение электропоезда. Ветка странного транспорта Антисистемы ещё не дотянулась до этих мест от Санкт-Петербурга.

Электричка пришла почти пустой. Вот что значит будни. Любое место на выбор. Хочешь у окошка, хочешь с краю. Хочешь по ходу поезда, а хочешь против хода.

Токаява сел у окна напротив входа и бросил кожаный плащ, который до того держал в руке, на сиденье рядом с собой. Кожаный плащ по той погоде, что стояла сейчас, был явно лишним. Но не оставлять же его в лесу. Как верный друг и товарищ, он согревал его в холодные ночи. Так же с собой у сенсея был лишь один рюкзак, но туго набитый. Его положил на сиденье напротив, чтобы положить на него ноги, блаженно расслабив перетружденные мышцы. Все-таки за неполный месяц в лесу спуска себе не давал – тренировки шли по полной.

На сей момент, как любят выражаться, состав «перевозил воздух». Кроме Токаявы Кебоши в вагоне была лишь аккурат та самая, уже знакомая ему студенческая троица. Она устроились в другом конце вагона. И «везти воздух» поезду предстояло ещё долго – примерно час.

Станция, с которой Токаява возвращался, находилась на сто первом километре от города. Сейчас пойдут леса и лесные полустанки и только через шестьдесят километров начнутся густо населённые места. Это сенсей помнил точно.

Состав тронулся. За окном, как в детской песенке, уплывали вдаль: посёлок, лесопилка, переезд, стоящий на отшибе домик лесника. Затем слева и справа потянулись сплошные леса, прореженные вырубками.

Токаява испытал вдруг странное и весьма неожиданное ощущение. Вроде щемящей тоски. Он знал, что уезжает навсегда. Уезжает из мест, которые стали его домом. Его земля, его территория, его временный дом. Конечно, как известно, «никогда не говори никогда». Но это, увы, не его случай. Он едет с тем, чтобы никогда не вернуться – годы берут своё. И пусть удивится тот, кто найдёт в лесу его схрон с катанами. Они ему больше ни к чему.

В вагон вошли билетёры – женщины с миниатюрными кассовыми аппаратами на животах. Токаява поспешно убрал ноги с рюкзака и купил билет до вокзала. Денег у него осталось немного, хватит лишь на городской транспорт, да ещё останется мелочёвка. Пешком шлёпать через полгорода, во всяком случае, не придется. Доберется до квартиры, а там есть ещё в заначках. Деньги он с собой в лес не брал. Зачем они здесь? А вот в квартире должны были остаться доллары и йены. Заначка в стене, сделанная двадцать пять лет назад.