– Но ты же сказал…

– Я не сказал, я обозначил вектор, – улыбнулся светлый князь совета. – Пусть выделяют деньги, создают видимость строительства, а средства плавно перетекают в струнные трассы. Лучше, чем в карман «нищенствующему» госаппарату с зарплатами европейского уровня, а управления – африканского. Удалённость подразумевает отсутствие связи. Так что не проверят. Но прежде нужно повысить образ жизни основного общества, чтобы не было НУЖДЫ. Вот кто ворует, взяточничает и браконьерит без необходимости выживания – истинный преступник. Человек, укравший хлеб в магазине, чтобы накормить семью – это ДОЛГ. Там, где ДОЛГ выше НУЖДЫ – жизнеспособность государства минимальна. Схема начинает работать лишь когда всё наоборот. Если воруешь и обманываешь, когда есть на что есть и жить – это уже выбор без необходимости выживания. Это жажда накопительства. Желание «красивой жизни». Лёгкие пути. Вот для таких ситуаций и можно создавать видимость.

– Видимость… это можно, – кивнул Меченый. – Ну, там, шпалы потаскать. Для успокоения совести следящих спутников. Не обязательно же после суда везти осуждённых дальше крематория или морга для нужд донорства. Разумно.

– У меня патологическая неприязнь к тем, кто за мной следит, – намекнул Харламов. – На орбите пятнадцать систем истребителей спутников. Наших. Умеет сбивать и с земли уже. Активируем систему наведения?

Рысь поджал губы:

– Со штатовской авиацией так же хорошо справишься?

Даня сдвинул брови на переносице, нахмурился как грозовая туча, чуть повысил голос, стараясь не сорваться на крик:

– Педофилам тоже тюрьмы будем строить? Ну, как вы там сказали, «таскать шпалы, создавая видимость». Или можно прямо в зале суда под нож пускать и сдавать на органы. Есть ощущения, что Европа их скоро легализует следом за инцестом и гомосексуальностью. Количество филий там множится как грибы после дождя. А когда их много, некоторые уже не кажутся чем-то особым. И частные случаи становятся массовыми. А масса их поглощает, и адаптирует под нужды общества.

– Доказанным, стопроцентным путь всегда под нож. То здравомыслящим людям понятно и легко принять, – легко добавил Василий. – Но та же педофилия разно уровневая и классифицируется по возрасту. Всегда есть частности. Клевета, например.

– Что ты хочешь эти сказать? – спросил Сёма.

– Судебные прецеденты порой вызывают большие вопросы. Ребёнку достаточно сказать, но не доказать, чтобы было возбуждено уголовное дело. Слово равно делу по умолчанию. Отсюда возникает страх у совершеннолетних стать фигурантом дел по навету несовершеннолетних, чем последние могут воспользоваться. Порой возникает шантаж тех, кто хитёр не по годам и умело пользуется своим возрастом, используя законодательство. Психанул, указал, накачал, придумал и вот оно – дело. Взрослому оправдываться не с руки. Сыплется презумпция невинности, страдает репутация. Даже когда доказывают, что слова – лишь разыгравшееся воображения обвинителя, отмыться уже сложно. «Что люди подумают?», спрашивает себя обвиняемый, и часто лезет в петлю. Так рушатся семьи. Губятся невиновные жизни. Предлагаю опустить возраст совершеннолетия до семнадцати лет. При дальнейшем внедрении школ ускоренного развития – до шестнадцати.

Все перевели взгляд на Гения.

Тот спокойно продолжил:

– Понятно, что отношения с человеком старше 16 лет, но пока не достигшего совершеннолетия, что у нас составляет 18 лет, а в иных странах – 21, это биологически обосновано. За что тут судить и карать? Одним хочется, другим можется. Исторически обусловлено, что раньше вступали в связь и рожали гораздо в более молодом возрасте.

– Раньше и умирали раньше, – добавил Харламов. – Не путай историческую необходимость с современным созреванием в го-ло-ве.

Василий продолжил:

– Я к тому, что наша система обучения подгонит голову и тело, и всё сойдётся в точке 16 лет. А до 18 лет мы больше тянуть молодёжь себе позволить не можем. Им нужно больше прав, больше свобод, больше возможностей. Иначе создаётся парадокс, где до 18 лет человеку нельзя ничего, а затем резко можно всё, но у половины это тут же отнимут, так как мужчины пойдут служить. А ведь многие могут состояться ещё до этой планки в 18 лет, но зависимы от родителей, попечителей или банальных юридических формальностей.

– А не с таких ли рассуждений начинала падать в культурно-этическом плане Европа? – обронил Сёма.

Василий поджал губы.

– Короче, есть непопулярные решения, – расставил по полкам Скорпион. –Непопулярные, но необходимые. Больной организм лечат. Гангрену вырезают, выжигают, пускают антибиотики по организму для профилактики. Снотворное и слабительное для отвлечения больше не помогает. Вася хочет сказать, что само понятия «детства» сейчас весьма условно. Однако, нам стоит лишь определить планку, за которой падение. Действуя в интересах здравой логики, давайте как обычно, верхнюю границу отменим во избежание эксцессов. А с тех, кто упал до нижней, спросим по полной. Любовь – это конечно прекрасно, но дети – это святое. Пожизненное – формально для прессы. По факту – расстрел в течение суток всех, кто покушается на ребёнка до 16 лет. Всё остальное насчёт согласия, свадьбы и «заглаживания последствий» – детский лепет. А с 16-ти пусть хоть работают полноценно, хоть учатся, хоть женятся, хоть отвечают юридически. Уже сами решат, как быть.

Сёма всплеснул руками:

– Господи, ну почему мы всегда оправдываемся? Вон стоматологи из рекламы, у которых зуб бегает с четырьмя корнями, вместо трёх, как у мутантов каких-то, не оправдываются и ничего. Художественный замысел, на который недалёкие просто не обратят внимания. А мы оправдываемся. За все провокации, за все реплики, за все единственно возможные действия в целях прогресса общества. Мы исторически на это обречены? «Старший брат» за всё в ответе, как мировой гегемон? Но исторически именно мы – старший брат, а не тот, который ходит за всей семьей с камерой, подсматривая и выбирая годные моменты для контента.

– Так, – прервал Родослав. – Пока повестка дня совсем в детские вопросы не ушла, вернёмся к проблемам Иномирья, Дальнего космоса и кое-каких происшествий на надфизическими планами.

– Я пока только про Иномирье расслышал и то краем уха, – обронил озадаченный Вася. – Что там происходит? Почему вертолеты прислали?

– И что, значит, «детские»? – обиделся Сёма.

– Мы тоже с братом, – Родослав кивнул на Миромира. – Первые десяток тысяч лет идеальные общества строили. Во главе поочерёдно ставили мудрецов, управленцев, королей, вождей, полководцев, рабочих, торговцев, рабов, крестьян, магов, шаманов, пророков, отшельников, сирых, убогих, гениев, глупцов… Смысл был один и тот же, всегда были индивиды, что трахали всё, что движется, и всегда были те, кто строил, создавал, изучал и нёс прогресс. Важно лишь какая часть общества на данный момент тяготеет к тем или другим. За созидание они или разрушение. Тел, душ, умов, мира. От одиночек с обыденным сознанием толку мало.

Миромир поддержал:

– Касты, ордена, различные собрания, объединённые общей целью, правили дольше. Но и они подвергались слабостям. Самым разумным строем был полностью взаимодействующий между всеми сословиями строй – с идеей общей. Но и те до идеальных не дотягивали. Разваливались и погибали, не проживая и жалкой тысячи лет. Одной идеи мало, нужно и общее действие. Цемент, что связывает всех людей. Сейчас это юмор, где срут на голову, а ещё полвека назад это было желания колонизировать другую планету. Вот вам и доли «тех» и «других».

– Грустно это всё, – вздохнул Сёма. – Но почему Лилит всё время молчит? Должна же единственная в совете женщина обронить хоть слово. Я ни разу не слышал её голоса.

Скорпион вдруг понял, что тоже ни разу не слышал, как говорит мать. Её голос звучал лишь в голове порой. Но лишённый оттенков и интонаций. Тех самых деталей, которые сказали бы, что говорит именно она.

Он не знал её речи, он не помнил, как она говорит.