— Проходи, садись, — буркнул он, подняв на мгновение на меня взгляд. Потом дочитал лежащий перед ним документ и устало откинулся на спинку кресла, уставившись на меня.

— Доброго дня вас, Степан Митрофанович, — сказал я и занял место на стуле, к которому уже начал привыкать.

— И ты не хворай, — хмыкнул он. — Ты вот расскажи мне, что за мутная история с дачей взятки хозяину лечебницы имени «Святой Софии»?

— Я сам узнал это только в ретроспективе, что отец дал ему какую-то не очень скромную сумму чтобы они дали у них поработать и не ставили палки в колёса.

— Угу, — кивнул Обухов и нахмурился.

— А вы откуда знаете? — поинтересовался я. — Виктор Сергеевич сказал?

— Твой Виктор Сергеевич расколется только под пытками, — Обухов раздражённо отпихнул от себя стопку документов, которые и так ему не особо мешали. — Этот засранец, я сейчас имею в виду главного лекаря лечебницы Демьянова, спросил меня, мол заплатят ли ему за это также, как в прошлый раз. Я сначала не понял, о чём он говорит. У нас же была договорённость, что ты там работаешь бесплатно в пользу клиники под контролем Виктора Сергеевича, чтобы попытаться вернуть дар. И кто был инициатором взятки? Отец?

Я промолчал, сделав виноватое лицо.

— Ух-х, Пётр Емельянович! — покачал, возмущаясь, головой главный лекарь Питера. — Чрезмерная опека? Хотел, чтобы сынулю не дай бог не обидели? Зря он это сделал. Ну да ладно теперь. Помогло хоть?

— Да всё нормально, Степан Митофанович, — улыбнулся я. Не буду же я сейчас рассказывать про все глупости, которые этот Демьянов за неделю учудил. — Мы нашли с Демьяновым общий язык и успели сработаться. Так что и сейчас сработаемся. Что вы, интересно, ответили ему насчёт оплаты?

— Ты по дороге поскользнулся и ударился головой? — хохотнул Обухов. — Я назвал ему сумму, которую он с учетом умопомрачительной скидки должен будет заплатить тебе за то, что ты со своим методом выведешь его клинику на беспрецедентно более высокий уровень, подняв престиж и посещаемость. На зависть конкурентам, заметь! Чужая зависть иногда греет душу больше, чем пачка банкнот за пазухой.

— Ясно, неожиданно, — сказал я. — И когда можно будет приступать?

— Сегодня! — он чуть склонился вперёд и вперил в меня самый суровый из своих взглядов. Потом снова откинулся назад и заржал как конь. — Да нет, конечно же! Созвонись с ним сегодня, а лучше зайди. Согласуете расписание, дашь ему задание по сбору информации по лечению пациентов за прошлый месяц. С понедельника следующего начнёте, будет вполне приемлемо, да?

— Отлично, Степан Митрофанович! — довольно закивал я. — Как раз успею распечатать в типографии методические пособия.

— Ты и правда что ли головой ударился? — устало вздохнул он и покачал головой. — Ну какая к чёрту типография? Везде цензура, всё под контролем, сразу доложат туда, куда надо и начнётся заварушка.

— Это очень лояльная типография, — улыбнулся я и назвал адрес и надпись на жухлой табличке.

— Ладно, — махнул рукой Обухов. — Тогда я спокоен. Эти не выдадут. Итак, ты задание понял? Даю тебе месяц на сбор информации, учёбу и подведение итогов с подготовкой доклада на заседании коллегии. Всё, шуруй, меня там делегация из Екатеринбурга ждёт, тоже на три часа назначено.

— Спасибо Степан Митрофанович, очень признателен за доверие, до свидания!

— Да иди уже! — хохотнул мэтр и махнул на меня рукой.

Я в последний раз почтительно склонил голову и вышел из кабинета. Отлично, настроение бодрое, готов к действиям. Хорошо, что получилась небольшая отсрочка и для меня, и для Демьянова, успеем подготовиться к новому этапу в жизни. Насколько я помню, он работает до шести. Тогда успею сначала выполнитьдругой пункт плана.

Белорецкий сказал заехать к нему после работы насчёт встречи с Андреем. А зачем к нему? Он меня туда сам поведёт что ли по всем этим коридорам и лестницам? Скорее всего организует сопровождение. Я достал телефон и набрал главного полицмейстера. Наверно никто из моих сверстников не звонит так часто такому высокопоставленному лицу. Отличился блин, нет бы найти связи попроще. Не подумайте, я не жалуюсь. Просто позвонить три раза в день какому-нибудь капитану было бы не так напряжно, а главному — неудобно как-то.

— Да, Александр Петрович, — ответил Белорецкий. — Вы уже пришли?

— Не совсем, — хмыкнул я. — Вышел из кабинета Обухова и выдвигаюсь к вам. Минут через пятнадцать буду.

— Понедельник — день важных дел? Понятно. Тогда дежурному на входе назовитесь, он даст вам сопровождающего.

— Хорошо договорились, — ответил я и положил трубку.

Такси подъехало довольно быстро, в управление приехал точно, как и договаривались. Возле окошка дежурного уже переминался молодой человек в гражданском. Увидев меня, улыбнулся и сделал шаг навстречу.

— Вы Склифосовский? — спросил он.

— К вашим услугам, — кивнул я.

— Тогда следуйте за мной.

Снова коридоры, лестницы, которые ещё немного и начну запоминать. Возможно следующего раза не будет, тогда и это запоминание не пригодится. Мы пришли к той самой камере по стенке возле которой стекал московский «великий маг». Или они прислали далеко не самого сильного, но понтов у него на уровень императорского архимага хватало. Ну снобизм и спесь ему тут маленько поотбили, опозорился знатно. Охранник открыл дверь зашёл в камеру первым, потом пропустил меня. Андрей видимо задремал, но услышав клацанье замков сел на кровати и хлопал глазами, пытаясь вернуться к реальности. Видимо в его реальность я сейчас не вписывался.

— Вы можете оставить нас одних? — обратился я к охраннику.

— Не положено, ваше сиятельство, — без лишних эмоций покачал он головой. — Только в моём присутствии.

— Да разреши, Валер, — обратился к нему мой проводник. — По личной просьбе Павла Афанасьевича.

Охранник посмотрел на него, потом на меня и неохотно вышел в коридор, заперев при этом дверь снаружи. Отлично, я заперт в камере, ещё один дебют в личную книгу рекордов.

— Привет, как сам? — спросил я Андрея и делая шаг вперёд, чтобы пожать ему руку.

Андрей молча встал, пожал мне руку, притянул к себе и крепко обнял. Я немного не ожидал от него такого проявления дружеских симпатий, но нисколько не возражал, ответив взаимностью.

— Да нормально, Сань, — сказал он, отстранившись и посмотрел мне в глаза. — Насколько это возможно, конечно.

— Что с твоей амнистией? Вопрос не решился?

— С ума сошёл что ли? — хохотнул он, садясь обратно на кровать. — Вон стул возьми, садись. Хочу запомнить, как ты выглядишь. И ты запомни меня молодым и красивым.

— Так да или нет? — переспросил я, усаживаясь напротив него. Впрочем, я был почти уверен, что второй вариант будет.

— Эти дела так быстро не решаются. Если казнить виновных, то очень быстро, а если просят о помиловании, тянут до последнего, пока терпение не лопнет. Я думаю месяц ждать по-любому, это как минимум. Только вот с этим процессом связана одна незадача.

— Какая? — немного напрягся я.

— Меня переводят завтра в Москву, в Бутырскую тюрьму. Насколько я знаю, она предназначена для этапирования, а не для долгосрочного содержания. Значит оттуда я или на каторгу, или на свободу. В последнее я верю очень слабо, на сотую долю процента.

— Значит, мы пока больше не увидимся, — констатировал я печальный факт. — А зачем в Москву? Если уж отправлять по этапу, то и из Питера можно через Тверь и Владимир.

— Ты-то откуда всё это знаешь? — неожиданно расхохотался он.

— Читал где-то, — пожал я плечами. Не скажу же я, что все мои познания ограничиваются песней «Владимирский централ».

— Что-то в учебниках по магии и медитации я такого не встречал, — ехидно улыбнулся он. — Ты что-то не то читаешь.

— Да у отца на столе газета лежала, жёлтенькая такая, там и почерпнул эту бесценную информацию. Так зачем Москва?

— Хотят повторно провести независимое расследование из опасения вмешательства в процесс других сторон. А там ни адвокаты моего отца, ни доброе слово Белорецкого, который после захвата псионика стал разговаривать со мной уже не как с маньяком, не помогут.