На этих словах Нел как зверь клацнул зубами и расхохотался.

— Ну и что это за херня? — спросил Йона, когда они отошли от камер достаточно далеко.

— Пункт три устава полицейского офицера помнишь?

— Предотвращение преступлений…

— Является приоритетной задачей любого офицера имперского сыска. Можешь сказать мне спасибо, я только что сделал тебе на семь рецидивистов меньше.

Инспектор взглянул с недоверием.

— Что? — Нел шел медленно, шаркая ботинками.

— Ты им вроде рецепт личинок в кляре пропел.

— Ну и? Готов поспорить, что в ближайший год ты ни одну из этих рож в камере не увидишь. Рискнешь?

— Не… ты слишком уверен, не буду.

— Вот и правильно. Что тут было-то без меня?

— Убийство и покушение на жизнь офицера, а еще похищение.

— Свидетеля выкрали?

Камаль кивнул. Они дошли до кабинета. Мари уже корпела над бумагами. Кенни сидел рядом и старательно заполнял расходную ведомость на топливо. Спирт нынче слишком дорог, чтобы платить за него из своего кармана. Нелин плюхнулся в свое кресло и осторожно втянул носом воздух. Обнюхал его едва ли не полностью, после чего недовольно произнес:

— Тут что, Варломо сидел?

— Унюхал? — с удивлением спросил Камаль.

— Эманации мирового эфира.

На этих словах Мари оторвалась от бумаг.

— Это же опровергнутая концепция, — с удивлением сказала она и подняла взгляд на Нелина.

— Кем? — Д’эви, похоже удивился не меньше, но только тому, что кто-то смеет с ним спорить в таких вопросах.

— Генрих Берингласс и Лайнел Тоттер в…

— А… ты про это. Ну, хорошо. Эти двое не смогли его определить. Ладно, хочешь пример, чтобы я разнес этих выскочек?

— Да… — Похоже, д’Алтон, сама того не ведая, затронула что-то болезненное.

— Какого цвета радуга?

— Ну… так там несколько цветов.

— Во-о-о-от. — Нел продолжал спокойно разъяснять очевидные для него вещи. — А как ты узнала?

— Ну… увидела.

— Правильно. Вы все видели радугу, кто-то даже знает, как она работает, потому как умен и наделен врожденным любопытством. А теперь представьте человека, с рождения лишенного зрения. Представили?

— Да.

— Объясни человеку, который не видел радуги, что она такое.

— Все цвета в небе. — Разговор стал так бурно развиваться, что даже Оберина заставил включиться. — Это же просто.

— Что такое цвет для слепого? Что такое небесный эфир для вас? Вы его не видите, не ощущаете, как вы можете доказать или измерить то, что ваших органы чувств не могут уловить? Это — ваша радуга для слепых. Только Йона чуть-чуть понимает. Кстати, Куколка…

— Что? — Резкая смена темы застала Мари врасплох.

— От тебя пахнет моей родней.

— Ну… мы выезжали на место, там мне мальчик кое-что рассказал.

— Мальчик? Не девочка?

— Нет. Точно мальчик.

— Глаза светились?

— Конечно, он же д’эви. А что?

— Ничего, — ответ немного расстроил Нела. Он уже понадеялся на еще одно божественное вмешательство, но, похоже, Госпожа решила не забирать все нити в свои руки. — Что он сказал?

Девушка замолчала, обдумывая слова того мальчишки.

— Говорил про какого-то гостя. Высокий, бритый и с татуировкой змеи. Зовут Энджело или как-то так. А еще мальчик сказал, что у него внутри…

— Что он увидел?

— Черную угольную пыль.

— Уверена?

— Да, он так и сказал. Пыль.

— Херня… вот же херня…

— Что еще? — Инспектор теперь, похоже, был заинтересован.

— Мы это называем дыханием смерти, — пояснил Нелин. — Крепкая магия, похожа на нашу, но не наша.

— И что она делает?

— Не имею ни малейшего понятия, — помощник картинно развел руками. — У меня тесть был племенным жрецом, а не я. Я больше по трупам и резне. Все, что могу сказать, так это то, что этого урода будет тяжело завалить. Отрубить голову, может, или еще чего. Кол в сердце.

— В смысле, как в сказках? — Кенни нервно сглотнул.

— А сказки не всегда врут, малыш. — Голос Нелина сейчас был холоден и спокоен, а потому становилось еще страшнее. — Думаешь, почему через порог не здороваются и не целуются? Чтобы мертвец, которого похоронили под порогом, не утянул душу на ту сторону. И, предвидя твой следующий вопрос, да — под порогом хоронили стариков не просто так, чтобы немертвый мертвец не зашел внутрь.

— Так, хватит, — инспектор перебил не на шутку разошедшегося помощника. — По делу чего скажешь?

— По делу? Ну, по делу так по делу. Дно молчит. Никто ничего не мутит, не гуляет и шикарную жизнь не ведет.

— Ты мне это вчера еще сказал. Подробности будут?

— Конечно же нет, не помню ни черта.

— Сопляка Дени тоже?

— Мы его на десятку закрыли три года назад, ты чего меня путаешь, сержант?

— Вышел по УДО, а вчера его убили.

— Ну и дебил. Сидел бы тихо — был бы жив, нарик сраный.

Остаток речи д’эви снабдил таким количеством бранных слов на доленге, что Йона невольно улыбнулся, хотя и не понял даже половины эпитетов. Когда все кончилось, помощник строго взглянул на инспектора. В этот самый момент Нелин занимался шнурованием своих старых армейских ботинок, так что подбородком упирался в крышку стола.

— Я бы на твоем месте, старик, задумался над словами об этом Энджело.

— Его видел один мальчишка.

— Именно. Есть пара мыслей, которые мне не хочется думать.

— Например?

— То, что это наши.

— Уже точно не они, так что забудь. Ирма проверила.

— На кой-хрен?

— Книжку пишет.

— Ну пускай пишет. Меня только пусть вычеркнет.

— Вот сам ей об этом и скажи. Толстяк, кстати, знаешь, чем занялся?

— Не? Пьет?

— В семейном бизнесе.

— Иди ты, — Нелин принялся шнуровать второй ботинок. — Он же говорил, что лучше в башку себе выстрелит, чем это.

— Долан простудился и умер.

— Че-е-е-ерт, жалко его. Отлично мог в рыло засветить, да и парень ровный был. Чисто мой братюня-близнец…

— Тихо!

Йона поднял палец и прикрыл глаза. Мысль пронзила мозг словно вспышка, и как только до него дошло, то тут же все стало хорошо сходиться.

— Что ты понял? — Нел смотрел серьезно.

— Близнецы.

— Что?

— Черт, остроухий, не тупи. Наша ДРГ не была единственной. Мы одни из первых, но не единственные. Как я сам до этого не дошел? Тот урод в больнице меня точно знал. Мари, давай включайся.

— Да. — Девушка отложила бумаги.

— Кенни, ты тоже, нефиг тебе спирт списывать. Головой поработай, а то так и умрешь водителем, а не героем.

Оберин повернул стул так, что теперь он хорошо видел всех троих. Йона тяжело молчал — обдумал свои следующие слова.

— Я знаю всего пять или шесть групп, которые собирали по тому же принципу, что и нашу.

— Простите? — Мари немного засмущалась. — Можно подробнее.

— Группа изо всякого городского сброда, осужденных и просто лихих парней. Любой человеческий мусор, который хоть одного человека убил, получал возможность помилования после победы. Ну, либо посмертно.

— Это же глупо?

— Разве?

— В первом бою тяжелее всего переступить через себя и убить другого человека. Если у тебя в роте зеленые новички, то, скорее всего, половина не доживет и до середины боя. То ли дело человек, который пачками людей на тот свет отправлял.

— Это ваш случай.

— Почти, — инспектор кивнул. — Нас отбирали в самом начале войны, когда дела обстояли еще не так плачевно. Можно было выбирать. А вот дальше, когда гутты прорвали северный фронт, там уже потребовалось затыкать дыры, а не выделываться.

— И Близнецы — это одна из таких групп.

— Хуже, — Йона кровожадно улыбнулся. — Это ублюдки вроде нас, только еще злее. Про стеллских гуттов слышала?

Мари кивнула. Стелланда — спорная территория, провинция на границе. Исторически она становилась переходящим призом арсорско-гуттского противостояния. Практически все войны с Гуттаном происходили из-за нее — слишком много угля и железных руд рядом, чтобы не захотеть такой кусок оттяпать. До последней войны Стелланда находилась под протекторатом гуттов. Местные говорили на их языке, одевались по их моде, а также практически полностью соблюдали все законы «господ». То, что местные жители на 85% арсорцы — сущая мелочь для всех, кроме них, да еще чуть-чуть для гуттов.