— К сожалению, я пришёл не потому, что соскучился, — грустно улыбаясь сказал князь и без моего приглашения самостоятельно уселся на манипуляционный стол. — Хотя и этот момент тоже присутствует. Пришла весна, наладилась погода, высохли тротуары, всё начинает зеленеть, а у меня нарисовалась следующая проблема.
Волконский снял туфли и носки, потом закинул ноги на стол.
— На улице тысячи праздно гуляющих, — продолжил излагать князь, — а я не могу со своей Зоюшкой пройти и квартал, чтобы не зашипеть от боли. Ваши противовоспалительные таблетки я уже приобрёл, принимаю согласно инструкции, стало легче, но без вашего вмешательства проходить не желает.
Первые плюснефаланговые суставы стоп с обеих сторон были выраженно отёчны, гиперемированы, пальпация вызывала невнятные звуки со стороны пациента и невольные дёргания стопой.
— Всё понятно, — сказал я. — Сейчас исправим.
Подагрический артрит я давно научился лечить. Это немного сложнее, чем просто воспалительный процесс, но для меня уже не составляет проблем. Суть моего воздействия заключался в удалении отложений мочевой кислоты в суставных оболочках, снятие воспалительного процесса, восстановление суставного хряща при необходимости.
На каждую стопу ушло по пять минут. Теперь не было ни отёка, ни покраснения и нажать пальцем можно было, не заставляя пациента морщиться и шипеть от боли.
— У вас золотые руки, Александр Петрович, — улыбаясь сказал Волконский. — Теперь я смогу спокойно гулять с Зоюшкой Матвеевной по Таврическому саду и смотреть на грандиозную стройку неподалёку.
— Скоро стройка закончится, — сообщил я. — Парк вокруг университета будет ещё лучше, чем Таврический сад. Тогда добро пожаловать и туда на прогулку.
— Медицинский университет под вашим руководством решит кучу проблем, накопившихся в здравоохранении Российской империи, — сказал князь, глядя на меня, как любящий дядюшка, который гордится своим племянником. — У меня есть для вас ещё одна приятная новость.
— Какая же? — поинтересовался я, когда пауза затянулась.
— Это касается близких вам людей, — тихо произнёс Волконский и я подошёл поближе, чтобы ни единого слова не пропустить. — Вашу сестру никто больше не будет вербовать на службу в госорганах.
— Это же замечательно! — воскликнул я и не смог сдержать счастливой улыбки.
— Но, при одном условии, — добавил князь и меня в этот момент словно током ударило.
— Какое условие? — спросил я, резко перестав улыбаться.
— Она должна в этом году закончить существующий медицинский институт экстерном и поступить в аспирантуру в новый университет, — спокойно произнёс князь, оценив по достоинству моё волнение. — Дело в том, что ей, как редким специалистом, заинтересовался лично император, а я сказал ему, что она ценный научный сотрудник, который будет участвовать в новейших разработках в интересах империи и императора в том числе. Это подействовало.
— Замечательно, — выдохнул я и снова улыбнулся. — Это мы устроим.
— Нужно будет создать специально под неё отдельный факультет и кафедру изучения ментальных воздействий, — добавил Волконский. — Она будет софинансироваться из казны императора и обучать, в том числе, специалистов, которые будут работать в госструктурах. Ну и мастеров души, само собой.
— Это очень интересное предложение, — сказал я, не кривя душой. — Думаю идея очень понравится и Кате и нашим родителям.
— Больше, чем уверен, — улыбнулся князь. — И ваша сестра останется в семье и в обществе. Только ей придётся подписать договор о неразглашении государственной тайны, даже родным и близким. Многие вопросы по обучению студентов буду контролировать лично я и мои помощники, работающие в этой сфере.
— Вполне приемлемо и объяснимо, — кивнул я. — Не вся информация должна провозглашаться во всеуслышание, так как есть уши, растущие на не очень добрых головах.
— Именно, — сказал князь, подняв указательный палец. — А теперь пойду, не буду срывать вам приём.
— Всего вам доброго! — сказал я довольно искренне на прощание. Золотой человек этот Волконский.
— Да, кстати, — князь остановился на пороге и снова обернулся ко мне. — Человек я уже немолодой и играть пышную свадьбу имея относительно взрослых внуков как-то нехорошо, поэтому мы с Зоей Матвеевной хотели организовать всё по скромному, но мы очень рассчитываем на ваше присутствие. Если бы не вы, то этого бы просто не случилось. Зоя моя первая любовь с юности, но судьба развела нас тогда в разные стороны, а сошлись мы снова благодаря вам, вы смогли победить недуг, овладевший ей после внезапной смерти мужа. Теперь Зоя снова золотой человек, какой я знал её когда-то.
— Я обязательно приду, Михаил Игоревич! — сказал я.
Дальше мой приём шёл как обычно, по накатанной, никаких курьёзных историй и сложных диагнозов. Иногда это даже хорошо, делаешь спокойно своё дело, ни на что не отвлекаешься, даже в некоторой степени расслабляешься. По крайней мере морально, потому что в физическом плане расслабляться не приходилось. Был и атеросклероз и немалых размеров новообразования, но я всё это воспринимал, как тренировку в спортзале, только качал не мышцы, а ядро и магические сосуды, что для меня сейчас более важно.
За час до обеда в кармане зазвонил телефон. Очень удачно, я как раз был не занят, ждал следующего пациента, который уже открывал дверь кабинета.
— Александр Петрович, доброго дня! — бодро начал Соболев, а у меня внутри всё по новой вскипело, как бы не выплеснулось. — Я вас не сильно отвлекаю?
— Пока нет, — сдержанно ответил я.
— У меня для вас есть новости, которые надо срочно обсудить, — затараторил эпидемиолог. — Предлагаю сегодня так же отобедать у меня в кабинете, заодно и поговорим, идёт?
— Хорошо, в двенадцать буду, — ответил я максимально лаконично, стараясь не выдать то, что так и рвалось наружу. Чувствую, перед тем как войти в управление эпидемиологии, мне придётся помедитировать и заняться дыхательной гимнастикой.
— А эти журналисты сегодня, вы представляете? — начал говорить Соболев, но я резко нажал на отбой и выключил телефон.
Скажу потом, что батарейка села, но развивать разговор на эту тему сейчас не было ни малейшего желания. Раз уж с ним надо жить мирно, то не стоит высказывать всё, что я о нём думаю. У меня ещё час впереди, попытаюсь затушить в себе снова вспыхнувший пожар. Самый эффективный способ тушения эмоционального пожара — переосознать его причину и начать относиться к этому по-другому. Другого варианта нет.
Когда я подъехал к зданию управления, последние угольки в моей душе затухли, появилось даже некоторое сочувствие к несчастному Соболеву, который сидит круглосуточно за своим микроскопом и нет никаких шансов вырваться в общество. Для него наша поездка была глотком свежего воздуха. Рядом новые люди, которые не разбегаются в разные стороны, когда он начинает говорить. Да ещё жадно заглядывающие в рот журналисты, которым чего только не расскажешь, лишь бы они продолжали тебя слушать. Так, погоди, Саня, такими темпами может дойти, что ты побежишь за вином и закончится всё тем, что будешь впитывать отделяемое из носа эпидемиолога в свою жилетку, а нам этого не нать.
— Проходите, Александр Петрович! — воскликнул Василий Иванович, потирая руки, когда я открыл дверь его кабинета. — Пока всё горяченькое.
Если мне не изменяет память и не подводит зрение, на столе я увидел блюда армянской кухни: хашлама, долма, жареная с мясом картошка и кувшин с таном. Всё это я люблю и отказываться не собираюсь.
Пока я уплетал хашламу с тающей во рту говядиной, Соболев тарахтел, не останавливаясь. Каким-то волшебным образом содержимое его тарелки исчезало синхронно с моей тарелкой. И как он всё успевает?
— Так вот, должен признать, вы оказались правы насчёт лис, — сказал эпидемиолог и ложка с горкой овощей с мясом исчезла у него во рту. Он не жуя глотает что ли? — В мазках обнаружился тот самый вирус, причём в неповреждённом виде. Он оказался гораздо живее того, что мне удалось выделить из материалов, взятых у тяжело больных, что уж там говорить о детях, которые даже не заболели. Вирус нашёлся у всех мелких спиногрызов, но исключительно в деактивированном состоянии. То есть они, в принципе, и не заразны даже. То есть тела вирусов у них в таком же здравии, что и телёнок в этой хашламе. Пришёл в гости и лёг на тарелку для макрофагов. Интересно, правда?