— Да, шеф! — по-клоунски козырнув, Илья подхватил под руку Сальникова и увлёк в указанном мной направлении.

Панкратов с Рябошапкиным пошли в другую. Сумка со снаряжением оказалась довольно увесистой и ремень чувствительно давил на плечо. Надо подумать над вариантом с рюкзаком. Я подошёл к первому дому по правой стороне, поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Сначала никто не ответил, после повторного стука я услышал какой-то неопределённый то ли возглас, то ли стон. Дверь оказалась открытой, и я вошёл.

В доме было чисто, словно ничего и не произошло. Никаких грязных следов или слоя пыли. Видимо хозяйка дома что надо. За сенями была просторная кухня, она же гостиная, в дальнем углу красовалась огромная печь. Если я правильно понял, большие ступеньки вели на лежанку. Если её ширина соответствовала шторке, то это получается не меньше, чем двуспальная кровать.

В печи тлели угольки, но дома было относительно прохладно. Скорее всего хозяева именно там, на лежанке. В подтверждение моих слов стон раздался именно оттуда. Я начал осторожно карабкаться по высоким ступенькам, задаваясь мыслью, а как они в таком ослабленном состоянии туда забрались? Хотя, если они туда всю жизнь халезали, то могли справиться, привычные.

Я отодвинул шторку. Судя по силуэтам, под одеялом лежали двое, прижавшись спиной к спине, чтобы сохранить тепло.

— Эй, — окликнул я, в надежде, что на меня отреагируют. Голос сильно искажался респиратором.

Один силуэт шевельнулся и слабой рукой с трудом откинул с себя одеяло, чтобы увидеть, кто пришёл. Это была женщина лет семидесяти с хвостиком. Бледное лицо, круги под глазами и запёкшаяся кровь на губах. Она безучастно посмотрела на меня, словно не видя или видела только размытый силуэт.

— Кто здесь? — слабым голосом спросила она.

— Я лекарь из Питера, бабуль, — ответил я, пытаясь стащить одеяло на себя, чтобы увидеть кто второй, но у меня не получалось.

— Там дед мой, — сказала женщина и сильно закашлялась.

На губах и на подушке появилась свежая кровь. Я подождал, пока она прокашляется.

— Вы сможете слезть с лежанки? Мне надо вас посмотреть и начать лечить, но здесь я капельницу поставить не смогу, метр до потолка.

— Ох, милок, — пробормотала бабушка. — Я со вчерашнего вечера здесь. Дед мой ночью кашлять перестал, а под утро дышать.

Понятно. Она лежала, прижимаясь спиной к телу умершего мужа. Но она может ошибаться, я должен проверить. Я поставил сумку к стеночке и залез на лежанку со стороны мужчины. Теперь понятно, почему мне не удалось стянуть одеяло, его край был крепко зажат в окоченевшей руке. Несмотря на то, что в смерти пациента я уже был уверен, добрался до его сонной артерии. Пульс отсутствует, но он ещё тёплый, видимо умер совсем недавно.

— Давайте я помогу вам слезть отсюда, — сказал я старушке. — Вы его уже не согреете, соболезную, а вас скорее всего ещё можно вылечить.

— Да не смогу я, сынок! — простонала бабушка, снова закашлялась и заплакала горькими слезами, содрогаясь всем телом.

Я немного подождал, пока она успокоится, потом протянул ей руку.

— Давайте я помогу, — настойчиво сказал я. — Надо спуститься с лежанки и перебраться на кровать.

— Там холодно без него, — пробормотала она.

У меня у самого ком в горле застрял, но я настойчиво тянул руку и предлагал спуститься вниз. Наконец она согласилась, я взял её за руки двумя руками и потянул на себя, чтобы она села. С шеи упал платок, под которым были увеличенные лимфоузлы с изъязвлениями. Стащить её вниз мне удалось через ещё долгих несколько минут. Ноги у неё подгинались и не давали идти. Мне удалось довести её до ближайшей кровати.

При осмотре первым делом отметил выраженное обезвоживание. Правильно, она в последний раз вставала вчера вечером. Я нашёл ведро с питьевой водой, но потом отмёл эту идею. Ещё неизвестно, что там в воде, можно только хуже сделать. Установив капельницу и поставив скорость почти на максимум, я отправился искать кладовку. В деревне люди часто закрывают компоты на зиму, и я не ошибся. Только вот во что налить?

Иерсиния чумы, а скорее всего это она, очень боится жары и гибнет при пятидесяти пяти градусах. Эту информацию я успел найти в сети. Я взял со стола железную кружку, сунул в затухающую печь и держал, пока мог терпеть. От углей ещё шёл хороший жар. Потом вышел на крыльцо и поставил кружку дном на снег, чтобы она немного остыла. Только потом налил в неё компот, помог старушке приподняться и дал кружку, которую она осушила до дна.

— Спасибо, — пролепетала она и рухнула обратно на подушку, снова закашлявшись.

Ну, капельница само собой, а надо же не только симптоматикой заниматься, а ещё и лечить. Надо бы обработать руки и позвонить Обухову, но я решил всё-таки разобраться до конца с пациенткой. Раз есть кровохарканье, значит есть поражение лёгких, которого одного достаточно, чтобы умереть. С этого и начну.

Я расстегнул несмотря на вялые протесты одежду, чтобы добраться до грудной клетки. Перчатки мне не помешают, когда их делали, предусмотрели, что через них должна проходить магическая энергия беспрепятственно. Я положил руку на правую половину грудной клетки и начал сканировать. Лёгочная ткань представляла собой чередование участков воспаления с островками некроза и скоплениями жидкости. Резко увеличены лимфоузлы в области корней лёгких и средостения. Небольшое количество жидкости в плевральной полости. В общем не лёгкое, а чёрт знает что. Скорее всего до завтра ей без помощи не дожить.

Я же не должен допустить летального исхода, раз успел? Нет, не должен. Пучок магической энергии расширил по плоскости и начал двигать его по тканям лёгкого, стараясь захватить больший объём. Чтобы лёгкое стало выглядеть намного лучше, чем до моего вмешательства, я прошёлся по нему три раза. Поменяв флакон в капельнице, я перешёл к левому лёгкому и повторил всё по порядку. Энергии в ядре осталось чуть меньше половины, можно обработать лимфоузлы.

Здесь я уже действовал более прицельно и экономно. Начал со средостения, потом перешёл на подмышечные, под и надключичные, шейные. Я уже прекрасно понимал, что полностью я вылечить пациентку не смогу физически, но могу постараться максимально улучшить её состояние, чтобы продлить жизнь и появился шанс на поправку. Когда в ядре осталось около трети энергии, я остановился, отрубаться мне при таких обстоятельствах никак нельзя. И кофе с рогаликами я не скоро смогу попить.

Я налил ещё одну кружку компота, достал из сумки таблетки и дал пациентке выпить противовоспалительный препарат и антибиотик. Чтобы в доме стало теплее, подкинул дров в печь, их я нашёл в дровнице в сенях напротив кладовки. Потом вышел на крыльцо, сел на ступеньки и начал медитировать. Обработав руки антисептиком, осторожно достал телефон из-за пазухи (на костюм на груди я тоже побрызгал антибактериальным спреем) и набрал Обухова. Телефон держал от головы на небольшом расстоянии, не касаясь. Я не зашёл во все дома и не спросил остальных, но решил взять на себя ответственность. Скорее всего такая же обстановка, если не хуже, в каждом доме.

— Ну что там, Склифосовский? — сразу спросил он, как только ответил на вызов.

— Тут ж… катастрофа, Степан Митрофанович, — выдохнул я. — Поднимайте всех, кто может передвигаться, всех одеть в противочумные костюмы и срочно сюда. Деревня вымирает.

— Понял тебя, — убитым голосом ответил Мэтр. — Это она?

— Похоже, — ответил я. — Только язвы на лимфоузлах, такое по идее редко встречается, а тут у всех, кого видел. Забирайте все растворы, что есть в кладовке в нашем госпитале, стойки там же. Таблетки тоже, анальгетики и антибиотики.

— Понял, сейчас буду всех на уши ставить. Ты держись там, Саш!

— Постараюсь, — буркнул я, нажал отбой и убрал телефон обратно.

Вернувшись к бабушке, ещё раз поменял флакон.

— Когда уровень жидкости начнёт спускаться из бутылки по этой трубочке, — начал я ей объяснять, — закройте этот краник, хорошо?