— Ну что скажешь, сын? — первым делом спросил отец за завтраком после того, как пожелал доброго утра. — Открытие госпиталя состоится в соответствии с графиком?

— Да, — кивнул я, жадно поглощая содержимое своей тарелки. — Теперь уже вне всяких сомнений. Шапошников молодец, не подвёл. Впрочем, как и всегда.

— Значит мы с мамой в понедельник на первую половину дня приём снимаем? — спросил он, выжидательно глядя на меня. — Ты же нас позовёшь на торжественную часть?

— Ну естественно, пап! — сказал я, даже есть прекратил на время. — Этот вопрос даже не обсуждается. И Катя тоже должна там быть.

— А у меня, кстати, на следующей неделе продолжаются усиленные тренировки, а потом тестирование, — вставила Катя. — То есть через неделю я уже смогу выполнять в твоём госпитале функции мастера души.

— Ого! Отлично! — воскликнул я. Молодец Обухов, всё организовал, как и обещал. — А чего ж ты мне раньше не сказала, что ты в процессе?

— Так я думала, что ты знаешь, — пожала сестрёнка плечами и продолжила терзать вилкой сырник, упёрто игнорируя наличие ножа на столе. Такие вот они, мастера души, сложные творческие личности. Я, кстати, только недавно узнал, ято Корсаков в свободное время резьбой по дереву увлекается. Всё что я у него видел дома — его рук дело, а не сторонних мастеров.

— Это значит, что сегодня у тебя последний рабочий день в нашей клинике? — спросила мама. В её голосе чувствовалась гордость за меня, но её чувствительно перевешивала печаль. — Теперь видеться будем только за завтраком и перед сном, если повезёт. И то небось ненадолго.

— Так, Алевтина, не нагоняй тоску! — сказал папа, заметив, что глаза супруги увлажнились. — Птенцы рано или поздно покидают родительское гнездо и вьют своё, а ты посмотри, какой у нас орёл вырос! Он такое гнездо сплетёт, что мы ещё завидовать будем!

— Так, — громко сказал я и положил вилку. Кусок в рот уже не лез. — Прекратите вот это вот всё, я пока никуда не улетаю. И про вас никогда не забуду ни при каком раскладе. Я пока что просто меняю место работы, вот и всё. А за то, что вы меня так любите и цените, огромное вам спасибо с земным поклоном. Прощаться пока рано, ни к чему.

— Совсем взрослый стал, — сквозь слезы произнесла мама, потом не выдержала и встала из-за стола. — Простите, я лучше отойду на минутку.

— Ну вот, — сказал отец, когда мама ушла из столовой. — переживает она так за тебя.

— А чего переживать? — пожал я плечами. — Ведь всё хорошо же.

— Всё отлично, — поправил меня отец. — Просто любая мама хочет, чтобы её птенцы вечно были под крылом и не хочет их от себя отпускать. Это нормальная жизненная ситуация, просто смирись.

— Да это понятно, — вздохнул я, доел свой завтрак, в два глотка допил кофе и встал из-за стола. — Кать, ты со мной до института поедешь?

— Ага, — пробубнила она в стакан с какао, как Винни-Пух в кроличью норку.

— Тогда собирайся и выходи, жду тебя в машине, — сказал я и перевёл взгляд на отца. — Спасибо, пап!

Он улыбнулся мне одними глазами и с пониманием кивнул. Может мне показалось, но у него у самого глаза не на мокром месте только благодаря усилию воли.

Последний рабочий день на старом месте. С одной стороны, душевный подъём от того, что впереди ждут новые события и свершения, с другой — немного грустно. Судя по поведению и выражению лица примерно такие же чувства были и у Светы. Она словно прощалась с кабинетом, где проработала несколько лет.

— Проходите! — сказал я в коридор, приоткрыв дверь кабинета.

Первым вошёл пожилой мужчина с заклеенным куском марлевой салфетки глазом. Я судорожно пытался вспомнить, не должен ли кто сегодня прийти на повторный приём. Снова пожалел, что так и не приобрёл недельный планер. Ну на новом рабочем месте точно буду им пользоваться. Один в кабинет, другой в манипуляционную. Может ещё и в лекционном зале на стол? Лучше да, чем нет. Посмотрю мужчину и сразу поручу это Прасковье, она девушка ответственная, не подведёт.

— Что у вас случилось, любезнейший? — поинтересовался я.

— Господин лекарь, вы не поверите, — покачал он головой. — Кошку со шторы снимал вчера вечером. Внучка домой с улицы принесла погреться, так она мне лапой и когтями по лицу и в глаз попала.

— А почему вы скорую помощь сразу не вызвали? — удивился я. — Такие вещи лучше лечить сразу, как говорится, по горячим следам.

— Как и все подумал, что ничего страшного, заживёт, — ответил он и повесил нос. — А сегодня с утра встал, а глаз совсем не видит. Теперь уже милости от природы ждать не приходится, пошёл вот к вам, надеюсь, что поможете.

М-да. Офтальмология не мой конёк. А что делать? Сказать старику, чтобы шёл искать офтальмолога? Их тут в принципе не существует, все лечат всё. Ну или почти всё. Значит и мне сейчас надо собраться с мыслями о определиться, что с ним делать. Для начала просканируем глаз, слава Богу хоть строение я знаю. В крайнем случае не зазорно будет позвать отца, у него наверняка есть подобный опыт.

— Сейчас разберёмся с вашей проблемой, — уверенно сказал я. Для пациента нет ничего страшнее, чем сомневающийся или неуверенный доктор. — Ложитесь пожалуйста на стол, вот перед вами ступенечка.

Приложив ладонь к лицу мужчины так, чтобы центр был напротив глаза, я начал осторожно сканировать. Теперь мне стало понятно, почему глаз перестал видеть. Кошачий коготь умудрился добраться до стекловидного тела и в полость глаза немного подкравливало из маленького сосудика. Эритроциты и другие форменные элементы крови замутнили стекловидное тело и глаз соответственно перестал видеть.

Значит передо мной стоит три цели: остановить кровотечение, заживить рану, сделать стекловидное тело снова прозрачным. Начнём с начала. Маленький сосудик, а до сих пор не может угомониться, вредина. На то, чтобы он успокоился, ушло несколько секунд. Рана на глазном яблоке тоже небольшая, меньше минуты и её нет. А вот третья задача оказалась самой сложной и непривычной. Мне нужно было не только убрать из стекловидного тела клетки крови, но и умудриться избежать денатурации белков самого стекловидного тела, иначе все мои усилия окажутся напрасными, зрение уже будет не восстановить.

Я максимально сосредоточился, пытаясь увидеть каждую лишнюю клеточку в прозрачном изначально веществе. Чтобы не сделать ни одного лишнего телодвижения, я буквально вжался в край стола, зафиксировал локоть и запястье, Свете сказал зафиксировать по возможности голову пациента, последнему сказал дышать ровно и спокойно, не шевелить даже мизинцем на ноге.

Сколько у меня ушло времени, пока я понял, что в стекловидном теле нет ничего лишнего и оно снова стало прозрачным, я не знаю, но от манипуляционного стола отходил, обливаясь потом. Что ты там, Саша, говоришь? Онкология сложная штука? Ага, щас-с-с! Тут всё оказалось гораздо сложнее, хотя, казалось бы, что тут такого? Боюсь это ещё не последнее моё открытие по уровню сложности, наверняка рано или поздно ещё что-нибудь всплывёт.

— Как вы себя чувствуете? — спросил я у пациента до того, как давать команду шевелиться или открывать глаза.

— В общем? Неплохо, — ответил он. — Глаз немножко ноет, совсем капельку, а в остальном порядок.

— Хорошо, — кивнул я. — Свет, погаси лампы. Теперь вы осторожно открываете глаза.

Мужчина дождался моей команды и медленно открыл глаза. Посмотрел по сторонам, поморгал. В кабинете в девятом часу утра ещё были сумерки, но окружающие предметы было неплохо видно.

— Глаз видит, господин лекарь, — сказал он, довольно улыбаясь. — Это же отлично! Спасибо вам большое! Я уже начал переживать, что это теперь навсегда.

— Вы сейчас глаза пока закройте, мы включим свет и тогда медленно и осторожно снова откроете, — сказал я. Слышал такое, что если глаз какое-то время не видел, то свет туда пускать надо с осторожностью. В идеале надеть солнцезащитные очки, но их у нас нет в наличии, не сезон. — Если в глазу возникнет резь, боль или дискомфорт, сразу закрывайте и скажите мне.