«Добро пожаловать в храм науки, босс, — голограмма Алисы материализовалась на стуле напротив. Она с любопытством огляделась. — Место, где мечты умирают, а кофеин становится основной валютой. Атмосфера располагает к интеллектуальному самоубийству. Или к глубокому, летаргическому сну. Выбирай».

— Выбираю третий вариант, — прошептал я. — Чудо.

— Чудеса — это хорошо замаскированные алгоритмы, — фыркнула Алиса. — А у нас сейчас нет времени на их написание. Так что придется по старинке. Мозговым штурмом. Я загрузила все, что нашла на Шварца. Лекции, статьи, даже его переписку на форуме любителей кактусов двадцатилетней давности. Оказывается, он считает, что сорт «Гимнокалициум Михановича» переоценен. Монстр, а не человек.

Она развернула передо мной голографический экран. На него хлынул поток текста. Формулы, диаграммы, параграфы, написанные таким сухим и заумным языком, что от него, казалось, трескались зубы.

— Начинаем операцию «Интеллектуальная клизма». Я буду закачивать данные прямо тебе на сетчатку. Твоя задача — не сломаться и попытаться что-то запомнить. Приготовься. Сейчас будет больно.

И началось. Мир сузился до мерцающих символов и бесконечных абзацев. «Постулаты Канта в контексте самообучающихся нейросетей», «Экзистенциальный кризис ИИ как этическая дилемма создателя», «Парадокс автономного боевого дрона: виновен ли тостер, если он поджарил не тот хлеб?». Мой мозг, привыкший к анализу боевых ситуаций и траекторий полета плазменных зарядов, сейчас скрипел, как несмазанная телега. Он отчаянно пытался переварить эту тонну философской макулатуры.

Я читал. Запоминал. Анализировал. Наноботы лениво помогали. Они ускоряли синаптические связи, улучшали память. Информация не просто запоминалась. Она впечатывалась в мозг, как на жесткий диск.

Прошло несколько часов. Кофе из автомата казался божественным нектаром. Глаза горели от напряжения.

— Перерыв, — скомандовал я, откидываясь на спинку стула и потирая виски. — Алиса, сводка. Что там в большом и страшном мире, пока мы тут пытаемся понять, есть ли душа у кофеварки?

Алиса свернула учебники. Ее лицо стало серьезным.

— Расклад, мягко говоря, паршивый, босс. На шахматной доске сейчас несколько очень крупных фигур. И все они хотят съесть одну маленькую, но очень наглую пешку. Тебя.

Она начала выводить на экран схемы и портреты.

— Фигура первая: княгиня Изабелла Вольская, она же Серебряная Лиса. Наш нынешний «покровитель» и тюремщик в одном лице. Она получила образцы твоей крови. Она знает про наноботов. Сейчас она думает, что держит бога за бороду. Но она умна. Она не будет действовать в открытую. Будет давить, шантажировать, пытаться сделать тебя своей марионеткой. Цель — Глубокое Хранилище.

Она щелкнула пальцами. Появилось новое досье.

— Фигура вторая: Аргента. Настоящая личность неизвестно. Скорей всего именно она перехватила вторую капсулу. Теперь у нее есть свой ключ. И она, возможно, знает, кто ты. В отличие от Вольской, она не будет играть в тонкие игры. Она — хищник. И она будет охотиться. Цель — ты. И Глубокое Хранилище.

Третья картинка. На ней — разбитая маска Черного Волка.

— Фигура третья: граф Страхов, глава комитета по древним артефактам. Пока залег на дно, но после событий в Золотом Драконе скорей всего разойдется не на шутку. Если он обнаружит хоть малейшую наводку на тебя — жди беды.

Она вздохнула, и на экране появилась последняя, самая размытая фотография. Фигура Стрелка в тени.

— И, наконец, вишенка на этом торте из проблем. Таинственные заказчики Стрелка. Мы не знаем, кто они. Скорей всего это наша троица Одаренных s-класса, но это не точно… Мы не знаем, чего они хотят. Мы знаем только, что они убрали Германа и Шена. И что теперь, по словам самого Стрелка, мы у них следующие в списке. Цель — неизвестна. Но что-то мне подсказывает, что это не приглашение на чай.

Алиса развела руками. Голографические схемы повисли в воздухе, как дамоклов меч.

— Итог: мы в центре паутины. Каждый из этих пауков считает, что мы — их личная муха. Рано или поздно они перестанут ждать. И начнут действовать. Нас раскроют, Сеня. Это лишь вопрос времени. Дни, недели, может, месяцы. Но они докопаются. И тогда…

— И тогда нам конец, — закончил я за нее. Я смотрел на эту схему, на переплетение угроз, и чувствовал, как стены сжимаются. Прятаться было бесполезно. Бежать — некуда.

— Что ж, — я усмехнулся. Улыбка получилась кривой и злой. — Раз уж финал предрешен, нужно хотя бы сделать его интересным.

Я снова повернулся к учебникам. Но теперь я читал их иначе. Я искал не ответы на билеты. Я искал ответы на свои вопросы.

Кибернетическая этика… Дилемма вагонетки. Убить одного, чтобы спасти пятерых? Я три дня назад стоял перед выбором: пожертвовать собой или подставить под удар близких. И я выбрал.

Этический кодекс ИИ… Три закона робототехники. Не причинять вред человеку. Я посмотрел на Алису. Она взломала сотни систем, косвенно стала причиной нескольких смертей. И все — чтобы защитить меня. Я вспомнил Юки. Ее боевой протокол требовал убивать, а поведенческая матрица — защищать. И она выбрала.

Ответственность корпораций. Вольская, Строгановы, Волковы. Они считали себя богами. Они играли жизнями людей, как фишками в казино. Для них этика была лишь инструментом, который можно использовать или проигнорировать.

Стоит ли соблюдать этику и благородство в отношении тех, кто на благородство и честь плевать хотел?

Сухие, скучные теории профессора Шварца вдруг ожили. Они наполнились кровью, болью и реальным смыслом. Это был не просто предмет. Это был учебник по выживанию в мире, где мораль стала разменной монетой.

Я больше не зубрил. Я впитывал. Я видел закономерности, я строил модели. Мой мозг, разогнанный наноботами, превратился в суперкомпьютер, который анализировал не только текст, но и подтекст. Страшно даже представить, что будет, когда я еще и мегамозг-лайт подрублю…

Я понял, о чем на самом деле писал Шварц в своих работах. Он писал не об абстрактных роботах и корпорациях. Он писал о власти. О ее природе. О том, как она развращает. И о том, что единственный способ противостоять ей — это иметь свою, более сильную, этическую систему. Свой собственный кодекс.

— Алиса, — тихо позвал я.

— Да, босс? — она оторвалась от изучения диаграммы, показывающей уровень моей безнадежности.

— Если мы не можем спрятаться, значит, нужно стать сильнее. Настолько сильными, чтобы они боялись нас тронуть.

— Логично, — кивнула она. — Наноботы — это хорошо. Но, как я уже говорила, они пока нестабильны. Нам нужен… апгрейд. Серьезный апгрейд. Но без Морозовой и ее лаборатории это будет трудновато…

— Глубокое Хранилище, — произнес я. Это название больше не казалось чем-то абстрактным. Теперь это была цель. Единственная цель, которая имела значение. — Вольская, Аргента, граф Страхов… все они ищут его. Они думают, что это даст им власть над миром.

— И они, скорее всего, правы, — согласилась Алиса. — Тот, кто доберется до Хранилища первым, получит джекпот. Остальные останутся ни с чем. Или станут его рабами.

— Значит, мы должны быть первыми, — я посмотрел ей прямо в глаза. Ее цифровые зрачки расширились. — Мы не будем ждать, пока они придут за нами. Мы сами придем за призом. Мы перевернем доску. Из дичи мы превратимся в охотников.

В воздухе повисла напряженная тишина. Решение было принято. Безумное, самоубийственное, но единственно верное.

— Отличный план, босс, — после долгой паузы произнесла Алиса. В ее голосе слышался азарт. — Просто голливудский сценарий. Есть только один ма-а-а-аленький, незначительный нюанс.

— Какой? — я был готов ко всему.

Она невинно развела руками.

— А как мы его найдем?

Я моргнул.

— В смысле?

— В прямом, — она пожала плечами. — У меня нет никаких данных о Глубоком Хранилище. Никаких. В сети — ноль информации. Ты говорил, что Ярослав упоминал его во сне… но не сказал, где оно. Вольская знает, что оно существует, но, похоже, тоже не знает, где искать. Иначе бы она уже была там, а не нянчилась с тобой. Это тайна Первой Эпохи. Секрет, который охраняется лучше, чем рецепт кока-колы. Мы ищем черный ящик в темной комнате, которой, возможно, вообще не существует. У нас нет ни зацепок, ни координат, ни паролей. У нас есть только твое наглое желание и мой безупречный искусственный интеллект. И, если честно, первого у нас сейчас гораздо больше, чем второго.