«А нелегальные способы?»

— Ну… есть подпольные бои. Но после сегодняшнего я понимаю, что моя сила — это не только преимущество. С хрупкими костями я рискую сломать руку о первого же серьёзного противника. А потом вместо денег получу счет из больницы.

«Что-то ещё?»

— Можно создать какое-нибудь алхимическое зелье и продавать его. Но ингредиенты скорей всего тоже влетят в копеечку… Хотя, постой… — я вспомнил торговца овощами. — Не уверен, что это сработает, но можно заставить морковку петь арии из опер и устроить первый в мире овощной концертный тур! Билеты от трёхсот кредитов!

«Ты шутишь, но в этом что-то есть,» — задумчиво протянула Алиса. — «Только вместо овощей используй что-нибудь с лучшими вокальными данными. Например, грибы. У них богатые внутренние полости для резонанса.»

— Ты сейчас реально предлагаешь мне создать поющие грибы?

«Поющие, танцующие — кто знает, на что они способны с правильной стимуляцией! Грибной мюзикл — это свежо!»

— В общем, надо хорошенько все продумать и просчитать… И желательно не оказаться в психушке или на нарах.

Трамвай остановился в районе, где жили преподаватели академии. Солидные особняки викторианского стиля соседствовали со странными, подчас нелепыми архитектурными экспериментами магов-энтузиастов. Вот слева — идеальный дом с колоннами и лепниной. А справа — здание, подозрительно смахивающее на гигантскую сову, причём окна-глаза этой конструкции следили за прохожими.

Я сошёл с трамвая и направился к одному из самых необычных строений — дому профессора Соколова. Снаружи он выглядел как обычный двухэтажный особняк, но если присмотреться, можно было заметить, что кирпичи в стенах иногда… меняли положение. Дом жил своей жизнью, постоянно перестраиваясь изнутри.

Однажды Соколов рассказывал, что после особо бурных разногласий с супругой проснулся в комнате без дверей. Дом всегда принимал сторону хозяйки в семейных спорах.

— Знаешь, я никогда не рассказывал, но Соколов — он в каком-то смысле как второй отец для меня, — негромко произнёс я, подходя к дому. — Если бы не он, я бы никогда не попал в академию.

«Правда?» — заинтересовалась Алиса.

— Ага. Я встретил его три года назад, когда подрабатывал курьером по доставке реактивов и алхимических ингредиентов. Однажды он заказал какое-то редкое растение из Восточных пустошей, а я взял и начал с ним спорить о правильном способе его хранения.

«Спорил с профессором? Звучит как самоубийство. С таким же успехом можно спорить с гравитацией о направлении падения.»

— Так и было, — я усмехнулся, вспоминая. — Он сначала разозлился, потом заинтересовался. Начал задавать вопросы. Оказалось, я был прав — растение действительно нужно хранить в солевом растворе, а не в спирту, как профессор планировал. Он был впечатлён тем, что какой-то пацан из Нижних кварталов разбирается в стабилизации магических растений.

Я поднялся по ступенькам к двери дома.

— После этого он иногда давал мне подработку. Помочь в лаборатории, найти редкие ингредиенты. Ну и с переводом в Академию немного поспособствовал… А потом стал отправлять меня в руины за городом — искать артефакты и остатки технологий прошлых эпох.

«Те самые руины, где ты нашёл меня?»

— Именно. Говорят, раньше там был огромный город Второй Эпохи. После Катастрофы остались по большей части только подземные уровни и фундаменты. Большую часть ценностей давно выгребли… Но там до сих пор можно найти много чего интересного, если знать, где копать.

Я негромко постучал в дверь, которая тут же сама открылась, словно узнав меня.

— У Соколова есть личная подвальная лаборатория, — продолжил я, входя в просторный холл. — Небольшая, но оснащённая. Там есть абсолютно всё для исследований. И огромная коллекция чучел странных зверей, которых он лично подстрелил во время своих охотничьих вылазок.

«А характер у него каков?» — полюбопытствовала Алиса.

— Временами сложный, — признал я. — Он ЧСВ. Если ухватится за новую идею, будет воплощать ее с маниакальным упорством. Даже если его за руки будут держать десять человек.

— Увлеченная натура.

— Может быть резким, вспыльчивым. Однажды он неделю не разговаривал со мной, потому что я перепутал два практически идентичных порошка. Но в целом он хороший мужик. Справедливый. И очень ценит тех, кто действительно интересуется наукой. Помимо науки охотой увлекается, пару раз меня с собой брал…

«Охотой? Необычно для профессора…»

— Говорит, что нужно иногда давать мозгам отдохнуть и переключиться… Вот он и переключается, стреляя по движущимся мишеням. У всех свои способы релаксации.

Стены холла были увешаны странными картинами, которые менялись в зависимости от угла зрения. Из глубины дома доносились приглушённые звуки — шипение, бульканье и странное постукивание.

Из соседней комнаты выпорхнула Агата Михайловна — жена Соколова. Невысокая, округлая женщина с неизменной сединой в причёске и глазами, излучающими такое количество тепла, что могли бы заменить отопление в зимнюю стужу.

— Сенечка! — всплеснула она руками, словно увидела не студента-алхимика, а минимум потерянного внука. — Заходи, золотце! Кушать хочешь? У меня пирожки с капустой — только из печи!

— Здравствуйте, Агата Михайловна, — я улыбнулся, вдыхая умопомрачительный запах свежей выпечки. — Спасибо, но профессор просил…

— Ох, знаю-знаю, — она махнула рукой, не слушая моих возражений. — Мой Совёнок весь на нервах с самого обеда! Примчался домой как ошпаренный, даже обедать не стал. Бормотал что-то про эту свою сингулярность и прорывы какие-то… неужели опять пиджак порвал и мне не сказал?

«Совёнок?» — мысленно фыркнула Алиса. — «Серьёзно? Грозный профессор Соколов — Совёнок? Почему не Соколёнок? Где логика?»

«Тихо ты,» — одёрнул я её.

— Он тебя в подвале ждёт, — продолжала Агата Михайловна, ловко протягивая мне несколько пирожков, завернутых в салфетку. — С самого возвращения оттуда не выходил. Грохотал чем-то, бедняжка, так увлёкся. Даже к ужину не поднялся! А я ведь его любимый борщ сварила.

Она вложила свёрток с пирожками мне в руки:

— Так что захвати ему перекусить, родной. А то у меня сердце не на месте — целый день голодный сидит. Мужчины… так увлекаются своими фантазиями, что даже покушать забывают!

— Конечно, передам, — я кивнул, зная, что спорить бесполезно. — Спасибо большое.

— Иди-иди, — она подтолкнула меня к неприметной двери в конце коридора. — Только будь осторожен на лестнице. Совсем забыла — у нас лампочка перегорела. Савелюшка всё обещает починить, да всё руки не доходят — то формулы, то эксперименты.

«Савелюшка!» — Алиса беззвучно захихикала. — «Бесценно! Дождаться бы момента и как-нибудь так обратиться к нему! Великий ученый Савелюшка Соколов представляет: новая теория магического термояда!»

«Только попробуй,» — мысленно пригрозил я, направляясь к лестнице в подвал.

Открыв дверь, я обнаружил за ней абсолютную темень. Агата Михайловна не преувеличивала насчёт перегоревшей лампочки — видимо, вышла из строя вся проводка. Обычно лаборатория Соколова сияла, как новогодняя ёлка, от многочисленных приборов и индикаторов.

— Профессор? — позвал я, осторожно нащупывая первую ступеньку. — Я пришёл. Это Ветров. Принёс вам пирожки от Агаты Михайловны!

Тишина. Только где-то внизу слышалось едва уловимое гудение какого-то прибора и будто бы тихое бормотание.

«Что-то здесь не так,» — напряжённо произнесла Алиса. — «Мои сканирующие функции… они не работают! Что-то подавляет сигнал.»

— Как это — не работают? — шёпотом спросил я, медленно спускаясь вниз, держась за стену.

«Не знаю, но мне это очень не нравится,» — в её голосе сквозило беспокойство. — «Такое ощущение, будто меня пытаются заглушить. И это не просто помехи — это направленное подавление!»

Я замер посреди лестницы, ощущая, как по спине пробежал холодок. То ли от тревоги, то ли от сквозняка из подвала.