Сегодня от обеда не уйдешь… Поблизости было полно ресторанов, заехали в тот, что приглянулся Еве по названию. Она придирчиво листала меню, поправляла то прическу, то салфетку на столе, и жаловалась на судьбу, периодически повторяясь и сбиваясь на вопросы о том, вкусно ли «вот это». Все бы ничего, да раздел был с десертами.

– Тебе прям не угодишь, – Ева перелистнула очередную страницу с тортами. – На чем я остановилась? А, точно. Паршивец, по недоразумению называемый моим мужем как выдаст мне – никуда ты за ним не поедешь. Не пущу. Я говорю – поеду, первым же рейсом, и верну сына домой, где ему быть полагается. А он – нет, не смей позорить парня, пусть поступает, как решил. Представляешь?! Я позорю! Я! Этот обалдуй бросает учебу, пропадает, оставив записку дурацкую. Ни слуху, ни духу. А виновата я! Так и сказал – замордовала ребенка, отстань.

Впервые за двадцать пять лет брака ей возразил. Прогресс.

– Такого наслушалась… – Она опустила влажные глаза. – Что нечего в жизнь сына лезть, он вырос. Ага, взрослый нашелся… Ума палата! А как же моя жизнь? Которую я ему посвятила?! И кого в итоге воспитала? А этот… этот… с позволения сказать, его отец, знаешь, что заявил? «Тебе дома скучно – найди хобби или работу». Хам! Ну раз не нужна я им… Собрала вещи и…

Ева в сердцах захлопнула меню, подняла на меня взволнованный взгляд и дрогнувшим голосом закончила:

– Надо развеяться, успокоиться.

– Надо, – согласился я.

– Перед друзьями и знакомыми стыдно… Все уже знают. Ты слышал эту его, прости господи, музыку? Жуть и кошмар!

– Слышал. Оно весьма креативно… по части метафор.

Она фыркнула и вновь уткнулась в меню. Оторвалась от него, лишь когда подошел официант. С французским языком у нее было примерно так же как у него с чешским – никак. Спас английский и глянцевые картинки. Странная с ее приездом ситуация. Склонность придумывать драмы никогда не давала Еве жить спокойно, и от мужа она порывалась уйти в среднем раз в год. Допустим, решила отдохнуть. Рванула бы на курорт. Почему ко мне?

В ожидании заказа салфетка трижды перекочевала со стола ей на колени и обратно, с многократно облизанных губ стерлась вся помада.

– А помнишь, – Ева сложила руки перед собой, – ты папин альбом в старом хламе находил? Давно… Увез вроде. Он у тебя остался?

Это многое проясняет.

– А зачем тебе?

– Захотелось найти, – пожала она плечами. – Приступ ностальгии! Так остался?

Кто не задает честных вопросов, тот не получает конкретных ответов.

– Где-то в доме лежит.

– Я поищу? – оживилась Ева. – Все равно у тебя остановиться собиралась…

– Поищи, – разрешил я. Развлечение ей будет недели на две. – Только я там не живу.

Она растерянно моргнула.

– А где? Или с кем-то?…

– Еду несут.

Явление официанта с подносом не сделало ее мир лучше. Ева уныло ковыряла суфле в тарелке, размазывая его по дну. Я за это время успел и доесть, и оплатить счет, и ответить на пару рабочих писем.

– Ладно, – она, наконец, отложила вилку. – Какие у тебя планы? Да-да, помню… Не знаешь, где окажешься завтра. Но мне-то как быть?

– Оставайся на сколько угодно. Ключи от дома отдам. Делай там, что хочешь. Но домработницу не трогай. Пусть приходит, когда ей удобно, и убирает, как привыкла.

– Приходит, пока нет никого? Ничего себе! У нее и ключи есть? Как можно? Вдруг она лезет, куда не следует… Надо проследить.

– Если уволится, будешь сама убирать.

Ева вспыхнула, задетая ее локтем салфетка спикировала со стола на пол.

– Вот всегда ты со мной так разговариваешь… Будто я тебе не сестра, а неизвестно кто. Да… Это моя вина, знаю. Что мы не близки. Нельзя было тогда соглашаться…

Конечно. И что бы она делала в восемнадцать лет, одна, с маленьким братом, которому к тому же поставили безнадежный диагноз? Отдала, и отдала. Ланс умеет быть убедительным.

– У тебя не было выбора.

– Почему все так вышло?… – Ева дергано отодвинула тарелку. – Если бы не она…

По официальной версии случившегося.

– До сих пор понять не могу – с чего? – Взгляд из-под кудрявой челки стал злее. – Говорили же папе все – не женись на этой русской вертихвостке. Что ей в голову стукнуло? Будь я в тот вечер дома… Смогла бы что-нибудь сделать?…

– Ева, – я поднялся из-за стола. – Лучшее, что ты можешь сделать. Это не говорить об этом.

Не зря советуют есть молча.

Она догнала меня у машины. Села на заднее сидение, не обронив ни слова. Всю дорогу рассматривала то свой маникюр, то улицы за окном. Салон пропитывался терпкими духами, которые уверенно выигрывали битву с кондиционером и освежителем воздуха. Евы в дозировках не существует, ее мгновенно становится слишком много. Телефон выдал десяток сообщений о непрочитанных письмах, по радио передали о приближающемся похолодании – единственное полезное из всей сводки новостей. Озеро за городом привычно слилось с небом. Чуть не пропустил поворот к дому.

За воротами стоял старый Фольксваген. Приоткрытая дверца, груда деревянных ящиков на заднем сидении. И никого. Интересно… Ева резво выскочила наружу, нарезала по лужайке сердитый круг.

– Зачем твоей домработнице ящики? – подозрительно прищурилась.

– Незачем.

– Вот, – Ева указала на дверцу и торжествующе подняла палец вверх, – что бывает, когда раздаешь ключи кому попало.

– Иди в дом, – я протянул ей связку.

– Ну нет, – буркнула она, но ключи сцапала. – Чтоб она там меня ящиком стукнула? Вызывай полицию, сдадим с поличным!

– Успокойся. Это машина подруги Елены.

Ева поджала губы и направилась к крыльцу, а я – за дом. Разросшиеся ветки деревьев нависали над площадкой для барбекю, сбоку вилял спуск к озеру. Она была в саду. Копошилась в облетевшем кусте роз, хрипло напевая что-то себе под нос. Прижатые наушниками коротко остриженные волосы, бесформенный джинсовый комбинезон, армейские ботинки и прочий унисекс. Тогда, в университетской библиотеке, долго сомневался друг это или подруга. Пока имя на читательском билете не подсмотрел.

Я обошел залежи садовых приблуд, немного постоял за ее спиной и громко сказал:

– Здравствуй, Леда.

Она дернулась, сбив ведро под ногами.

– Твою ж… – Наушники слетели на шею, к вытертому в спешке лбу прилип пожелтевший лист. – Что ты тут делаешь?

– Вообще-то, это мой дом.

– Вообще-то, мог хотя бы покашлять! – Леда подняла ведро и кивнула на моток белой ткани под кустом. – Приехала накрыть розы. Холода обещают.

Не удивлюсь, если ездит к ним весь год. Доступ к воротам у нее есть давно, с тех пор как они с Еленой ударились в садоводство. Над этими розами особенно тряслись. Какой-то редкий сорт. Хотя с виду розы как розы.

– Забирала бы их себе.

– Пробовала. – Она безнадежно махнула рукой. – Не приживаются. Я и так, и эдак… Ни в какую. А что, я кому-то мешаю? Домработница на мое присутствие не жаловалась!

Узнаю этот гибрид танка с катком. Зато не было страшно никуда Елену с ней отпускать.

– Развлекайся. Но учти, приехала моя сестра.

– А, Ева… – Леда многозначительно закатила глаза. – Наслышана.

Да наверняка. С Еленой они близко общались. Столько часов наедине провели, ковыряясь в саду, можно было все на свете обсудить. Включая…

– Ты слышала про мальчика по имени Адам? – спросил я, очень надеясь на положительный ответ.

– Адам… – она задумчиво оттянула палец резиновой перчатки. – У которого брат-изверг и мать-скандалистка?

– Тот самый. Снова в фонде нарисовался, а о прошлом разе известно мало. Елена рассказывала что-нибудь?

– Рвала и метала. Привязалась к мальчику, помочь хотела. А маманя его оказалась за старшего сына горой, и ваша стерва из правления удружила. Запретила в это дело лезть. Елену чуть ли не дурой некомпетентной выставила, но она сказала, что плевать ей на запреты. Адама все равно не бросит, и по-другому разберется.

– И как, разобралась?

– Наверное. Больше о нем не упоминала. Остального не знаю.