– Ты не достоин даже пота тех, кто отдал жизни за мир, – обронил Меченый и стиснул скулы. – Их разногласия не помешали им сплотиться ради общей цели. Ты же отрёк этот путь. И достоин лишь смерти.

Меч словно сам рубанул наискось, прекращая дальнейшие диспуты. Тот, кто всю жизнь просидел в песках, обретая, как он полагал, внеземную мудрость, никогда бы не смог понять того, кто прошагал на своих двоих весь мир, видел мир, общался с другими путниками, и побывал там, где никто из них никогда не бывал.

Он видел больше. Он имел право судить в сравнении и сопоставлении.

– Вы все слишком любите признаваться в собственном бессилии, хотя порой достаточно лишь протянуть руку помощи, – обронил Меченый уже обезглавленному телу.

То понимало в реалиях мира примерно столько же, сколько и живой Лич, замкнутый лишь на собственный внутренний мир. Величайшая степень эгоизма.

– Протянуть руку кому-то достойнее тебя. Что могло быть проще? Это ведь ты должен был там, на Луне, забрать шестое крыло серафима. Но ты обрёк мир на гибель ещё ранее своим бездействием. Все течёт? Все меняется? Да никогда! Мы меняем! МЫ!!! И опоздай я ещё хоть на минуты, ты бы в числе прочих узнал сейчас, что значит пришествие Апокалипсиса с Луны.

Обезглавленное тело не ответило. Как и голова. Но Чернославу не нужны были его ответы.

Он выговаривался:

– И шестой части сильнейшего из Единицы достаточно было, чтобы мир был уничтожен. Ожидая пришествия Антихристов, вы сами взращиваете подобных! Своей слепотой выращиваете и ожиданием, что кто-то другой сделает за вас вашу работу. Провидение, боги, духи, Творец, кто угодно, но только не вы.

С последними словами Чернослав повернулся и зашагал прочь по пустыне, не чувствуя её обжигающих поцелуев. Пустыня в душе гораздо большего размера, и её раскалённый жар плавил страшнее любого пекла.

Разочаровавшись в любви, тысячи лет он ждал рождения брата, пытаясь хоть тогда ощутить ту мифическую привязанность, что никогда не испытывал к родителям. Но ничего из этого не вышло. Брат разочаровал так же, как и родители.

Должны были появиться незримые нити, что обязательно должны били связать их со Скорпионом, но едва-едва те начали формироваться, как брат успел отстроить то, на что у самого Меченого уходили века раздумий и тысячи лет практики.

Скорпион познал преданную любовь, верную дружбу, наследил в парадной родного мира, отметился и в мире ином, побывал и в «раю», и в «аду» и красиво ушёл в бою, сгорев в небе звездой, как должны все герои. И это за двадцать три года! Срок, который меньше, чем ничто. Отрезок, который несоизмеримо мал по сравнению с его жизнью в тринадцать тысяч лет.

Чернослав шагнул к тому месту, где не более, чем пол часа назад ещё находился купол Отшельника Рыси.

Следовало проверить последнюю зацепку.

Трое молодых женщин сидели на широких лавочках в окружении детворы, греясь на первом тёплом весеннем солнышке.

Довольный смех, говор и детские вскрики сопровождал берегинь. Жена Рыся меж тем вновь была беременна и как ощутил Меч, носила под сердцем двойню.

– Счастье в неведенье, – прошептал себе под нос Чернослав и накинул личину непрогляда, став невидимым и неслышимым для посторонних глаз и ушей. – Не скоро вы ещё узнаете, что растить вам детей без отцов.

Не смог он отказать себе в удовольствии в первый и в последний раз взглянуть на племянника. Приблизившись к компании, он наложил на всех присутствующих состояние ступора. Дети замолчали, девушки уставились в пространство прямо перед собой. А Ёруш, до того беспрерывно бегающий вокруг лавочки, встал ровно, слегка покачиваясь на мысках. Он видел и не видел одновременно странного дядю в чёрном. Но никак не мог придумать, что с этим делать.

Чернослав отложил на край скамейки меч и осторожно взял ребёнка из рук Владлены, приблизил к лицу. Взор малыша был ясным. Он смотрел не мигая, прямо в чёрные глаза дяди.

Не похоже на то, что на Боремира вообще действовал наведённый ступор.

– Привет, – выдавил из себя Меченый, ощущая всю глупость простого слова для младенца.

Ребёнок продолжал смотреть не мигая. Ни звука в ответ. Взгляд сосредоточен в одну точку – смотрит на переносицу, чуть выше.

– Странно. Ты первый ребёнок, который не кричит в моём присутствии, – признался Меч. – Может из тебя что и выйдет, если я вернусь с верхних этажей и сам займусь твоим воспитанием?

Снова тишина в ответ.

Взгляд ребёнка странно настораживал. Почти пугал, как неестественный для новорожденного. Чернослав даже поймал себя на мысли, что прислушивается к младенцу, не гугугнет ли тот в ответ.

Или возможно ответ будет на каком-то высшем плане?

Нет, ничего.

Или настолько высшем, что и не расслышать?

– Расти, – словно разрешил дядя в чёрном. – Пока кроме странного взгляда я не ощущаю в тебе ничего особого.

Более младенец не представлял интереса для родного дяди.

Завертела головой Владлена, стараясь скинуть наваждение. Она ясно ощущала опасность для ребёнка. Руки слепо заводили перед собой, в попытке добраться до любимого чада.

– Материнская любовь. Повезло тебе, – хмыкнул Меч и вернул ребёнка в руки матери. – Интересно, Антисистема первой смекнёт, что трое женщин в лесу с детьми остались одни на один с дикой природой или им всё же придётся самим выбираться? Безрадостная перспектива по талому снегу. Не находишь, малыш?

Тишина. Полная. Звенящая. Пугающая. Но взгляд по-прежнему сосредоточен. Не пугливый, не вопрошающий, скорее ожидающий.

Забрав меч, Чернослав щёлкнул пальцем. В тот же момент все присутствующие берегини и дети очнулись от ступора. Но очутились уже в доме Дмитрия и Елены в посёлке Эдем-1. Обществе, которое более пристало для комфортной жизни для рожениц. Будь иначе, Семён не помещал бы туда Леру на поруки матери.

Ох уж эти социальные эксперименты.

Меч повёл плечом и вдруг прыгнул в Иномирье, вспомнив про свой последний лабораторный эксперимент в том мире. Беглого взгляда по поверхности хватило для составления общей картины: каждый его житель после смерти обратился в зомби. Закупоренные магические потоки пропитали тела, и те не желали умирать после ухода души.

Удовлетворённый, Чернослав вернулся на Землю. Сергий закрыл почти все переходы. А о тайном не знает.

Пусть так и останется.

Постояв на кончике пламени факела статуи Свободы, обильно загаженном голубями, Чернослав присмотрелся к небу. Криво усмехнувшись всем людским аналогам свобод, он прикрыл глаза, обрушивая один единственный удар на всю внутреннюю часть антимагического барьера Земли. Досталось и нитями, связывающие его с эгрегором денег.

Давно пора было это сделать. Да всё как-то времени не было. Теперь же времени много. Так как почти всё перестало иметь значение.

В следующий момент барьер, окутывающий землю от магических потоков, рухнул. И мир получил свободный доступ к тому, что раньше называлось магией в исконном значении этого слова, без примесей фокусов и работы с энергетикой, получил во истину полную свободу.

Эгрегор денег скукожился от оглушительной оплеухи, в раз лишившись более половины своих сил. Финансовые биржи рухнули, котировки обнулились. Мировая торговля остановилась. Пали финансовые потоки.

Конечно, не на всегда. Но теперь, если люди вновь не начнут возводить эгрегор денег в культ, он потеряет главенство и на первые роли выйдут иные силы. Может быть, среди них будет и эгрегор той самой таинственной, так и не понятной для Меченого, любви.

Всё зависело теперь от самих людей.

В крупнейших торговых центрах на пустом месте началась паника. Денежные единицы, на которые ровнялись без малого век, обесценились. Всё, что привязывалось к ним, тоже резко стало падать в цене. Волна небывалого кризиса дружно начала бродить по планете.

А меж тем у миллионов людей вдруг начали пробуждаться небывалые доселе способности. Тот час пробуя эти способности в непривычке их контроля и ощущения собственной новой роли сверхчеловека, следом за кризисом по миру пошли гулять тысячи локальных войн.