– Потому что на Восточный завязана вся инфраструктура региона. Да и нам секретность не помешает. Сёма, космодром – это всё-таки космодром, а не музей или зоопарк. То, что тебя охрана знает, не значит, что кому-то ещё создают такие зелёные коридоры от города.
– Батя, давай без лирики, я спешу. Запиши все претензии на бумажку, перепиши в компьютер и кинь на мэйл. Или эсэмэской перешли, если ещё поток видео в мессенджерах не освоил. Прочту позже.
– Куда спешишь? – вздохнул Дмитрий, не ввязываясь в дискуссию.
Сам семь лет спешил, бежал, рвался к финишу и вот… всё равно обогнали. Несмотря на все авралы и порванные жилы.
Больно, до скрипа зубов больно и обидно, что не лучшее – а вот так – кое-как.
– Скорпиона пора вернуть. Срок подошёл, – ответил Семён. – А то ещё гнить начнёт, надо проветривать. Мало ли, какой лишай подхватил. Я ж заботливый.
Дмитрий ощутил, как кольнуло в сердце. Так остро захотелось к домашнему очагу. Тепла, уюта бы. Собраться всей семьёй. Увидеть всех детей, собрать друзей. Какого чёрта поселился жить на космодроме? Ну кому нужны эти звёзды?
«Куда постоянно несусь? Кому это всё нужно?»
Вслух же ответил, натягивая на лицо маску рабочей улыбки:
– О, ну это дело нужное. И что тебе, родительского благословения не хватает?
– Я за «тарелкой», – просто ответил Сёма, словно попросил передать сахарницу за столом.
– За тарелкой?! – встрепенулся родитель.
Сёма имел в виду случайно-нарочно угнанный пять лет назад со сверхсекретной американской базы летательный аппарат, который и доставил его вовремя в Нью-Йорк. А после событий в пентхаусе одного из небоскрёбов, когда все сильные мира сего исчезли с поля зрения вместе с братом, этот же аппарат доставил его обратно в Россию.
Перед скитаниями по пустыне Сёма пригнал тарелку Дмитрию на космодром. Для изучения и на благо прогресса. Но видимо хозяева тарелки хотели вернуть свой аппарат. И почти год вокруг космодрома происходило столько событий классифицирующихся как «явления НЛО», что Антисистеме пришлось расширять космодром и зарываться глубоко под землю. Там и происходило изучение летательного объекта без постороннего влияния. И двигатели нового создаваемого корабля были сконструированы с Их технологий.
Кого «их», структура так и не разобралась. Только Даниил Харламов на Совете упрямо твердил о трёх расах гуманоидов, но ничего толком объяснить не мог, как и своё пребывание на Луне. Конечно, Дмитрий верил его рассказам о путешествиях по пыльной поверхности, ведь собственная семья не раз сбивала скептический настрой напрочь, но подтвердить слова одного из Совета не представлялось возможным. Потому эту тему разговора не развивали, постепенно привыкнув к НЛО над космодромом, как к солнцу и луне.
– Да. За тарелкой. В тайге всё пригодится.
– Ты понятия не имеешь, какую ценность для науки она имеет, – начал осторожно Дмитрий.
Сёма сделал просящие глаза, как щенок у стола хозяина за лакомый кусочек.
– Я же верну. Туда и обратно. Честно. Вы же не сильно её порезали? Запчасти на месте?
– На месте. Её невозможно порезать. По крайней мере, нашими методами. Сварка не берёт. Едва внутрь забрались. И то лишь два раза. «Дверь» открывается только под воздействием сильнейших электромагнитных полей. А это весьма энергозатратно. Даже для Космодрома. Знаешь, какой потом счёт пришёл от энергетических систем?
– Я оплачу. Но вы ошибаетесь, она открывается не только под воздействием электромагнитных полей.
– А что ещё может её откупорить? – приподнял бровь Дмитрий Александрович.
– Простой приказ мозга, волевой рапорт-посыл, – улыбнулся Сёма. – Наверное, не всех будет слушаться. Но каждому своё. Можно и магнитами, наверное. Не пробовал. Я не до конца понял принципы управления. Мне волевой посыл приятней и доступней, это вы все тут извращенцы от науки – все традиционные методы используете. А потом ноете, что скорость света – предел, иначе рухнут все базовые представления о развитии Вселенной. А сами решить не можете сколько ей лет. Так что забираю тарелку. Но потом верну, когда вам стыдно уже будет.
– Как ты можешь её брать, если даже не совсем понял, как ей управлять?! –переспросил Космовед, добавив с лёгкой запинкой. – А вдруг разобьёшь…ся?
– И что?
Разволновавшись, Дмитрий даже уронил рюмку. Коньяк и стекло разлетелись-разлились по белому полу.
– Ты был не в себе! – не обратил внимания на потерю отец. – На сильном эмоциональном подъёме. Возможно, это разблокировал некие участки в мозгу, что позволило активировать инопланетные системы. Мозг слабо изучен. Но сейчас то как?
«Рассказать ему о пришельце? Нет, и так весь на нервах», – быстро прикинул Сёма, не решившись открывать свой первый контакт.
– Ты сейчас тоже не в себе немного, но это пройдёт, папа. Хомо обыкновенный ещё долго не сможет управлять чем-то подобным. У человека слишком много блоков в голове, что на эмоциях, что в состоянии аффекта. А я часть снял. Ну, меня ещё в детстве уронили. Потом ещё попинали для порядка. Братик в том числе. Но я вспомню, как управлять, не переживай. Это же как на велосипеде научиться кататься. Даже если… ногу потерял, всё равно помнишь.
– Да зачем она тебе?! Ты прекрасно знаешь, где купол… брата. Может, пешком? А? – без особой надежды на успех предложил Дмитрий.
– Дело в том, что тарелка генерирует поле, опрокидывающее физические законы. Я думаю, это поле поможет мне пробить купол. Ты думаешь я к барьеру на своих двоих не ходил? Как бы не так! Каждый год! Я пытался сам, вручную, но не получилось. А сейчас надо, отец, надо. Время такое, что всё нужно. И сразу. И желательно побольше.
Космовед прищурился, не столько вслушиваясь в болтовню блондина, сколько в общий смысл. Элементы доходили. Но не сразу.
– То есть ты знал о поле и нам ничего… а мы тут года потратили!
«Если вам всё рассказывать – поседеете. Я же берегу тебя, отец. Зачем тебе знать, что находится на другой стороне Луны?».
– Вы смогли её хотя бы «завести»? – переспросил Сёма, пропустив упрек мимо ушей.
Дмитрий опустил голову, словно провинившийся ученик, тихо ответил:
– Нет.
– Вот. Так что учиться вам ещё и учиться, – тоном директора, отчитывающего ученика, добавил блондин и снисходительно вздохнул. – Пап, скоро верну. Где она? В катакомбах?
Блеск в глазах голубоглазого сына так просто не возникал. А когда возникал, Сёма по обыкновению начинал чудить. И эти причуды странным образом открывали перед ним некие новые возможности, разобраться в которых не представлялось возможным всему научному отделу Антисистемы.
Чаще просто принимали как есть.
– Я… покажу, – смирился Космовед с потерей самого важного экспоната своей научной выставки.
Быстро побрели по помещениям, свернув к лифту. Кабина доставила под землю. Автоматизированная охрана проверила и перепроверила. У последней двери, не до конца доверяя автоматике, дежурили двое охранников.
Дмитрий перекинулся с ними парой слов, и дверь распахнулась. Зажегся свет по всему периметру обширного помещения. Она стояла посреди просторного зала. Старая Семина знакомая. Вокруг тарелки за последние несколько лет только сегодня не суетились люди в халатах, ставя бесконечные опыты, тестируя, измеряя, проверяя и перепроверяя, едва ли ни пробуя гладкую поверхность на вкус. Серебристый сплав чуть заметно блестел. Он не отражал света ламп, скорее излучал свой, но слишком слабый, едва заметный.
– Ладно, лети, – вздохнул Дмитрий, смирившись с возвращением хозяина машинки. – Запустишь, и я вскрою потолок.
«Надо будет придумать какую-нибудь альтернативу асфальту над головой, если он будет летать на ней больше чем раз», – додумал Дмитрий Александрович про себя.
– Я быстро, пап. Туда и обратно. Моргнуть не успеешь, – кивнул отцу Сёма и подбежал к летающей тарелке.
Секунд десять блондин просто стоял рядом, видимо пытаясь что-то вспомнить. Дмитрий видел только спину и склонённую голову. Потом рука блондина коснулась металла и… дверь открылась.