Ноги едва переставлялись.

– Месть, ярость. Меня обуяла ярость. Брат! Она убила брата. Убить за брата. Убил. Но убил не совсем. Сердце можно было восстановить и завести. Они могли собрать её. Он мог воскресить её. Я всё испортил. Всё. Я думал, её никто не будет хоронить. Она – убийца. Этот полёт. Дурак. Выкинул. Разбилась вдребезги. Он свою любовь по кусочкам от асфальта всю ночь. Что ощущал брат? Сколько мук я ему принёс? Я не знал, что он воплотиться как феникс. Никто не знал. Я убил, потому что хотел её смерти. Я сам умер, когда перестал ощущать его. Он просто ушёл за грань. Мне так показалось. Никто не может ощутить Собственное Я другого человека. Эта грань, за которую нельзя проникнуть.

Сглотнул, продолжая бормотать, перестав что-то видеть, замечать куда ступает:

– Это не дух, блуждающий по астралу после смерти, это не постепенно развоплотившаяся душа после смерти. Эта связь просто оборвалась. И тут фениксом из пепла. И перед глазами оплавленная секира. И в разбитом окне сотня метров от жизни до смерти. И безжалостная гравитация. Моя ошибка! Моя! Мои руки подтолкнули бренное тело к окну, мои же отпустили в эту пропасть. Моя ошибка. – Он закашлялся. – Почто же те руки не отсохнут? Я больше не человек, раз позволил зверю возобладать над собой. Леопард с радостью взял кровь врага. Вира не остановилась, пробивая кости и впиваясь в средоточие жизни. Ошибка! Моя ошибка!

Сёма свалился лицом в песок. Кожу обожгло. Перевернувшись на спину, всей спиной ощутил, как песчинки облепили мясо.

«Как мог я позволить себе обагрить руки кровью той, которую так долго искал Скорпион? Сколько лет знал я её? Неужели года знакомства растаяли за время этой затянувшейся командировки с поисками? А Даня? Андрей? Неужели убил бы их с той же холодной решимостью, если были на месте захваченной Эмиссаром Валерии? Я опасен. Я не имел права на эту ошибку. Я как самурай, нарушивший кодекс бусидо. Только брат не взял моей жизни. Он вообще ничего не сказал. Я его понимаю. Что он мог сказать? Ничего. Убить за убийство? Нет, он никогда не поднял бы руку на брата. Он не убил бы Марию так глупо, вздумай она убить меня. Скорпион бы не ошибся. Он решил бы ту дилемму. И не позволил взять чувствам верх. Он бы не ошибся! Он не я. Это на моих руках кровь. И я не могу смотреть ему в глаза. Он ушёл в лес, а я не могу просто прийти и попросить прощения. Или вложить нож ему в ладонь и броситься на него. Потому что он отдёрнет руку. Он брат и всё делал для меня. Я тоже старался всё делать для него. Но сам же воткнул в его сердце нож и разделил нас огромным каньоном».

Солнце, одно беспощадное солнце над головой.

«Нет у Леры могилы. Сожжена и развеяна прахом. Тем, что так и не стал Скорпион. И память о ней осталось только во мне и брате. Так будет лучше всем. Знакомые, родня, для всех её никогда не существовало. Меченый умеет чистить память. И образ весёлой, рыжей бестии стоит только перед ним и мной. Каждую ночь. Каждый день. Говорят, время лечит. Что ж, возможно скоро образ смажется и потускнеет. Года затрут память. И забудется первая встреча после одной из первых тренировок, забудутся многие дни прогулок, путешествий, забудется вылазка в Китай, гиперборейский камень времени. Почему за всю жизнь попался лишь один? Где найти второй? Чтобы не мелькал перед глазами прогулочный катер, поезд Москва–Хабаровск, средиземноморский круиз. Они были так счастливы. Они – стекло, где отражалось счастье. И я разбил его. Окаянной секирой, которой сам же дал имя. Почему Меченый не позволяет мне умереть? Да, я снова разорву сердце брата, но разве вернутся в прошлое русло отношения? Всё – ошибка. Одна большая ошибка.

Так ощущает себя раскаявшийся убийца, отбывая пожизненное. Мука, тянущаяся бесконечно не столько внешне, сколько в душе. Катарсис болью и жизнь прошлым. Тем моментом, который нельзя вернуть. Настоящее неумолимо.

«Так вот что ты хотел сказать мне, Лич. Ты, живущий прошлым в полусне. Ты, допустивший ошибку когда-то… Скоро за мной придёт смерть и освобождение. По наставлению Меченого неделями я брошу по пустыне, купаясь в горе. Не столько за себя, сколько за брата. Пытаюсь понять его мысли и чувства. Понять, принять и заставить себя просить прощение за то, за что невозможно простить. Я жалок и здесь лишь потому, что надеюсь на искупление, на очищение от скверны, как древний грек или римлянин. Но не знаю богов, у которых можно получить искупление, не ведаю их алтарей и понятия не имею, где искать те храмы, их обиталища. Пускай же кровь с моих рук уйдёт в песок. Солнце испепелит тело, кости засыплет песок. А на том свете мы встретимся вновь, палач и жертва и я получу искупление. Я дам ответ перед…перед…».

Сёма приподнялся, ползя по песку и бормоча:

– Не тебе мне, Скорпион, давать ответ… пусть меня судит Творец! А я… сегодня я должен выжить. Выжить, чтобы обломать рога тому, кто это всё придумал, использовал меня, как пешку. И я не умру, пока не воткну новую секиру промеж рогов. Да, Велес, я выживу только для того, чтобы ты ответил за преданный арийский род и обман людей, доверяющих тебе и почитавших тебя. Я уничтожу тебя, покрыватель Эмиссаров. Ты их Хозяин! Золо не обладал силой, способной вызвать Стирателя. Ты дал ему эту силу! Пусть Скорпион не убит, как сильно влияющий на баланс, но ты ловко вывел его из строя. Его, меня и многих других, кто за нас. За смерть Скорпиона мы бы мстили, а ты перехитрил нас.

Колени кровили. Полоса красного ширилась с каждым новым метром. Упорно полз, продолжая бормотать, словно это было важно. Важнее, чем уходящая в песок жизнь.

– Я должен объяснить это Скорпиону. Ты, Велес, явно не вмешиваясь в распри богов, собрал свой народ, свои армии и получил контроль над другими. Ты предал вольные народы, покорив чужих, сделав покорными. Истощённые распрями и войнами боги ушли, а ты остался, переждал бурю и стал единоличным правителем. И убираешь любые попытки изменить ситуацию в мире. Я не знаю, сколько людей борются с тобой. Это наша слабость. Мы всегда полагаем, что одиноки в своих стремлениях. И ты щёлкаешь нас поодиночке, как орешки. Щёлкаешь своей системой. Системой порабощения душ. Ты дёргаешь ниточки веры, финансов и формируемых мнений, что этот мир Чистилища никак не может стать другим. Ты замкнул причинно-следственные связи развивающегося мира и называемый тобой баланс работает лишь на тебя. Потому и Стератель никогда не придёт за тобой, только за теми, кто поднимается против Эмиссаров. Тебе удобны инертные, эгоистичные отшельники и постоянные промахи Аватар. Но знаешь, что, Велес? – Сёма последним усилием встал на ноги. – Слышишь?! Говорю тебе! Я буду той иголкой в твоей заднице, что сбросит тебя с тёплого трона, если это не может сделать Меченый! Если Творец когда-нибудь заглянет в этот забытый уголок вселенной, то пусть слышит мои слова – я обломаю тебе все рога, волохатый! За это положу свою жизнь!

Сёма опустил голову от неба и обомлел. Перед глазами с огромным рюкзаком за плечами стояла та, от присутствия которой так сладко защемило сердце. Но гвоздём ударило в голову «нельзя!», поднял руку:

– Маша, уходи… Прошу тебя, уходи… Я ещё не отчищен от скверны. Пойми, я… должен сам пройти… до конца… И освободиться… Это…надо… Я столько всего натворил… Я убийца, изменник, пропащий… Я на дне… Моя роль – быть козлом отпущения… чтобы все жили…

Маша уронила в песок тяжёлый рюкзак. Сгоревшее, уставшее, исхудавшее от долго перехода лицо с сияющими несгибаемой волей глазами озарилось улыбкой:

– Я и есть та черта, которую можешь считать финишной прямой. И если хочешь воплотить в жизнь слова, данные небу, обними меня и долго-долго не отпускай. А потом я ещё совсем не скоро отпущу тебя в новый путь. Вставай. Либо ты простишь себя сам, либо умрёшь не прощённым. Довольно лицемерия. Едва узнав о твоём местонахождении от человека в чёрном, я примчалась так быстро, как смогла. И скорее воткну нож в сердце, чем уеду отсюда без тебя. Так что смирись с этим и выбирай, либо ты умираешь в песках в поисках мифического прощения то ли Бога, то ли богов, которым по большему счёту до тебя дела нет, либо ты поднимаешься, и шаг за шагом приходишь в себя. Ты ответственен за свою жизнь. Только ты и никто другой. Вставай же… любимый. Я пришла за тобой.