Сергию он не понравился. Постарался сконцентрироваться на пробуждении, освобождаясь от пут. Наваждение могло быть навеяно Эмиссарами. А навязанное не любил.

– Да подожди ты. Мне тоже есть, что тебе сказать, – сказал незнакомец и постарался убрать возникшую перед глазами рябь и мир перестал расплываться.

– Хотел бы поговорить, пришёл бы наяву, – буркнул Сергий, но попытки пробудиться делать перестал. – Даю тебе шанс объясниться… Ты от Эмиссаров?

Гость сна наклонил голову, посмотрел исподлобья:

– Я – твой брат.

Помолчали.

Скорпион вновь стал предпринимать попытки к пробуждению, не поверив.

Незнакомец скривился:

– Я тоже думаю, что картинками объясниться проще. Но не время. Послушай хотя бы одного совета – не плыви сразу к Золо. И не лети, если всё ещё не отбило желание парить над землей. В Атлантическом океане тебя встретят.

– Откуда информация?

– Бери курс на восток, повремени. Нам надо многое обсудить, брат. Веришь ты мне или нет, сейчас не важно. Я просто не хочу тебя потом перехватывать, доставая твою душу с того света, Скорпион…

Сергий открыл глаза, ощущая кровать. На соседней кровати раздавалось сопение Сёмы. Перед глазами был потолок.

Зрение вдруг пропало. Чернота заволокла картину перед глазами, но в ответ пробудилось сознание, воспринимая поток.

* * *

10033 год до нашей эры по современному летоисчислению.

Ливень стоял стеной. Яростные капли разили землю, оставляя целые выемки. Периодически казалось, что водные струи прерывались, отдыхая, но тогда за дело брался град. Застывшие «голубиные яйца» заставили попрятаться всё живое. Небо пылало гневом, отрицая саму жизнь, старалось изничтожить сам лик земли.

– Он бы ещё метеоритный дождь послал. Тоже мне, тученагнетатель, – презренно обронил Миромир и перехватил обоюдоострый топор покрепче, не сводя глаз с крыши землянки.

Топор в руках рыжеволосого древнего воителя периодически вспыхивал синим. Зримая аура окутывала оружие и, казалось, что метеоритный металл дышал. Блёклые, розоватые руны вдоль остриёв едва светились. Слабо-ощутимая вибрация проходила по рукояти, словно напоминая, что не стоит её сжимать до белизны пальцев. И так не выпадет. Пусть хозяин не беспокоиться.

Светловолосый, как блики самого света на солнечных камнях, богатырь Родослав, привстал с лежанки и расправил широкие, как валуны плечи. Мощные скулы раздвинули челюсть, зевнул во всю мощь лица. Небесно-синие глаза подёрнула поволока, обронил скупо:

– Повремени силы, брат. Он ещё далеко. Будет к полуночи.

– Да по мне, так хоть сейчас. Всё равно мой ребёнок родиться и будет топтать эту землю, хочет он того или нет, чёртов ревнитель. Всё не может смириться, что предпочла смертного бессмертному.

– Я тоже не сразу смирился, – напомнил синеглазый. – И тебе понадобилось немало времени, чтобы меня разубедить.

– Но я справился. Со всеми справился. Даже она не сразу признала меня мужем.

Лилит вскричала, дёрнувшись на соседней лежанке. По щекам потекли слёзы. Капли добежали до скул и исчезли, иссохнув. Они не успели коснуться смоляных волос.

Женщина прикусила губу и почти выгнулась дугой, презрев округлый живот. Сильная, холодная ладонь богини Мары легла на лоб. Седовласая дева прикрыла глаза. Ладонь на лбу роженицы вспыхнула синим. Лилит отключилась.

Холодные губы богини едва слышно прошептали:

– Ещё не время. Дай ему впитать последние силы. Не торопи предначертанное.

Помолчали. Часы тянулись, как смола древа.

Мир над землянкой укутала чёрная пелена. Яркое око взошло над миром, вспыхнули звёзды, утопая в молоке, как мелкие мошки. Миромир не находил себе места, слоняясь из угла в угол. То и дело поглядывал на спящую жену и тревожно подёргивающийся живот. Не рождённый то затихал, то снова принимался биться изнутри, требуя скорейшего выхода. Удары становились такими, что Лилит бросало из стороны в сторону.

– Силён. Весь в папку, – часто повторял рыжий, остро переживая, что необычный ребёнок может навредить матери.

Когда борьба становилась невыносимой, богиня Мара распростирала над животом роженицы белые длани. При каждой передаче успокаивающего импульса они покрывались сетью морщин. Кожа богини становилась сухая и жёлтая. Синий холод на время заставлял плод угомониться, но вскоре тот снова возобновлял попытки освободиться.

Жизнь требует своё.

– Успокой дитятку, отец, – обронил Родослав, отвязывая из-за плеч перевязь с мечом и водружая ножны подле себя на ложе.

Большой двуручный меч, скованный подгорными умельцами из самого редкого на земле, метеоритного железа, запрыгал по лежаку, намереваясь свалиться на землю, но лишь бы выбраться из плена ножен и броситься в сечу. Рукоять, перевитая синими рунами, заканчивалась пирамидальным навершием, которое в отличие от «яблока», позволяло схватить меч во время боя и за самый краешек рукояти двумя пальцами. Заговорённым меч тревожился, предчувствуя скорую битву.

Миромир положил топор рядом с мечом, сам подошёл к Лилит. Топор недовольно дёрнулся, прыгнул на меч. Меч извернулся и высек на рукояти топора искру. Родослав подхватил меч, отодвинул артефакт от греха подальше.

Оружия намеревались броситься в бой друг с другом, как некогда их хозяева. Война двухсот веков так быстро не завершится. Даже орудия помнили всю злобу, ненависть и жажду крови брата, когда дело касалось любви к Лилит.

Двадцать тысячелетий не могли двое решить свой спор за обладание дивной женщиной, утверждающей, что она первая женщина во всём мире. И никакие другие боги не слепили, не выстругали, не выплавили и не наваяли женщину раньше.

Прекрасное заблуждение, делающее уникальную женщину ещё очаровательнее.

«О, сколько сил и жизней ушло на тот спор? Сколько крови пролилось и какова сумма сил, которые призывали принять свою сторону? И почему мир наступил в один момент, когда брат попросил помощи? У Лилит первый ребёнок. Первый за всё время противостояния. Вот и весь ответ», – подумал Родослав.

Рыжеволосый положил обе руки на дёргающийся живот. Мара улыбнулась, отходя от семьи подальше. Серебровласая, но отнюдь не седая богиня, в числе первых взяла на себя нелёгкую роль древних старших богов. Теперь она сидела рядом с синеоким богатырём по своей воле. Руки богини с лёгкостью подхватили пудовые оружия. Положила себе на колени, пробежалась взглядом.

– Зрю руны Рода и мои руны, но где руны моей сестры – Макоши?

– Руны первоматери мне неизвестны, – склонил голову Родослав. – Брату тоже. Ему даже твои руны не под силу. Та ещё двуногая образина. Разве что руны Рода. Те попроще.

– Сакральное таинство осталось за семью печатями для вас обоих, потому как единственному предавались вы – вражде, – заметила богиня. – Но что было, то быльём поросло. Ты завершил борьбу первым, согласившись помочь, тебе и открою истину.

Рука богини прошлась по рукояти. Рядом с вязью двух рунниц синего и алого цветов вспыхнула третья, тёмно-зелёная. Факела полыхнули, словно обмотанные новой паклей и закоптили, очерняя потолок.

– Время? – спросил Миромир.

Землянка затряслась, гул и вибрация нарастали. Руны на топоре рыжего полубога полыхнули багровым. Меч Родослава заворочался в руке, полыхнули все три ряда знаков.

– Время, – сухо обронила Мара и вернулась к Лилит.

Дева проснулась. Дикий крик прокатился по землянке. Живот дёрнулся, ещё и ещё. По ложу потекли воды… и кровь. Родослав и Миромир откинули крышку землянки. Холодный злой ливень ударил в лицо, потёк по выдолбленным в толще земли ступенькам. Молния разрезала небосклон, вычерчивая огромную фигуру в полтора роста тысячелетнего дуба. Руки чудища как те дубы, а грудь такой ширины, что не хватит и десятка рук, чтобы обхватить. Уродливые, короткие, но крепкие, как крепки тысячи скал вместе взятые ноги заканчивались копытами, каждое прочнее любых сплавов.