– Цезарь милосердный, мой брат в изгнании, в твоих силах помиловать его… – И начал стягивать тогу, подавая знак заговорщикам.

Стоявший сзади Каска нанес первый удар кинжалом в шею диктатора. Цезарь вскочил, толкнул его:

– Негодяй Каска, что делаешь?

По сенатским рядам пронесся испуганный вскрик. Гальба обнажил кинжал и вонзил в плечо, Децим ранил в бок. Цезарь стал бороться, отталкивать нападавших, кричать, но когда Брут ударил его в живот, замолк и перестал сопротивляться, только прохрипел:

– И ты, Брут?..

Кинжал Кассия пронзил сердце. Диктатор рухнул. В зале поднялся истошный крик, началась паника, многие, оцепенев от ужаса, застыли как истуканы. Теперь заговорщики напали все одновременно. Толкая друг друга, они наносили удары по неподвижно лежащему телу. Двадцать три удара.

Статуя Помпея была забрызгана кровью, и казалось, что полководец с пьедестала с нескрываемым презрением смотрит на публичный акт правосудия (мщения?). Кассий, бросив взгляд на каменное изваяние, злорадно ухмыльнулся, стащил с пальца диктатора почерневший драконий перстень и нацепил себе на руку. Брут в испачканной тоге, сжимая кинжал, с которого капала кровь, вознамерился произнести речь:

– Пала тирания!..

Но никто не слушал. Сенаторы в страхе выбегали из зала, и он молниеносно опустел.

Появился Антоний, развлекавшийся всю ночь с женщинами, но вмиг протрезвевший. Стоя над бездыханным окровавленным телом диктатора, укоризненно произнес:

– Милосердие убило тебя, Цезарь. Величие не терпит милосердия…

В римском храме Теллус, на особом заседании сената, все заговорщики по инициативе Антония, который полагал, что будет немедленно объявлен диктатором, были прощены. Однако он просчитался. Выступил его непримиримый противник, лучший оратор и лидер республиканцев в сенате Цицерон:

– Ныне прав тот, за кого стоят боги. Предадим все забвению. Не стоит спешить объявлять Антония диктатором, пока завещание Цезаря не оглашено.

Сенаторы поступили мудро: не осудили убийство, но и не назвали Цезаря тираном, воздав ему божественные почести. Предложение о чествовании заговорщиков принять не удалось.

Антоний опередил всех: в ночь после убийства пришел в дом Цезаря и, погоревав вместе с безутешной Кальпурнией, забрал все документы, секретную переписку и казну.

К всеобщему удивлению и огорчению Антония, Цезарь в завещании назвал своим единственным наследником Октавиана, 19-летнего юношу, внука сестры, военного трибуна в Испании. О сыне Клеопатры не было сказано ни слова. Тогда Антоний решил пойти на отчаянный риск: на похоронах Цезаря призвал народ и ветеранов армии наказать убийц. Заговорщики, ощутив опасность для своих жизней, покинули Рим.

Кассий внезапно появился на острове Тасос в Эгейском море, что недалеко от Македонии. В доме на берегу моря, который специально был куплен для него, уже жила Рипсимэ. Виллу Лигария и римский дом Кассия разграбила и сожгла негодующая толпа.

– Рипсимэ, за мной охотятся! Я безнадежно проигрываю! Этот армянский перстень… – Кассий снял талисман с пальца и стал рассматривать воспаленными глазами: – Он не помогает мне!

Камень перстня переливался от серебристо-серого цвета до фиолетово-синего. С удивлением Кассий увидел буквы на внутренней стороне кольца.

– Здесь есть надпись! – Он удивленно прочитал: «Слава и забвение: всему свой срок». Мрачно сказал вслух: – Мои прегрешения недостаточно тяжки, чтобы предать забвению былую славу.

– Милый, в последнее время удача сопутствовала тебе…

– Да, я с легкостью преодолел все проблемы.

На сторону Кассия, неожиданно для Антония, перешли легионы в Сирии и Македонии. Его избрали главнокомандующим. Клеопатра, как ни странно, тоже решила его поддержать: через своего наместника на Кипре Серапиона она помогла Кассию деньгами и кораблями.

– Улыбнулась удача? Нет, дорогая! Перстень подарил богатство, вселил упорство, ярость! – Квестор смотрел сквозь женщину. – Почему же все рассыпалось в прах?

Не обращая внимания на Рипсимэ, Кассий ходил по комнате, силясь понять, где просчитался или в чем умысел высших сил.

Несомненно, Антоний хочет стать диктатором. Ему нужна законность, легитимность, которую дает лишь имя Цезаря, но имя Цезаря получил наследник Октавиан. Вот почему родился союз Антония и Цезаря Октавиана! Готовиться к войне с Кассием они начали с проскрипций: санкционировали убийство 300 сенаторов и 3000 богачей, набрав денег на 20 легионов. Солдатам отдали на разграбление Италию, убили Цицерона. «Последователи Цезаря намного опаснее меня». Разговаривая сам с собой, Кассий задался вопросом:

– Цезаря сенат провозгласил богом, Октавиана – сыном бога, а кто я? Антитеза бога – демон?! Да, конечно, я дух зла, потому что ненавижу людей, желаю посеять в их душах ложь, хаос…

– Милый, ты меня пугаешь! – Рипсимэ встревоженно смотрела на него, инстинктивно подавшись назад.

– Уйди! – Кассий, продолжая ходить по комнате, анализируя ситуацию.

Антоний и Октавиан собрали 20 легионов из ветеранов Цезаря, прикормленных диктатором деньгами и землей. Кассий и Брут, набрав сильную армию – 19 легионов, пришли в Македонию, где в сражении при Филиппах обе армии бились друг против друга, и долго было неясно, кто победит.

– Этот бездарный Брут позволил солдатам понукать собой и при первой же неудаче опустил руки, умоляя заколоть его.

Кассий неистовствовал: «Победа была близка, но случилось невероятное. Солдаты Цезаря, жаждавшие отомстить за любимого полководца, эта безликая толпа, ведомая инстинктом и вышедшая из-под контроля Антония, вдруг организовалась и двинулась с таким напором, что опрокинула мои легионы и выиграла битву. Какая сила направляла эту массу, и почему она сильнее духа перстня?».

В его воспаленном мозгу мелькнула вспышка озарения, и он, окончательно надломленный, ухватился за поспешное объяснение. Подозрительно взглянув на Рипсимэ, выкрикнул:

– Это ты во всем виновата! Ты появилась в моей жизни не случайно: обольстила, усыпила бдительность, ввела в тоску, разожгла гнев и зависть, высосала энергию, управляла мыслями и чувствами…

– Нет! – закричала женщина. – Я виновата лишь в том, что своим молчанием и ласками утешала и вселяла в твой пошатнувшийся разум надежду и успокоение. Ты просто пресытился мной…

– Убирайся, ты мне больше не нужна! Утром я отплываю на Родос, соберу новую армию, с которой разобью Антония, захвачу Рим и стану богом, как Цезарь.

Она, печальная и измученная, вышла, а Кассий, неспособный никак успокоиться, «решал» судьбу римского государства.

Ночью Рипсимэ, в отчаянии, разочарованная в избраннике, бесшумно вошла в его спальню. Обессиленный Кассий лежал в постели, находясь в забытьи. Небольшой масляный светильник озарял мистическим светом комнату, рисуя на стенах черные тени. Женщина смотрела на чеканный профиль римского патриция, на котором играли затейливые блики, и в ее груди разгоралась ненависть к этому человеку, испепеляя остатки любви, становясь иступленной страстью. Он погубил ее жизнь, а теперь готов уничтожить все светлое и возвышенное, посеять хаос и разрушение… Взяв в руки меч, лежавший на столике рядом с кроватью, Рипсимэ медленно обнажила его, повернулась к любовнику и долго стояла, не решаясь перешагнуть грань. Добродетель превосходит порок хотя бы тем, что несчастья рождаются из злобы, а счастье – из мук!

Драконий перстень на пальце Кассия загорелся кроваво-красным цветом. Рипсимэ уготован трагический удел. Она решилась. Вечный сон чудовища близок. Камень перстня стал черным: подан знак смерти. Над Кассием взметнулся карающий меч.

Сердце злодея пронзил сверкающий клинок. Римлянин вскрикнул. Черная дымка взвилась из его груди и окутала Рипсимэ. Она глубоко вздохнула. Со сладостным удовлетворением и чувством выполненного долга, знающая теперь себе цену, невозмутимая и исполненная достоинства, женщина спокойно сняла с пальца былого возлюбленного магический перстень и ушла. Акт мести свершен…