Отряд парфян численностью в три тысячи человек, все на лошадях, приблизился к Арташату и стал лагерем у стен армянской столицы. Встреча двух царей, армянского и парфянского, по вопросу раздела Осроены[169] предполагалась на следующий день.

Шадман, начальник канцелярии, убеленный сединами опытный царедворец, одетый в красный парфянский халат, расшитый жемчугом и драгоценными камнями, сладким голосом говорил царю Фраату IV, восседавшему в шатре на походном троне:

– Государь, ты мог бы предложить Тиграну город Эдессу, населенный преимущественно армянами, в обмен на остальную территорию Осроены.

– Никаких уступок! – красавица Муза в зеленой тунике, бледно-голубой шелковой столе и прозрачной палле, встала у трона царя: – Парфия должна получить все, в том числе и Армению.

Возражать было опасно, и, взглянув на Фраата, ласково целующего жену, Шадман подумал: «Женившись на Музе, не очень умный Фраат перестал думать сам, полностью доверившись женщине», а вслух шутливо посетовал:

– Конечно, всегда нужно брать побольше, но, проявив щедрость, отдав крохи, в итоге получаешь все!

Советник ушел, а прекрасная Муза, царственно пройдясь по шатру, волоча ароматный шлейф благовоний, продолжила наставлять царя:

– Переговоры – лишь прикрытие операции по поиску Палладиума. У меня в армянском дворце есть свой человек, который вычислил тайник. Не забывай, Палладиум вознесет тебя к вершине могущества.

– Милая, – Фраат похотливо пожирал глазами жену, – я страстно хочу завладеть талисманом, но легче превратить пол-Азии в вассала, чем отнять хоть что-то у армян.

– Положись на меня. – Муза, безраздельно властвующая над мужчиной, загадочно поманила мужа и, перед тем как поцеловать, прошептала: – Сначала ты станешь другом императора Августа, потом посадишь на армянский престол своего человека, а затем, оставив в наследство нашему сыну величайшую в истории державу, станешь богом.

У Фраата голова пошла кругом. Жажда власти и сексуальное желание в нем слились.

На другой день царя и царицу Парфии принимал армянский царь Тигран IV. В тронном зале с колоннами, окрашенными красным кармином[170], среди богатой обстановки, ковров и скульптур, сияющих в лучах пробивающего через окна полуденного солнца, собралась вся знать столицы. Торговые отношения Армении с Парфией были на подъеме, позиции и интересы в мировых делах наконец совпали, противоречия сгладились, и два царя, любезные и предупредительные, льстили друг другу.

– Брат, – говорил армянский монарх, – наша репутация такова, что Рим отказался от политики с позиции силы, ограничиваясь мелкими провокациями.

– Брат, с Римом придется считаться, – отвечал парфянский царь. – Того, кто уверовал в свою безопасность, неизбежно ждет разочарование.

Они прогуливались по залу, а все внимали непринужденной беседе монархов.

Две царицы Эрато и Муза, обладательницы статных фигур и величественных одеяний, стояли поодаль от мужей и завистливо разглядывали друг друга.

– Эрато, – говорила парфянская дива, – ты красива, но, похоже, покорность – не твоя добродетель.

– О, Муза, – отвечала армянская царица, – покорные женщины слабы и беспомощны. Строптивая жена способна превратить недостатки мужа в достоинства, а его мечты – в реальность.

Затем был пир, на котором царь Фраат произнес тост:

– Я пью за моего брата царя Тиграна, который умеет извлекать из всего пользу, не подпускает неприятности близко к сердцу, обладает неутомимой энергией. Одного не пойму, как он притягивает удачу?!

Все посмеялись, выпили мсхали, армянское вино золотистого цвета с приятной терпкостью и насыщенным ароматом, и обратили взоры на Тиграна, который поднялся и произнес ответный тост:

– Брат! Древний философ сказал, что трудно познать себя, гораздо легче давать советы другим. Как притянуть удачу? Вот мой совет: контролируй страсти, дай любопытству взять верх над интересами, не иди на поводу желаний, не цепляйся за прошлое, и удача свалится на тебя. Выпьем! Пусть боги ниспошлют удачу моему дорогому гостю царю Фраату!

Фраат и Муза украдкой переглянулись.

Веселились долго, музыка оглушала, вино лилось, танцовщицы завораживали, тосты произносились… Поздно ночью, когда все разошлись, а дворец уснул, Муза, одевшись во все черное, выскользнула из покоев, отведенных царю Фраату, и, неслышно ступая по камням коридоров, прокралась в зал приемов, прошмыгнув как тень мимо охранников. У большой мраморной статуи, изображавшей Афину Палладу работы грека Фидия, стоял в нервном ожидании Дживан, подручный управляющего двором.

Дживан, двойной агент, наемный убийца на службе Вахинака и шпион парфян, внедренный выведывать и выслеживать, сейчас то и дело оглядывался по сторонам, но одним глазом в тусклом свете видел мало. Второй глаз был прикрыт повязкой.

– Заждался? – женский голос заставил агента вздрогнуть и обернуться.

За спиной стояла Муза с черным платком на пол-лица и острым кинжалом в руке.

– К-как ты здесь оказалась?

– Прилетела на крыльях мести. Одноглазый, зови меня Энио.

Энио упоминается в греческой мифологии как ужас или разорительница городов. Дживан, смерив взглядом хрупкую женщину, почувствовал разочарование, засомневавшись в ее способности идти на нешуточное дело:

– Энио, пробраться в тайное хранилище – это как вскарабкаться на отвесную скалу. Не каждый мужчина справится.

– Я справлюсь. Волноваться нужно тебе, одноглазый. Получив деньги, держи слово, давая обещание, помни о цене жизни.

Дживан судорожно сглотнул и выдавил:

– Вот, повесь на пояс! – Вручив спутнице стеклянную лампу с горящим огоньком, скупо сказал: – Пошли!

В окне, кроме сверкающих звезд и серебристой луны, она увидела веревку, свисающую с крыши. Упираясь ногами во внешнюю стену здания, они полезли наверх. Перевалив на крышу, оба, незамеченные никем, затащили веревку, привязанную к каменному выступу в виде головы льва, и, ступая мягко и тихо, двинулись по черепице. Муза как кошка чувствовала себя на покатой крыше достаточно устойчиво, Дживан как добротный шпион передвигался свободно. На дозорной вышке на крыше дворца дежурил солдат. Был он одет в кольчугу и шлем и, всматриваясь в горы, оглядывая окрестную территорию, ходил взад-вперед в готовности в любой момент подать сигнал тревоги, но два заговорщика, спрятавшись за трубой дымохода, дождались, когда он отвернется, заинтересовавшись мигающими огнями на горе. Заговорщики проскочили просматриваемый участок и оказались у достаточно широкого отверстия вентиляции. Дживан сбросил в него припасенную загодя веревку.

– Энио, эта вентиляционная шахта ведет в нужное нам помещение. Рискованно, но на любом пути и спуск подъемом бывает.

– От длинных речей язык заплетается. Действуй, воин, и будь что будет!

Подручный первым стал спускаться по веревке в узкий колодец, за ним последовала Муза. Вертикальные участки сменялись уступами, потом вновь начинался спуск по каналу естественной вентиляции; мужчина и женщина физически были готовы к изнурительным нагрузкам и преодолевали трудности успешно. Они оказались в подземном зале с колоннами. Почувствовав под ногами твердую почву, осторожно двинулись в сторону горящих на стене факелов. Дживан обнажил меч, Муза сжимала в руке кинжал.

Прокаркала ворона. Путники вздрогнули, остановились. «Ворона – посредник между жизнью и смертью, служит богине Афине», – пришло на ум Музе. Увидев испуг Дживана, успокоила:

– Ворона – спутник богини. Мы на правильном пути.

Двинулись дальше. Вдруг над головой, со свистом рассекая воздух, пролетело нечто, отбросив на пол крылатую тень.

– Птица? – насторожился Дживан.

Муза могла поклясться, что это была тень дракона, но вселять неуверенность в подельника не захотела, хотя и подумала: «Я – в тайном хранилище Афины Паллады, которая согласно мифу родила дракона». Вслух тихо сказала: