– Ты очень вспыльчив, так нельзя, нужно разобраться.

– Я, Тигран, уже полвека царь, и знаю, о чем говорю!

Тигран повышенным тоном сказал:

– Всю жизнь ты посветил войнам с Римом и не добился целей, погрузившись в пучину войн, жестокого насилия и хаоса!

– А ты, Тигран, строишь царство восточной неги. Очнись!

Оба готовы были выплеснуть накопившиеся раздражения и горечь. Понтийский царь считал, что Тигран, подражая эллинам, не приняв их представления об упорядоченной свободе, окружил себя музыкантами, поэтами и философами и не хотел видеть очевидного: относительное спокойствие и защиту можно приобрести лишь дорогой ценой – потерей независимости и выкачкой средств в пользу Рима. Он должен стать больше, чем есть!

По мнению армянского царя, Митридат растратил жизнь на бесконечную борьбу с Римом, который побеждал раз за разом. Даже небольшой отряд молодого Юлия Цезаря обратил в бегство его армию.

– Выпьем! – сказал, успокаиваясь, Тигран и сам разлил вино в кубки.

Они выпили. Митридат грозно заворчал:

– Римляне знают, как я с ними обхожусь.

Известен факт: взяв в плен бывшего римского консула Аквилия, он долго возил его на осле, показывая народу, а потом казнил, влив в горло расплавленное золото – металл, который больше всего ценили в Риме.

– Народ тебя любит, – произнес мирно Тигран.

Действительно, народ любил Митридата, потому что он раздавал привилегии городам, освобождал рабов, прощал простым людям долги. Захватив почти всю Малую Азию, объявил ее свободной от римского владычества, даже освободил на небольшое время Грецию. Он примирительно забормотал:

– Тебе спасибо за хорошие слова, у меня просто была минута слабости, но теперь я снова деятельный и энергичный, как прежде. Знаешь, я приказал изготовить из чистого золота статую любимого коня, погибшего в бою.

Когда творишь, нет ничего лучше для вдохновения коня из чистого золота! Он зарыл ее рядом с корабельной стоянкой в проливе Боспор Киммерийский. Старый большой якорь отмечает тайное место.

– Если меня убьют, сокровище твое! Кстати, найдешь там и казну Пантикапея.

Тигран удивленно посмотрел на царя Понта:

– Ты полон тайн, как и мир вокруг! Все происходит не напрасно!

– Но это так, Тигран! Когда истощаешь силы и кажется, что больше не можешь бороться, но нет, посмотрел на блеск золота, и вновь выросли крылья.

– Почему ты сказал: «Если меня убьют»? – спросил Тигран. – Ты под защитой Таблицы судеб.

– Вот, возьми, она мне больше не нужна, я разуверился в жизни. – Митридат протянул союзнику обломок. – Больше не нуждаюсь в «ключе от врат подземного мира». Мое войско полностью разбито, царство оккупировано, римские воины грабят Понт. Не хочу больше жить. Лучше умереть, чем все это видеть!

– Успокойся, ты должен освободить свои земли. Я дам тебе войско – восемь тысяч армянских воинов: пехоту, всадников и серпоносные колесницы. Веди их в бой!

У Митридата выступили слезы благодарности, он хотел что‑то сказать, но не смог. Тигран подошел, положил руку ему на плечо и сказал:

– Брат, слушай свое сердце и делай, что должен!

Когда-то и сам Тигран пережил трагедию. Десять лет он провел у парфян как заложник, но сердце подсказывало: придет время, он вернется, держава возродится, ему удастся соединить мощь стихий и созидательные силы народа для расцвета Армении.

Растроганный Митридат протянул Тиграну свой кинжал:

– Брат, в знак благодарности за твою веру в меня хочу сделать подарок. Этому бронзовому кинжалу тысяча лет, он имеет обоюдоострый клинок, на котором изображен дракон. Для тебя эта вещь сейчас полезнее.

Тигран бережно принял подарок, вытащил клинок из ножен, рассмотрел и вложил обратно:

– Спасибо, брат!

Дверь отворилась, спешно вошел Меружан:

– Государь, мы только что обнаружили тело заколотого в своем доме картографа Вардана!

Цари переглянулись.

Прошла неделя, и новое войско, собранное под знамена Митридата, покинуло Тигранакерт и двинулось в горы по секретному маршруту, чтобы стать сюрпризом для легионов Лукулла и освободить Понтийское царство. Экспедиция Артавазда исследовала окрестности озера Ван, присылая армянскому царю важные донесения. Сам Тигран обсуждал с Меружаном поход в Сирию, склоняясь к мысли нанести внезапный удар по войскам непокорного Антиоха и набатеям.

В вечерней тишине отходящего ко сну дворца по его замысловатому коридору шел царь с своим главой службы безопасности в сопровождении восьми телохранителей. В полутемном коридоре путь им освещали масляные светильники и шипящие факелы. Шли они в зал Военного совета, чтобы заслушать одного из приближенных – заведующего скотобойнями Унана о снабжении войск на марше. Внезапно Тигран остановился на пороге зала, увидев странную картину: бронзовая Чаша мира валялась на полу в луже воды, Унана не было, а схема с маршрутом от Тигранакерта до Дамаска, вывешенная в зале для предстоящего доклада, была изодрана в клочья кинжалом.

– Что случилось? – Вопрос царя был адресован Меружану.

– Не знаю, государь, – ответил Меружан, вытаскивая из ножен меч, и, обратившись к одному из воинов, приказал: – Поднимай караул по тревоге!

Тигран пошел дальше и, выйдя из зала через другие двери, увидел труп стражника, который, не успев даже вытащить меч из ножен, лежал ничком с кинжалом в спине, что говорило о вероломном убийстве. Телохранители с мечами наготове окружили царя, и в таком каре Тигран продолжил путь по длинному коридору. В помпезном тронном зале, подойдя к трону, он вгляделся в темноту огромного слабоосвещенного пространства и крикнул:

– Кто здесь?

– А кого ты ожидал увидеть? – раздался в тишине голос Тиграна‑младшего, который с мечом в руке вышел на свет.

За его спиной появились новые фигуры. В свете бронзовых канделябров, в отблесках трепетного пламени, царь узнал Нубара, светловолосого начальника стражи дворца, а также богатого рабовладельца Кохара, ростовщика Мелкума и еще человек пятнадцать – друзей Тиграна‑младшего и своенравных аристократов.

– Твоя большая ошибка, отец, думать, что боги назначили тебя управлять миром! – громко произнес младший сын.

Тигран, окруженный преданными воинами, гневно смотрел на него.

– Твоя Чаша мира, – продолжал юноша, – станет теперь свидетелем новой истории.

– История, – мрачно произнес Тигран, – сама по себе не наказывает. Жизнь накажет за незнание истории! Что касается Чаши, то вода, пролитая на землю, может породить всходы гнева.

Юноша усмехнулся, а потом спросил:

– Тобой уже овладел страх перед переменой судьбы?

Тигран покосился на Меружана, который, стоя с мечом подле него, готов был немедленно ринуться в бой.

– Ты ждешь подмогу. Зря! – крикнул царевич. – Дворец захвачен, караул заперт, дворцовая стража на постах перебита, а тебе остается одно – сдаться на милость победителя. Обещаю, я сохраню тебе жизнь и поступлю так же, как ты с моей матерью: тебя отправят в крепость в горах доживать свои дни. Любимую Чашу ты можешь взять с собой.

Царь с презрением смотрел на сына, потом перевел взгляд на оружие в его руке и спросил:

– Это меч из дамасской стали, не так ли?

– Да, это твой подарок. Этот меч проложит мне дорогу на вершину власти, которую тебе пора передать достойному. Ты стар, зенит могущества позади, против тебя настроена вся армянская знать.

– Причину ненависти в твоей душе я вижу в поведении матери, – враждебно сказал царь. – Ты решился на захват власти, чтобы угодить ей?

– Она, в отличие от тебя, меня любит, ты же унижал, держал на вторых ролях, а в последнее время просто не замечал, будто я пустое место! – с обидой в голосе возопил Тигран‑младший. – Ненавижу тебя!

– Ясно, на этой почве был нарушен твой душевный покой, сын. Ничто не может успокоить твоего оскорбленного самолюбия, которое в конце концов перешло в бунт против отца.