Любимец женщин Октавиан, хитрый и расчетливый правитель, предупрежденный друзьями о колдовском даре Клеопатры, заранее все просчитав (и даже надев на палец кольцо с большим рубином – талисманом из Индии, защищающим от сил тьмы), вдруг склонил голову вниз. Царица перестала улыбаться. Склонить при беседе голову вниз —неблагоприятное предзнаменование. Когда же консул отклонил голову назад, поняла, что проиграла. Чары никакого действия не возымели. Теперь, не питая иллюзий относительно своего будущего, сообразила: идти ей в кандалах по Риму за золотой колесницей Октавиана.

– Смерть подвластна мне, – тихо сказала Клеопатра. – Я скорее уморю себя голодом, чем буду молить о пощаде.

Душевные страдания этой женщины не тронули консула:

– Ты будешь жить, иначе казню твоих детей! – Собираясь уходить, он напутствовал: – Царица, ты прекрасна! Живи и помни: «Красота притворна, счастье призрачно».

Оставшись одна, приуныла: «Оправдания поражению нет, остались только пути для отступления: первый – унижаться перед победителем, второй – умереть».

– Ирада! – позвала она и, как только вошла служанка, приказала: – Дай знак Аполлодору принести смоквы[121].

У входа в гробницу дежурила охрана. Пришел крестьянин с небольшой корзиной со смоквами. Для царицы. Офицер посмотрел: ничего необычного. Корзину забрала Ирада. Клеопатра с прислужницами Ирадой и Хармион заперлась в усыпальнице. Трагическая развязка была близка. Царица возлегла на ложе «небесная корова», служанки ее раздели, Ирада положила на шелковистую грудь царицы Египта черную, очень ядовитую змейку аспид, которая была спрятана Аполлодором под смоквами, и прижала рукой голову рептилии. Змея извивалась, пытаясь вырваться, шипела. Ирада отпустила руку, и разозленный аспид мгновенно напал, укусив грудь Клеопатры.

Змея уползла, а прислужницы, затаив дыхание, широко открытыми глазами следили за агонией земной богини. Яд медленно разливался по ее органам: сначала царица ощутила жжение, потом онемение, вскоре боль стала распространяться по всему телу, и дыхание замедлилось. «Делать на этом свете больше нечего, – возникла мысль в ее голове. – Все готово для встречи с Осирисом, богом, который победил смерть и обрел вечную жизнь. Я – богиня Исида, идеал женственности, гений колдовства и магии, воссоединюсь со своим кумиром Осирисом. Он примет образ Антония, и мы будем вместе навсегда».

Осирис и Исида – главный миф египетской религии. Клеопатра заранее все спланировала в строгом соответствии с этой легендой. Однажды (возможно, через много тысяч лет) два саркофага будут найдены, и, когда их откроют, две мумии оживут и явят миру совершенных существ, которые заставят человечество ужаснуться и раскаяться; но потом, когда мир будет покорен, Антоний и Клеопатра, сжалившись над людьми, подарят им просветление и новую добродетель.

Сердце царицы перестало биться. Служанки надели на шею ей и Антонию золотые амулеты анкх[122] – важнейший египетский знак: крест (как символ жизни) и круг (как символ вечности), что в сочетании означает бессмертие. Затем Ирада извлекла из деревянной шкатулки с двойным дном пузырек с ядом, обе прислужницы поочередно выпили его и легли подле своей госпожи.

Октавиан, раздосадованный и разъяренный, метал гром и молнии в адрес командира охраны. Смерть Клеопатры не входила в его планы. Римский триумф остался без главного украшения и трофея, однако добыча была столь велика, что он успокоился. Денег хватит купить земельные наделы всем ветеранам армии, завоевать Европу, а затем весь обитаемый мир, перестроить столицу, укрепить хозяйство, ремесло, торговлю и стать добрым принцепсом. Он приказал похоронить Клеопатру по египетскому обычаю подле своего супруга Антония; мумии замуровать в саркофагах, а гробницу запечатать. Нежелательный соперник Цезарион и сподвижник врага Канидий были казнены; дети царицы и Антония отправлены в Рим для триумфального шествия, чтобы потом их забрала к себе сестра консула Октавия и воспитала в память о муже. Египет стал римской провинцией, а Октавиан – полновластным хозяином Рима.

В царских покоях Аршам, которого римляне поставили правителем армянского народа, распалялся все сильнее и сильнее:

– Как он проник в город?!

Ему донесли, что в столице Великой Армении появился сын погибшего царя Артавазда Арташес. Вельможи, низко опустив головы, молчали. Аршам с царской диадемой на голове, которую сам себе водрузил, в леопардовой мантии на плечах (которая, по его мнению, придавала значимости) прошелся перед строем министров и военных, сокрушаясь:

– Я приказал досматривать все повозки, прибывающие в город, и ловить всех подозрительных странников, появляющихся у ворот. И что же? Проморгали сына царя! Бунтовщик мутит народ, подбивает на восстание, появились акты неповиновения, убиты двое легионеров. Римский гарнизон буквально полыхает яростью к горожанам. Завтра – показательная казнь. Найти Арташеса и убить! Идите!

Все ушли. Отворилась дверь, и неслышно вошел новый казначей:

– Государь, я войду?

– Ты уже вошел, Мард.

– Дворцовая стража удвоена, государь.

– Ты единственный, кто называет меня государем, и я склонен доверять тебе. Старому евнуху некуда деваться? Ну-ну, не смущайся. Для человека, давно управляющего двором и гаремом, ты достаточно умен и осторожен. Льстишь мне, что хорошо, но главное – много знаешь.

– О государь, о Аршам, ты так добр ко мне!

– Конечно. Лишь тебе одному доверил казну. Но ты не выполнил мое поручение – найти тайный вход в сокровищницу!

– Ты прав, государь, но мы работаем. Кажется, в темнице есть следы на стене…

– Я казню тебя, если… – Аршам сделал выразительную паузу и зловеще прошипел: – …если не будет найдена потайная дверь! – Остыв, правитель прошелся по тронному залу, шурша мантией, и, вперив взор вдаль, мечтательно сказал: – Еще мать мне рассказывала о зале чудес в подземелье дворца. Я хочу обладать магическими вещами, получить сокровенное знание, стать истинным царем Армении. Но важнее всего – завладеть жезлом сехем. Понимаешь, Мард, это – ключ к могуществу! Антоний и Клеопатра непременно желали заполучить его.

– Да, государь, приложу все силы. Время есть…

– Времени нет! Мой покровитель Антоний умер, политика Октавиана в отношении нас неясна, в городе зреет недовольство.

– Ты усилил гнет, взимаешь большие налоги, увеличил подати – вот народ и недоволен…

– Зато римляне довольны. Иди, работай.

На другой день предстояла казнь двух бунтовщиков. Народ сгоняли на главную площадь, где уже установили помост, чтобы прилюдно обезглавить преступников. Они якобы убили римских солдат. Устрашение населения – последовательная стратегия оккупантов.

Площадь огласил рожок, забили барабаны, вокруг помоста встали легионеры. Римский легат и этнарх устроились на балконе одного из домов и наблюдали, как идет приготовление к экзекуции. Преступников вели к месту казни, и в этот момент толпа стала теснить стражу, чтобы отбить бедолаг. Поднялись крик, вопли, брань, кто-то призвал бить римлян, полетели камни в Аршама и легата, римские солдаты сбились в манипулу, обнажили мечи и стали рубить напиравших граждан. В сторону солдат полетели камни, наконечники стрел, свинцовые пластины, горсти монет, облака жгучего перца. Помост уже разбирали на доски и палки, пустив это нехитрое оружие в ход. Толпа при полном бездействии армянской стражи снесла римских воинов с площади, освободила заключенных и стала наводить порядок в городе.

Аршам укрылся во дворце, в котором все входы-выходы закрыли и выставили охрану из армян и римских легионеров.

– Не удивлюсь, если Арташес появится скоро здесь! – Аршам, раздраженный и настороженный, заперся в спальне с женщиной, к которой вдруг воспылал страстью. – Рипсимэ, ты красива, умна, безупречна. Как я раньше не замечал?..