– Возможно, сокол. Не обращай внимания, воин. Вперед!

Украдкой продолжили движение. Раздалось: «Уугуу». Подельники замерли. Муза была в смятении: сова, способная видеть в темноте – символ проницательности, служит Палладе, да и сама богиня может принимать облик этой птицы.

– За нами следят, будь внимателен! – прошептала Муза.

Дживан кивнул:

– Я в порядке, прикончу каждого, вставшего на пути.

Женщина лихорадочно соображала: «Богиню Афину сопровождают священные животные – ворона, сова, дракон, змеи. Змей еще не было. Где змеи?»

Сделав несколько шагов вперед, они резко остановились: в свете горящих факелов открылась удивительная картина: на каменном постаменте стояла потрескавшаяся от времени, со следами позолоты и царапин деревянная фигура Афины, облаченная в боевой шлем, вооруженная копьем и мечом. Небольшая статуя, от которой исходили волны всепобеждающей силы, завораживала, восхищала и притягивала, возможно, звала Музу: «Вот твой шанс завладеть сакральным предметом, возьми его!» Музу потянуло к статуе как магнитом.

Над головой Дживана навис питон. Свешиваясь с перекладины, укрепленной между колоннами, змея шипела и медленно спускалась, но стоило человеку сделать шаг, как огромный сетчатый хищник рухнул на него с высоты. Дживан не устоял, свалился на пол, меч со звоном отлетел в сторону, а змей неудержимо заскользил по жертве, туго обвиваясь вокруг добычи, чтобы задушить и проглотить.

– Энио, помоги!! – закричал шпион.

Но итальянка его не слышала. В мозгу засела мысль: «Украсть Палладиум! Завладеть любой ценой!». Внезапно путь ей преградила женщина в образе Афины. Резко остановившись, Муза выжидательно смотрела на соперницу, на голове которой был коринфский шлем с гребнем из конских волос, лицо закрыто пластинами с массивным наносником (такой любили в Спарте), в руках меч и щит. Одета она была в золотистую тунику, через плечо – накидка из козьей шкуры (Эгида?), украшенная золотым медальоном с женским лицом и змеями вместо волос – Горгона Медуза, монстр, взгляд которого обращал человека в камень.

Не задумываясь, запальчивая Муза с кинжалом бросилась в атаку на неведомого противника. Клинок напоролся на щит, итальянка отскочила, но тут же последовала следующая стремительная атака – удар ногой по щиту, и кинжал вошел в соприкосновение с клинком меча; скрестив оружие, женщины решительно шагнули навстречу друг другу. Та, что в шлеме, парировала выпады щитом, но атаки парфянской царицы шли одна за другой: Муза в бешеном темпе нападала, изматывала соперницу, ускользала от ее ударов. Хранительница Палладиума мощно замахнулась мечом сверху, пытаясь разрубить ей голову, но парфянский кинжал принял оружие, а потом, заскользив по клинку меча, остановился у эфеса, и только щит отбил натиск, заставив итальянку отступить.

Дживан боролся с питоном. Изнемогая от боли, все же мобилизовал ресурсы и, раздвигая руками кольца змеи, постепенно высвобождался из цепких объятий.

На разгоряченную Музу внезапно спикировала сова, задев крылом и оставив порез на ее прелестном лице. Муза отпрянула, схватилась рукой за кровоточащую рану, но соперница теснила, готовясь нанести решающий укол в грудь, и Музе пришлось защищаться и уклоняться. Возникло осознание: перед ней сильный соперник, наделенный божественной силой, способный спокойно наносить убийственные удары. «Она неприступна, – на этой мысли поймала себя парфянская царица. – Сама богиня? Не может быть! Но если так, то, как гласит легенда, ей ничего не стоит превратить меня в птицу, змею, лишить голоса, ослепить, содрать кожу, извалять в куче навоза. Мой кинжал против ее меча и щита – ничто! Исход битвы предрешен. Я переоценила себя». Отступив, бросив кинжал, она побежала к веревке – выбираться из адских глубин.

Обхватив руками и ногами веревку, Муза сноровисто полезла наверх. Дживан, наконец распутав кольца питона, устремился за женщиной. Мелькнула тень дракона. Мужчина рывками, проворно карабкался по веревке вверх и почти долез до вентиляционного отверстия, как в спину впились когти, и какая-то неведомая сила понесла его под сводами зала, а потом уронила. Раздался хруст костей, вырвался хрип, и последнее, что увидел шпион одним глазом, – летящая к нему ворона. Подлетев, она деловито выклевала жертве единственный зрячий глаз. Муза, став свидетелем этой сцены, похолодела от ужаса.

В зале стало тихо. Воительница сняла шлем. Это была Эрмина. Положив к основанию Палладиума щит и меч, взяла ветку оливы – символ мудрости, поднесла к лицу и, вдохнув аромат свежего вечнозеленого растения, улыбнулась:

– Мрак опасности превращается в свет надежды.

– О, Солнце Парфии! – сладким голосом говорил начальник канцелярии Шадман, войдя в спальню, поклонившись повелителю, который только что проснулся, продолжая нежиться в кровати. – Прекрасное утро – верное время заняться важными делами. Переговоры, мой государь, прошли успешно, армяне готовы подписать договор, и твоя Империя пополнится сорок первым царством.

Лесть доставила Фраату удовольствие. Утро началось с приятных новостей. Потянулся, встал, надел отделанный жемчугом халат и подошел к окну. Открылся изумительный вид окрестностей армянской столицы: мерно несет свои воды река Аракс, ветерок слегка колышет на полях колосья пшеницы, горят на солнце алые плоды цветущих гранатовых садов, вдалеке мерцает изумрудами зелень гор и лесов. «Замечательно! – подумал Фраат. – Оставшись без Палладиума, город Арташат при натиске моих войск падет, и я присоединю к своей Империи Армению с ее богатствами и чудесами. Немалую дань заставлю платить армян, объявлю себя хозяином Востока, а затем поставлю на колени Рим».

Его взгляд остановился на горе Арарат. Возникло подозрение в утопичности планов. Явно ощутив исходящую от горы угрозу, царь резко развернулся: «Где Муза, почему не приветствует меня хорошими вестями?»

Позвали царицу. Муза вошла в сером плаще с полупрозрачной накидкой на лице. Фраат подошел и стянул накидку. На бледном лице жены был кровавый шрам, уродующий внешность, ее глаза слезились, прежний хищный блеск во взоре исчез. Вымученно улыбнувшись, она сказала:

– Государь, миссия неосуществима. Палладиум защищают сверхъестественные силы и покровительство богов. Не в этот раз.

Разочарованный Фраат прошелся по комнате и, остановившись, сердито посмотрел на жену:

– Неудачники не только теряют остатки уважения окружающих, они не оправдывают даже своих собственных надежд.

Шадман, чтобы сгладить ситуацию, робко предложил:

– Думаю, больше нечего делать в этой стране. В отличие от свадьбы или похорон, срочные дела не терпят отлагательств.

Без объяснения причин парфянский царь и его свита покинули дворец уже через час. На балконе третьего этажа насмешливым взглядом их провожали царь Тигран и царица Эрато.

Тайная встреча Лоллия с Вахинаком проходила в лесу близ Арташата. Всадники сошлись на поляне.

– Буду говорить без обиняков, – начал Вахинак. – Вокруг меня объединились армяне, дружелюбно настроенные к Риму. Нам чужды варварские обычаи парфян, поэтому хотим видеть на троне Арата, новатора и безусловного лидера нации, но царь Тигран IV и Эрато, противники всего римского, прочно утвердились на престоле, к ним примкнули ревностные сторонники, вы же никак не влияете на расстановку сил в Армении.

Лоллий, скрывая под накидкой лицо, силился выказать искреннюю озабоченность:

– Напрямую не влияем, но Тиберий на Родосе лично занимается этим вопросом. Открою секрет: готовится к вторжению армия во главе с сыном Агриппы Гаем Випсанианом.

– Вторжение?! – вознегодовал Вахинак. – Во главе с неопытным юнцом Гаем, внуком императора, который в Сирии так вызывающе развязно вел себя, что дурная слава о нем докатилась до нас?! Как низко пал Рим! У Тиграна сильная армия, он разобьет Гая, глазом моргнуть не успеешь. Есть другие способы решения неразрешимых проблем. Медлить опасно! Когда ожидание затягивается, решимость вянет.