Как этот, например.

У Даари пока не хватало опыта, чтобы понять: то, что у самой решетки скопилась обыкновенная двухдневная слизь, говорит только о том, что эту слизь сюда вытеснили.

Она, конечно, не заметила плевок черной жидкости откуда-то из глубин фильтра, который пришелся прямо ей в лицо. Зато это заметил Беорн. Он мог бы успеть предупредить Даари — он узнал этот черный выплеск и помнил, что делать — но от волнения и от того, что мысли у него в этот момент крутились вокруг Желтых дуэлей, вместо четкой команды, вроде «Отойди!» или «Наклонись!», изо рта старшего напарника вырвалась только какая-то невнятица.

Даари ахнула и отшатнулась, но брызги все равно попали ей на шлем и начали с шипением проедать плотную сетку.

А потом уже было поздно: после черной жидкости из недр фильтра выскочило е-то многоногое создание и вцепилось в шлем широкой пастью. Сетка тут же треснула в лоскуты, черная жидкость пролилась внутрь и Даари дико заорала.

Беорн схватился за перила галереи, ловким прыжком вскочил на них и сиганул вниз.

Приземлился он правильно, тут же уйдя в кувырок, как учили — вот только не учел, что этот кувырок приведет его прямо туда, куда бросилась Даари, не соображая ничего от боли и пытаясь содрать с головы шлем вместе с грызущей его тварью. Девушка наткнулась на катящегося напарника, споткнулась, и оба вопящей грудой полетели на пол.

От этого, правда, вышла неожиданная польза: тварь оказалась в самом низу кучи-малы и пронзительно заверещала. Даари наконец удалось сорвать шлем, но боль никуда не делась. Сходя с ума от жжения и ничего не видя вокруг, она вдруг почувствовала под своим коленом что-то мягкое и жидкое, словно мешок, набитый киселем… при условии, что в киселе встречались бы комки. «Тварь!» — поняла девушка.

Даари изо всех сил надавила на нечисть коленом, но та вывернулась, словно тот же кисель. Однако, в отличие от киселя, разум у нее все же был, хоть и незавидный. Тварь только что выселили из уютного гнезда, где она еще не успела сожрать все энергетические отложения, в холодный и неуютный внешний мир. Все, чего она хотела, это оказаться подальше от чистильщиков. Вот и рванула по кратчайшей траектории к одной из двух дверей в дуэльный зал.

Тварь двигалась быстро — с таким-то числом ног! Однако Беорн все-таки успел грубо оттолкнуть Даари, выхватить из чехла на поясе свой МУНИ-349 (Малый устранитель нечисти Интани, триста сорок девятая модификация) и нажать на спуск.

Зачеты по физической подготовке Беорн сдавал хорошо — что и показал его стремительный прыжок — а вот стрелял не очень. Потому после трех лет работы все еще оставался в младших чистильщиках.

Однако тут он попал с первого выстрела: то ли адреналин, то ли просто повезло. Сгусток розовой энергии ударил в нечисть, разнеся ту в облако черных брызг.

Беорн обернулся к Даари.

Девушка лежала на полу, воя и держась за лицо. Черная жижа сочилась у нее между пальцев, которыми она закрывала глаза. Там, где черная гадость касалась кожи, та краснела и покрывалась мелкими волдырями. Кроме того, белый в начале смены браслет на ее левом запястье совсем почернел.

— Вот блядство, — сказал Беорн.

Не тратя времени на дальнейшую ругань и нотации, он отцепил от пояса аптечку первой помощи и принялся за дело.

Даари пришла в себя в такой ослепительно белой комнате, что глазам было больно.

И все-таки она очень сильно обрадовалась. Даже не так: она испытала облегчение, такое всепоглощающее, что оно оказалось ярче, больше и значительнее радости. Ведь последнее, что она помнила: жгучую боль в глазах, ругань Беорна, долетающую откуда-то издалека, и мысль: «Ну все, ослепла!»

А раз она видит белый свет, значит, как бы там ни было, зрение у нее сохранилось. Она не станет инвалидкой, она по-прежнему будет работать и сможет помогать Инге и Тарику!

Правда… может быть, глаза теперь всегда будут болеть?

Однако резь вскоре прошла и, проморгав непрошенные слезы, Даари обнаружила, что она в самом деле находится в чисто белой комнате, на чисто белой лежанке, стоящей у стены. На этом фоне ее черная форма чистильщика, заляпанная пятнами прокисших и полуразложившихся магических отходов, казалась особенно неприглядной. А разглядев свой почти совсем почерневший браслет, она даже вздрогнула: и надо же было отхватить такое мощное магическое воздействие! Темно-серый цвет почти сливался с темной формой.

Никаких предметов обстановки, кроме койки, Даари в комнате не увидела — ни умывальника, ни унитаза, — поэтому сразу же решила, что это не камера и не больничная палата. Но где же она?

Еще ее встревожило, что, хотя она видела, боль никуда не ушла. Лицо — кожа вокруг глаз, лоб, верхняя часть щек — горело огнем. Она поднесла руку и не сразу решилась коснуться.

Пальцы встретили какую-то плотную накладку, что-то вроде компресса. Значит, ей оказали первую помощь.

Но… насколько сильно она пострадала? Останутся ли следы?

На секунду Даари забыла о той радости, которую испытала, когда поняла, что по-прежнему видит. Вместо этого сердце ухнуло в пятки: она представила, каково ей будет со шрамами, уродующими всю верхнюю часть лица. Ладно, она не считала себя красавицей — с ее-то веснушками и «бесовскими» каштановыми (каштановыми, а не рыжими!) волосами, которые вдобавок ко всему еще и слегка вились! Давно бы покрасилась, но, к сожалению, только членам клана дозволяется менять цвет волос, и то только в соответствии с клановыми цветами.

Инге и Тарику повезло — им от родителей достались гладкие черные волосы. А Даари, говорят, пошла в бабку. Поэтому Даари всегда немного завидовала братьям, особенно когда изо всех сил натирала щеки едким уксусом.

Однако веснушки и рыжие волосы — это одно дело, а шрамы — совсем другое! Можно навсегда расстаться с мыслью выйти замуж хоть за кого-то.

«Прекрати панику! — сказала Даари себе. — У тебя есть проблемы посерьезнее! И вообще, ты с самого начала не особенно рассчитывала на хорошего мужа — с твоей-то генетикой!»

Но почему-то эта отповедь особого эффекта не возымела. Конечно, она уже очень давно вела хозяйство, воспитывала братьев и даже зарабатывала на жизнь, потому что на одну пенсию не проживешь, но все-таки в двадцать лет трудно совсем отказаться от романтических надежд. Поэтому, хотя Даари и понимала, что гораздо важнее выяснить, что происходит и где она находится, вместо попытки обследовать помещение она торопливо вытащила из одного из карманов униформы стандартное зеркальце, входившее в комплект обмундирования чистильщика.

И в самом деле: вокруг глаз и на лбу красовались — если это можно так назвать — толстые темно-зеленые компрессы из каких-то листьев. Кожа по краям этих листьев казалась красной и воспаленной.

— Да, шрамы останутся, — сказал веселый голос откуда-то у нее из-за плеча.

Даари резко развернулась, отбрасывая зеркальце и хватаясь за рукоять муни, торчащую из кобуры. К счастью, она вовремя сообразила его не доставать — за это можно было бы схлопотать и пожизненное! Потому что перед ней стоял не кто иной, как Дракон, владыка всей Цивилизации, сильнейший маг мироздания, повелитель сущего, свидетель истории… и далее, далее, далее — еще десяток титулов, которые их заставляли зубрить в начальной школе.

Сейчас он выглядел как изящный юноша, совсем молодой, едва ли не моложе Даари, с сияющей белой кожей и небрежной прической. Да и одет был обычнее некуда: в джинсы, футболку и толстовку с капюшоном. Золотая подводка вокруг чуть раскосых ярких глаз говорила о щегольстве, но кроме одного кулона и кольца с печаткой никаких других украшений юноша не носил. В целом так мог бы выглядеть отпрыск состоятельных, но не знатных родителей — мужчины в кланах так же красили волосы в свои клановые цвета, как и женщины, а этот даже и не подумал — если бы не аура.

Сложно сказать, в чем она заключалась. У нее не было никакого зрительного выражения. Дракон не блестел на солнце и не светился в темноте, не щеголял вертикальными зрачками или длинными когтями. Просто в его обществе любой (ну, по крайней мере, любой человек Цивилизации) немедленно понимал, что перед ним именно Владыка.