Царица на грани обморока вцепилась в спинку трона, Багратуни, уронив кубок, застыл, как вкопанный, Мард обреченно вздохнул, Гнуни схватился за сердце, публика охнула, виночерпий орал: «Никого не травил! Вино хорошее!».

– Умри, гнида!! – Багунци, схватив виночерпия за шиворот, выхватил меч и занес над головой нечестивца…

– Стой! – крикнул царь.

Жрец Мигран внезапно прокашлялся, сглотнул, вытер рукавом слезы и, подняв глаза к небу, простодушно сказал:

– Спасибо тебе, господи! Я в порядке.

Меч Багунци завис в воздухе. Посмотрев на царя, удивился его улыбке, а устремив взор на перстень, поразился: самоцвет лениво переливался от бордового цвета до шафранового, вспыхивая иногда огоньками тлеющих углей. Первым пришел в себя Гнуни:

– Все бывает… Вино хорошее… Дух горы шалит… Чтобы не расслаблялись…

Народ, пережив потрясение, стал хохотать, засмеялись и царедворцы. В порыве безудержного веселья не сразу заметили, что царь встал. Наконец, успокоились.

– Как свет озаряет тьму, так добро всегда побеждает зло, – голос молодого царя звенел. Арташес обвел всех взглядом: – Добрый дух Арарата хочет нас расшевелить. Он повелевает повеселиться, погрустить, но не забывать свою миссию – быть связующим звеном цивилизаций, двигать человечество вперед. Предстоит долгий и тернистый путь, но несгибаемое упрямство, непоколебимая вера и жизнестойкость народа помогут преодолеть невзгоды. Идите и творите справедливость!

Народ стал расходиться. К царю подошел Гнуни:

– Государь! Магия, конечно, воодушевляет, но иногда расхолаживает… – И протянул ладонь.

Царь понял. Сняв драконий перстень с пальца, вложил в ладонь казначея, сказав:

– В мире так много загадочного, что, не познав истину, теряешь покой…

– Государь, хуже, когда теряешь голову! – Спрятав перстень в карман, вздохнул: – От греха подальше.

В подземелье дворца, глубоко под землей, в сокровищнице царя на мраморном столике стоял железный ларец. Как известно, железо отпугивает потусторонние силы. В ларце на шелковой подушечке, в ожидании новых приключений и странствий, лежал массивный золотой перстень с красным камнем, изредка мерцая огоньками, похожими на тлеющие угольки. Сталкиваясь с магией, лучше обходить ее стороной! Вот вспыхнул и потух последний огонек. Перстень уснул…

По Риму разнесся слух, что император Октавиан Август находится при смерти. Лекари предвещали неутешительный прогноз, и только один врач, практикующий среди богатых аристократов, Антоний Муса, сорокалетний искусный ученый-фармаколог, широко применяющий лекарственные травы для излечения больных, предложил единственное средство, чтобы поднять императора на ноги – лазер. Ему не верили, считая, что дни Августа сочтены, и развернули дискуссию о преемнике. Лазером назвали чудесную траву, способную исцелить от многих болезней. В разных странах вроде бы находили подобные растения, получившие название сильфий, но настоящий дикий лазер-сильфий встречался только в районе города Кирена, что в Киренаике[123].

– Он на краю смерти! – потрясенно прошептал стоящий у изголовья Октавиана впечатлительный Меценат, близкий друг императора, обладающий талантом легко решать любые проблемы. – Но его историческая миссия не завершена!

– Мы должны спасти его! – тревожно воскликнул Агриппа, один из немногочисленных друзей императора и его ближайший соратник с грубоватыми чертами лица. Он доверительно обратился к лекарю: – Муса, ты единственный, кто еще верит в спасение Августа. Говори, что нужно делать!

– Трава лазер. Лишь она поможет! – Муса, серьезный и умный человек, с тревогой на лице, сделав порывистое движение к больному, вскричал: – Времени мало! Ему поможет либо лазер, либо чудо!

– Лазера в Риме нет, – обреченно произнес Меценат, подняв блуждающий взгляд на Агриппу. – Еще Юлий Цезарь все запасы, что были, использовал на ведение войн. Августу поможет только чудо.

Лазер – единственная дань, которую жители Киренаики платили римлянам, но трава из-за хищнической заготовки почти исчезла. В Риме эпидемии бывали часто. Вокруг города простирались болота, кишащие мошкой и москитами (малярия – обычное дело), блохи и грызуны переносили заразу – чуму, и лазер был тем ценным средством, которое реально могло излечить, в противном случае надежды возлагались лишь на богов и чудо.

Император пошевелился, медленно приоткрыл глаза и, оценивающе взглянув на друзей, негромко сказал:

– Мои враги рано радуются, ведь я могу и поправиться.

– О, Август! Ты шутишь, значит, не безнадежен! – Меценат от радости просиял.

Позвали сенаторов и родню. Главы сенатских партий, желая услышать, кто же преемник, с благоговением прислушивались к каждому слову императора. Тот, понимая, чего от него хотят, снял с пальца перстень-печатку и молча протянул Агриппе.

– Я?! – Агриппа озадаченно посмотрел на сенаторов, которые почтительно склонили перед ним головы. Взяв неуверенно перстень, вскричал: – Нет!! Правит Август, его земной путь еще не завершен. Я отправлюсь в Киренаику, и чего бы мне это ни стоило добуду траву!

– Хочешь познать друга, переживи с ним радость, горечь и несчастье. – В светлых и блестящих глазах Августа почудилась некая божественная сила. Забрав перстень обратно, добавил: – А пока лекарь Муса будет поддерживать во мне жизнь холодными компрессами.

Шел 730-й год с момента основания Рима, или 23-й год до нашей эры.

Конвой – римский отряд из трех когорт опытных ветеранов, своего рода «спецназ», возглавляемый Агриппой, сопровождая обоз с травой лазером, возвращался из Африки в Италию. Киренаика окружена пустыней с трех сторон, связь с миром лежала через север, где на берегу Средиземного моря стоял город-порт Аполлония[124]. Радостный Агриппа планировал уже сегодня, совершив дневной переход, погрузиться на корабли и убыть в Рим, к императору. Операция по изъятию остатков лазера у населения города Кирены прошла успешно: трава была так ценна, что обыватели хранили ее в своих сундуках вместе с золотыми и серебряными монетами.

Киренаику когда-то захватил Александр Македонский, потом в ней хозяйничала правившая в Египте династия греческих Птолемеев, но последний киренайский царь Апион, умирая, вдруг завещал страну Римской республике, которая превратила бывшие владения Апиона в свою провинцию. Неспокойную провинцию. Постоянные берберские восстания превратили некогда процветающее царство в забытое всеми место.

Путь лежал по возвышенной части плато, поросшему кустарником.

– Полынь, пожухшая трава – вот она, мрачность пустынного мира! – невесело воскликнул легат Лоллий, следующий в группе военачальников.

Колонна пехоты и всадников, охранявшая запряженные волами повозки с бесценными сундуками и мешками, набитыми травой и золотом, двигалась в степной полупустыни.

– Полпути пройдено, скоро порт. Я всегда добиваюсь успеха, потому что желания императора – закон! – воскликнул командующий.

Агриппа, служака, человек огромной силы воли, посвятивший жизнь служению Октавиану, понимал, что все военные успехи Августа достигнуты благодаря его таланту, но был скромен, и за друга готов был положить жизнь.

– Опасное место. – Тигрис внимательно посмотрел на командира. – Без риска вступать на территорию туарегов – то же самое, что войти в клетку со львом. Лучший способ устранить угрозу – прибегнуть к уловке!

Тигрис («тигр») – так на латинский манер в Риме прозвали Тиграна-армянского, 45-летнего сына казненного Антонием царя Великой Армении Артавазда II. Старший брат Тигриса правил Арменией, а он уже более десяти лет жил с семьей в Риме, сначала как заложник, а потом, проявив незаурядный военный талант, стал протеже Агриппы и получил должность начальника вспомогательной конницы. В поход на Кирену его взяли с небольшим отрядом легкой кавалерии армян, обученных сражаться в условиях гористой и пустынной местности.