Наконец Август задал последний вопрос Сивилле:

– Долго ли я буду править?

– Выйдешь отсюда живым, и дождь золотой над Римом прольется, править до старости будешь …

Октавиан Август насторожился. Он, внешне спокойный и рассудительный, на самом деле крайне раздражительный, стал впадать в панику; в нервном напряжении, обернувшись, оценивающе взглянул на Агриппу, который от услышанного разинул рот. «Он мне предан, опасности не представляет», – подумал принцепс.

Вождь туарегов был уже на грани безумия. Август, положив правую руку ему на голову, произнес:

– Сейчас ты выйдешь из транса. Забудь, что было. Три, два, один!

Туарег обмяк, заморгал глазами, судорожно задышал и испуганно посмотрел на римлянина.

– Агриппа! Кочевника содержать в тюрьме как моего личного пленника! Разберись, что происходит в доме!

С этим словами Август взял масляную лампу, подошел к большой бочке, открыл в ней потайную дверь и исчез внутри. Агриппа, вытащив из ножен меч, стал медленно подниматься по каменным ступеням лестницы. Приоткрыв дверь, всмотрелся в полумрак помещения, заметив движение теней в атриуме[128]. Бесшумно ступив по каменному полу, крадучись, юркнул за статую «Лаокоон и его сыновья» в момент, когда в комнате появились трое с повязками на лицах. До него донеслись слова главаря наемных убийц:

– Августа нигде нет! Он прячется, ищите!

Злодеи приступили к поискам, разделив между собой дом: один стал проверять помещения на первом этаже, второй поднялся наверх, а третий пошел в подвал. Тот, что направился в подвал, получил удар мечом в грудь. Агриппа, придержав падающее тело, чтобы не было шума, опустил его на камни и стал искать следующего заговорщика. В атриуме свет факелов создавал причудливые блики воды лазурного бассейна, и возникало впечатление, что белые мраморные колонны открытого дворика парят в воздухе. Работал фонтан; в шуме падающих струй шаги Агриппы не были слышны. По лестнице двухэтажного дворца, проверив комнаты наверху, спускался один из наемников. Меч пронзил ему горло. Проконсул двинулся дальше. В одной из комнат около лалария[129] стояли жена Августа Ливия и его дочь Юлия в длинных ночных туниках без рукавов, а перед ними – предводитель наемников с мечом.

– Говорите или умрете! Где принцепс?

Ливия никогда не теряла самообладание. Она легко устраивала скандалы императору и фактически лишь одна имела на него существенное влияние. Даже гипнотический дар принцепса не действовал на нее. Гордо вскинув голову, произнесла:

– Сочувствую. Для тебя будет большим сюрпризом сегодня же потерять голову: измена не прощается.

Юлию, единственного родного ребенка императора, рожденного от брака с другой женщиной, воспитывала Ливия, но дочь проявляла характер. Август как-то бросил: «У меня есть две своенравные дочери – римский народ и Юлия». Девушка без страха смотрела в глаза убийцы:

– Предательство равно бесчестью; и то, и другое не стоит полученной выгоды.

Агриппа ринулся к заговорщику. Услышав гулкие шаги по каменному полу, тот резко обернулся и, встав в боевую стойку, приготовился биться. Рубка мечами началась. Сильный удар Агриппы встретил блок – соперник поставил плоскость лезвия меча на пути удара. Удар мечом наемника также налетел на защиту. Женщины императора и не думали прятаться: с азартом наблюдая за поединком, Ливия кричала:

– Убей его, Агриппа!! Отруби ему голову!!

Агриппа нанес мощный удар сверху вниз по плечу, задев злодея. Тот, сделав выпад, попытался колющим ударом вонзить меч в соперника. Проконсул защитился, отклонив разящий клинок в сторону. Наемник, паникуя, широко замахал оружием, чтобы отогнать противника, попытаться выиграть время для более выгодной позиции, но Агриппа стремительно пошел в атаку и, как только они сблизились и скрестили клинки, толкнул соперника своим телом, сбив с ног. Резво поднявшись, злодей побежал. Прыгнув в бассейн для сбора дождевой воды и поднимая массу брызг, понесся к выходу. Агриппа за ним. Они вновь сразились. Перебежками и прыжками убийца старался увернуться от ударов, но обманный удар, направленный ему в голову, решил исход боя. Агриппа сделал вид, что хочет нанести удар в голову, противник поспешил для защиты поднять меч вверх, но удар пришелся ему по ногам. Злодей рухнул в воду.

Тяжело раненного наемника проконсул, ухватив за одежду, вытащил из бассейна на каменные плиты атрия и сорвал с лица повязку.

– Это Телеф, человек сенатора Фанния Цепиона.

Раздался голос принцепса:

– Люблю измену, но не изменников. – Август подошел ближе. – Фанний Цепион рьяно отстаивает республику, но не он организатор заговора.

– Убей его, Август! – взвинченная Ливия не могла успокоиться.

– Зачем же? Сначала дознаемся, кто составил заговор.

Мятежи и заговоры возникали с завидной регулярностью; Август их своевременно раскрывал или подавлял, в основном по доносам. Новый заговор и покушение были следствием получения принцепсом неограниченных полномочий как постоянно избираемому консулу. Традиция и закон дозволяли занимать эту должность лишь год. Когда изгнали последнего римского царя Тарквиния Гордого, народ, пожелавший коллективно принимать решения, а также ограничить злоупотребление властью, стал избирать для управления страной коллегию из двух консулов, обладающих высшей гражданской и военной властью, но только на один год. В сенате ярые республиканцы не желали идти Августу, поступающему наперекор традициям, ни на какие уступки.

Над Римом бушевала гроза. Потоки воды извергались с неба, ослепительно сверкали молнии, грохотал раскатистый гром. В таблиниуме, кабинете Августа, кроме него, находились Ливия, Агриппа и Меценат. Сидели молча. Император кутался в тюленью шкуру, содрогаясь от каждого удара грома. Он, крайне суеверный, испытывал всепоглощающий страх перед грозой, считая, что гром и молнии, которые насылает Юпитер, обязательно поразят его либо принесут несчастье в жизни или поражение в бою. Иногда он даже прятался в погребе, но сегодня, созвав соратников на совет, не начинал даже говорить, ожидая окончания причуд природы. По поверью шкура тюленя могла защитить от молнии, но даже в ней он не решался выйти из дома, понимая, что не все его деяния нравятся богам и никакая защита не спасет от вспышки гнева огорченного Юпитера.

Гроза стихала, император облегченно вздохнул и озабоченно посмотрел на Агриппу. Нарушив молчание, тот произнес:

– Недовольство сенаторов вызывает твое, Август, десятое подряд пребывание в качестве консула. Недовольных много. Шансы получить консульство у аристократов упали вдвое.

Раб разлил по серебряным кубкам вино, Август, выпив немного, успокоился: гнев Юпитера сегодня его миновал.

– Не знаю, помогает ли от молний эта тюленья шкура или нет, но разум подсказывает, что спокойствие души сохраняется, когда веришь, во что веришь, – сказал он. – О, владей я Эгидой[130] из козьей шкуры, мои враги впали бы в панику, а меня бы не угнетала досада, что кругом предатели!

– О, Август, тебе нужна Эгида; молния не в силах ее одолеть! – воскликнул простосердечный Меценат. – Диодор Сицилийский в своем трактате пишет, что Эгидой владеют армяне.

В глазах императора полыхнуло пламя, он странно уставился на друга; под этим взглядом Меценат виновато опустил глаза.

– Меценат, – Август язвительно процедил, – через свою жену ты сообщил зятю Мурене, что я подозреваю его в измене, и он скрылся.

Авл Мурена был избран консулом вместе с Августом на текущий год. Меценат густо покраснел, но, подняв глаза, с вызовом откликнулся:

– Принцепс, пребывание одного лица в высшей должности десять раз подряд противоречит духу Республики! Как друг скажу: твое правление вызывает недовольство римлян. Чем меньше полномочий, тем долговечнее власть!