– Ты сыграешь выдающуюся роль в государстве! – говорил Антоний.

– Я хотел бы прославиться, – вторил Клодий.

– Тебя выберут народным трибуном, не сомневайся. Станешь вождем плебеев, проведешь закон типа «Бесплатная раздача хлеба», а еще… Здесь достаточно денег, – Антоний указал на мешки, – чтобы устроить в Риме беспорядки. Убийства, грабежи, гражданские распри должны вызвать праведный гнев граждан.

– Мне знакомы многие плебеи, рабы, вольноотпущенники и наемники. Всех придется подкупить и вооружить… – Клодий был лжив и жаден до денег, но являлся демагогом высшей пробы.

– Первая твоя цель – сенат! Нужно устрашить сенаторов и вывести из игры Цицерона. Он должен добровольно уехать в ссылку.

(Цицерон собирался открыто обвинить Цезаря в стремлении к государственному перевороту.)

Клодий скривил рот:

– Ненавижу Цицерона. Что делать с его домом?

Антоний пожал плечами:

– Что хочешь.

– Сожгу, куплю участок и построю себе красивый особняк.

Антоний продолжал, настойчиво и властно:

– Вторая цель – Катон. Изгнать из сената! Пусть сочтет за лучшее получить наместничество на Кипре.

– Что еще? – Клодий смотрел на Антония, как преданная собака.

– Третья цель – Помпей и Красс. Плебеи должны их преследовать с особой враждебностью.

– Конечно! – Клодий ненавидел и Помпея, и Красса, и даже своего брата Аппиуса Клодия, отличного офицера. – Все, что невыгодно ревнителям закона, пойдет на пользу мне и толпе!

– И еще! – Антоний доверительно наклонился к гостю. – Рим – гегемон, все остальные страны должны погрузиться в хаос. Для начала за взятку похитишь из частной тюрьмы у претора Флавия двух царевичей – армянского Тиграна-младшего и иудейского Аристобула, – посадишь их на корабли и отправишь в свои страны сеять смуту, сохраняя, конечно, контроль.

– Я принесу в жертву любого, без колебаний, только скажи! – Безумные глаза Клодия загорелись.

…Безвозвратное время уносит события, часто испытывает судьбу, иногда раскрывает тайны, всегда серебрит виски, но никогда не меняет характер человека.

Прошло десять лет. Седа, бывшая любовь Тиграна, красивая и властная наложница из гарема армянского царя, все десять лет таила злобу на прекрасную Аревик, которую без памяти любил повелитель, и эта злоба была готова убить без ножа. Ненависть переросла в коварство, а коварство – в жестокость. Седа предприняла немало попыток, чтобы извести соперницу, но все неудачно: ее берег какой-то дух. Аревик, которую неусыпно охраняли евнухи, с годами расцвела как дивная роза и выглядела шедевром греческого скульптора. Ее неземная красота вызывала восторг окружающих, ее любовь к царю была бесценной: ему восемьдесят пять, совсем седой, но полон сил, энергичен и молод душой. Его царство процветало, заключив к этому времени военные союзы одновременно с Римом и Парфией, но игры в превосходство над соседями Тигран оставил, продолжая строить сильное армянское государство.

Черноволосая Седа, скромно одевшись, шла по базару к известной старухе-целительнице, которая готовила настойки и зелья. Базар шумел, народу было много, все торговались и бранились, но в лавке старухи Циацаны было тихо.

– О, мой гиацинт! – Старуха изобразила удивление и, улыбаясь беззубым ртом, посетовала: – Видно, мое зелье опять не помогло, раз Седа пришла.

– Циацана! По-прежнему знакомая сильно больна, а я испытываю муки

страдания… – Седа осмотрелась.

В полутемной каморке пахло беленой, на полках стояли склянки и флаконы со снадобьями, висели пучки трав и цветов, в стеклянной банке ползали пауки.

– О моя маргаритка! Мне кажется, она, неблагодарная, искушает твою добродетель.

– Насчет добродетели не знаю, но пора испробовать что-нибудь сильнодействующее.

Старуха прытко вскочила с мягкого табурета и подошла к стеллажу:

– Моя лилия! Уже применяли аконит, болиголов, дурман-траву и даже снадобье духа зла – рвотные орешки[99]…

Циацана задумалась. Седа, присев на стульчик, проворчала:

– Ничего не помогает…

– О моя астра, у меня есть кое-что необычное! – Знахарка достала костяную шкатулку и, сев на место, открыла ее. – Вот что тебе нужно!

В шкатулке лежали золотые крученые трубчатые браслеты в виде змеи с бирюзой.

– Моя фиалка, ты будешь довольна… – Циацана вытащила парочку. – Купцы из Персии везли эту красоту по Великому шелковому пути; отдали дорого. Обрати внимание: у этой змейки два бирюзовых глаза, а у этой один.

Седа взяла браслеты и оценивающе рассмотрела:

– В чем же разница?

– Бирюза – символ богатства. Браслеты «на удачу» женщины раскупают с удовольствием. Но тот, что с двумя камнями, приносит смерть.

Старуха вдруг стала страшной, от нее повеяло опасностью и безысходностью. К горлу Седы подступила тошнота, будто в комнате появилось отвратительное зловоние. «Целительница» продолжала объяснять:

– Змея с двумя бирюзовыми глазами имеет с внутренней стороны еле заметные шипы. Они будут исподволь царапать кожу руки, а из змейки сочится яд… – Циацана хищно скрючила пальцы. – Яд без цвета, без запаха. Все подумают, что человек умер от

холеры. – Старуха подала склянку: – Вот взгляни!

Седа повертела баночку, где лежал порошок стального цвета с зеленоватым оттенком и вернула Циацане, которая расписывала:

– Это арсеник[100]. Он легко растворяется в воде, а смертельная доза – всего капля! Об этом средстве ходят легенды…

Рассказ старухи был ярким и драматическим. Парисатида, мать персидского царя Артаксеркса II, ужасно ревновала сына к жене Статире. Невестка отвечала взаимностью. Обе боялись отравления. Чтобы обезопасить себя, женщины брали кушанья с одного и того же блюда. Как-то им подали аппетитное мясное кушанье. Парисатида ножом отрезала себе кусок и приступила к трапезе. Увидев, что свекровь съела мясо и не отравилась, Статира тоже отрезала кусок… и через некоторое время умерла. Коварная Парисатида заранее намазала нож ядом, но лишь с одной стороны! И этот яд был арсеник.

– Я возьму всю шкатулку! – вдруг властно заявила Седа.

– Моя мандрагора, но здесь дюжина браслетов! – удивилась старуха.

– Для танца как раз нужно двенадцать девушек… – Седа, не слушая возражений, вложила в узловатую руку Циацаны тугой синий бархатный мешочек с золотыми монетами: – Здесь хватит с лихвой. – Она встала, держа в руках шкатулку, и направилась к выходу. – Кстати, – она обернулась, – ты ни разу не назвала меня розой.

– Я называла тебя именами прекрасных цветов, но роза – царица венка. Розой называют безупречных и чистых женщин, которым выпал жребий познать страсть, а потом грустить о прошедших временах.

– Если опять не сработает, берегись… – Глаза Седы полыхнули молнией. Развернувшись, она вышла из лавки.

Отдых государя обычно протекал за кубком терпкого вина и созерцанием величавых движений танцовщиц. В этот вечер в зале отдыха, в свете пылающих огнем канделябров, умиротворенный Тигран сидел на диване, попивая вино и слушая музыку. Танцовщицы еще готовились к выступлению, царедворцы, боясь нарушить идиллию, молчали, расположившись на диванах и пуфах, а охрана зорко наблюдала за порядком.

Двенадцать красивых девушек из гарема должны были собраться в гардеробной, где на именных стульях уже разложены великолепные, белые с черным и желтым платья, туфельки, шапочки с вуалью и золотые украшения, которые подбирал из сундуков казны и присылал для представления главный евнух. Женщина в золоте – владычица честолюбивого мужчины. Красота требует обрамления!

– О! – воскликнула веселая Мелания, впорхнувшая в комнату вместе с подругой. – Посмотри, какие необычные браслеты нам припас этот скупердяй Мард…

Надев на руку свою «змейку», она обошла все стулья с нарядами и остановилась возле убранства Аревик.