«А потом…» — Страд опустил голову и оборвал мысль о Червоточине, унесшей жизни мамы и папы.

Рассказ старосты Гармадта удивлял, но в то же время многое ставил на свои места. Толстяк-прозреватель знал, что Страд — сын Лаады и Стримуса, человека, который, пусть и не намеренно, отобрал у него любовь. Поэтому и относился к Страду, мягко говоря, с неприязнью.

— Баумэртос действительно тесен, — задумчиво пробормотал тот, вспоминая лица родителей.

Внутри стало очень больно.

— Прости, что разбередил рану, — староста Гармадт положил Страду руку на плечо. — Но, думаю, ты должен был узнать.

Страд в ответ кивнул.

— Тебе пришлось многое пережить, — продолжал глава Хлопковой деревни. — Сначала гибель родителей, теперь с наставником случилась беда. Твоих маму и папу не вернуть при всем желании. Но вот спасти мастера Дролла можно. И я приложу все силы, чтобы помочь тебе в этом.

Подняв голову, Страд посмотрел на старосту Гармадта. Тот улыбнулся.

Все верно. Прирожденный хоть и в возрасте, но по-прежнему превосходный маг, владеющий и боевыми заклинаниями, и целительскими, и стихийными, и многими другими, без которых поход в Жадные болота стал бы в разы труднее и опаснее.

«Мы справимся, — Страд впервые за долгое время почувствовал уверенность. Точнее — не ее саму, а лишь отголоски, но это уже было хоть что-то. — Главное, чтобы Дролл продержался».

Он вспомнил наставника. Прежнего — полного сил, требовательного, строгого, способного справиться с любой задачей. И понял, что очень соскучился. По тренировкам и последующим разборам ошибок, по заданиям, по книгам мракоборца… Чтобы отогнать мрачные мысли, Страд представил сложенную из камней арку — и Дролла, выписанного из госпиталя, полностью исцелившегося, возвращающегося домой.

Со всех сторон послышались взволнованные голоса, крики. Страд тряхнул головой, посмотрел на старосту Гармадта: тот поднял глаза к серому, по-прежнему сыплющему снегом небу, по которому расползалось облако черного дыма.

— Вот и она, — пробормотал глава Хлопковой деревни.

Мама плакала. Тихо, без всхлипов и причитаний. Можно было подумать, что она задремала, если бы из-под опущенных век не текли слезы. У мастера Селлера тоже жгло глаза, на душе было больно, словно кто-то рассек ее острым лезвием.

Теперь ему предстояло принять то, к чему он готовился уже несколько месяцев. Мастер Селлер догадывался, что это будет непросто, но чтобы настолько… Однако он держался и не показывал чувств — прежде всего, ради мамы.

Единственное, что успокаивало: отец ушел без мучений. Целитель увидел, что осталось недолго, и использовал усыпляющее заклинание, которое оградило умирающего от болей, судорог и удушья.

Сейчас папа лежал в постели у окна, с закрытыми глазами и улыбкой на высушенном, пожелтевшем от болезни лице. Что видел он во сне перед тем, как остановилось сердце? Мастеру Селлеру очень хотелось верить, что снились отцу они с мамой. Но узнать не получится, прирожденный понимал это, отчего становилось еще больнее.

Отец мастера Селлера оказался очень сильным человеком. Целитель и подумать не мог, что конец затянется почти на сутки. Все это время он не вставал со стула у кровати, не съел ни крошки, но усталости или голода не было. Были только боль и страх: вдруг ему так и не удастся принять то, к чему он готовился несколько месяцев? Как жить, если душа сопротивляется, болит, словно пораженный недугом орган?

Из расположенного в Траттэле Корпуса Некромантов уже выехал «фургон скорби». Скоро он прибудет, и отец целителя навсегда покинет свой дом.

Мастер Селлер оглядел комнату: оклеенные светлыми обоями стены, люстра под потолком с несложной лепниной, трюмо в углу, платяной шкаф из темного дерева. Мама сошла бы с ума, оставшись здесь одна. Хорошо, что целителю удалось уговорить ее отправиться в Баумару вместе с ним. Так магу будет спокойнее, а ей — хоть чуточку легче.

Она все еще сидела на краю кровати подобно плачущей статуе, и мастер Селлер понимал, что пока ее лучше не тревожить.

Экипаж из Корпуса Некромантов прибыл через полчаса. А еще через час мастер Селлер вместе с матерью при помощи портала покинули мансарду на набережной Траттэла. И почему-то целитель чувствовал себя предателем по отношению к месту, в котором родился и вырос.

«Вот и чудовища», — пятясь, подумал Страд.

Один из комков плоти, исторгнутых Червоточиной, рухнул в огород ближайшего дома, проломив забор. Стал пульсировать, и вскоре появились первые три твари.

Небольшие, серокожие и костлявые, они отдаленно напоминали людей. У порождений Червоточины были вытянутые, влитые в плечи головы без ушей, но с полными острых зубов пастями и черными глазами-пуговицами. Жилистые руки свисали ниже колен и заканчивались бугристыми шишаками. Спину каждого монстра уродовал покрытый темной коростой горб, из которого росло нечто, напоминающее маленькое деревце. На «ветвях» светились красным странные круглые «плоды».

Страд сглотнул. Покрепче стиснул рукоять сабли. Он чувствовал себя беспомощным.

Справа послышались рев и крики. Защелкали арбалеты. Загудело пламя, вызванное магией.

Бой начался.

Твари, появившиеся перед Страдом, Ари, старостой Гармадтом и двоими стражниками, тоже кинулись в атаку. Глава Хлопковой деревни встретил их невидимыми клинками.

Одному чудовищу снесло верхушку черепа. Оно отшатнулось, скалясь и вращая глазами. Из зубастой пасти полилась черная кровь.

Его собратьям повезло больше. Магические лезвия оставили на серой шкуре только глубокие порезы. Вреда они не причинили — лишь усилили ярость тварей.

Оба монстра заурчали. Оскалились и пригнулись, готовясь к прыжку. Красные «плоды» на растущих из горбов «деревцах» начали пульсировать.

— Будьте внимательны, — староста Гармадт отступил на пару шагов, не сводя с противников горящих янтарем глаз.

Одна из тварей взревела. По серому костлявому телу прошла судорога. «Деревце» шевельнулось, нацеливая «ветви» на Страда, Ари, старосту Гармадта и стражников. В следующее мгновение монстр выстрелил красными сферами. Те пролетели не больше десяти футов, после чего упали на снег и лопнули, выпуская клубы рыжего дыма.

Страд, Ари, староста Гармадт и один из стражников спешно отскочили. Однако другой воин, толстый и коротконогий, замешкался. Дым потянулся к нему, окутал. В следующее мгновение раздался полный боли вопль.

Глава Хлопковой деревни выставил руки ладонями вперед. К рыжему облаку устремилась волна дрожащего воздуха. Она смела дым, освободив визжащего стражника…

«Жуть…» — Страд замер, глядя на беднягу — окровавленного, с изъеденной кожей, готового рухнуть в любой момент.

Тот шатался, не переставая визжать. Изо рта текла кровь. Снег вокруг него стал алым.

Староста Гармадт подбежал к стражнику. Применил несколько заклятий. Кровоостанавливающее, приглушающее боль, усыпляющее… Затем положил пострадавшего на снег, и тут выстрелившая красными сферами тварь решила напасть.

Она зарычала. Прыгнула к пожилому прирожденному, вытянув когтистые лапы. И в следующую секунду потеряла обе конечности — у Страда не оставалось выбора, и он использовал невидимые клинки.

Брызнула кровь. Раздался полный боли и ярости вой. Не ожидавшее магической атаки чудовище покатилось по снегу. Второй стражник тут же оказался рядом с ним. Принялся кромсать серую тушу мечом.

Страд в это время изо всех сил пытался справиться с рвотным позывом. Организм воспротивился магии, едва он применил заклятье. Тут же потемнело в глазах, ноги едва не подкосились, а желудок сжался.

«Опять…» — с отчаянием подумал Страд, скрипя зубами.

Второй монстр не собирался ждать, пока Страд придет в себя. Зарычал, прыгнул, вытянув лапы. Однако пущенное Гармадтом солнечное копье сбило тварь. Та покатилась по снегу, яростно рыча.