Вновь в дело вступили заклинания. На этот раз Дролл «успокаивал» сноеда дольше. Потом лезвия ножниц сомкнулись на второй жиле – и все повторилось.

Спустя двадцать минут сноед отправился в саркофаг, инструменты вернулись в ящик. Однако жилы продолжали исходить коричневой пеной и вдобавок пришли в движение.

Словно обезглавленные змеи, они извивались – и сближались друг с другом. Вскоре жгуты черной плоти соединились местами срезов, и пена стала загустевать. В конце концов, она превратилась в коричневую корку. Страд знал, что будет дальше: жилы срастутся и дадут жизнь новому сноеду. И через несколько лет он будет готов погрузиться в саркофаг и отправиться в один из Залов Кошмаров.

Чтобы поглощать сны и высасывать жизни.

«Врагу не пожелаешь такой участи…» – Страду и раньше, когда он только читал о Струпьях, заключение в Зале Кошмаров казалось во много раз хуже смертной казни. Теперь же он увидел сноедов своими глазами, и одна мысль, что кого-то отдают во власть этих отвратительных созданий…

– Пойдем. Большую часть дела мы сделали, – Дролл взялся за ручки по бокам саркофага – янтарные руны по-прежнему горели – и покатил конструкцию со сноедом к тропе. – Бери инструменты – и за мной.

Лишь когда поляна осталась в сотне шагов, Страду немного полегчало.

По степи, в двух милях южнее Баумары, шли четверо. Если бы кто-то случайно увидел эту компанию, то сразу определил бы главного: тот двигался впереди остальных и был прирожденным. Правда, с очень странными глазами – янтарные радужки с едва видимыми точками зрачков утопали в черноте, заливающей белки.

На вид магу было лет сорок пять. Поперек крупного горбатого носа тянулся тонкий красный шрам, на ввалившихся щеках и выступающем подбородке темнела щетина. Черные волосы, редкие и сальные, торчали во все стороны. Грязный серый балахон висел на худой фигуре мешком, перед собой прирожденный катил довольно большое устройство, похожее на саркофаг для сноедов. Эту конструкцию тоже опутывали шланги и трубки, однако, в отличие от саркофага, емкость была квадратной, а по бокам не тянулись вырезанные из янтаря руны.

Трое спутников прирожденного, одетые в такие же нестиранные и обтрепанные балахоны, несли лопаты, и сложно было представить более непохожих друг на друга людей.

Ближе всех к магу шагал настоящий великан с длинными светлыми волосами. Такому самое место в рядах городской стражи. Второй – лысый толстяк среднего роста – хромал на правую ногу, тяжело сопел и время от времени всхрапывал. Третий, низкий, худой и сутулый, не шел, а семенил, вертя плешивой головой.

Да, издалека сопровождавшие мага казались совершенно разными. Но если бы кто-нибудь увидел их лица…

Под сухой и болезненно желтой кожей вздувались неестественно темные вены. Плотно сжатые губы блестели от слюны. А три пары глаз, выкаченных, раскосых, с почти незаметными, сжавшимися до размеров точки зрачками, казалось, были лишены радужек – от них остались лишь светло-серые ободки.

Многие жители Баумары встречали подобных странной троице. Те стояли на улицах, чаще всего возле входов в подземные убежища, и держали плакаты, на которых, разделенные до нелепости большим числом восклицательных знаков, были написаны призывы не прятаться от порождений Червоточины, принять бедствие, как «дар небес» и прочая, прочая, прочая…

Их считали сумасшедшими, фанатиками.

Прирожденный замедлил шаг, а спустя несколько секунд и вовсе остановился. Отнял руки от конструкции, выставил ладони вперед и шевельнул губами, беззвучно произнося заклинание. Глаза вспыхнули янтарем, маг болезненно скривился, потом не выдержал – зарычал.

Трое фанатиков, замерших позади прирожденного, ждали. Ради наставника, мастера Оннэрба, узревшего истину, они были готовы на все. Желтые с темными полосами сосудов маски лиц и выкаченные, почти белые буркалы ничего не выражали, но в душе послушники мага были счастливы.

Из полусотни братьев и сестер мастер Оннэрб выбрал их! Значит, они достойны. Значит, не зря каждое утро наставник тратит силы, вливая в своих детей – да-да, к каждому в общине прирожденный относился как к собственному ребенку! – целебные заклинания, приносящие спокойствие и уверенность в правильности выбранного пути.

– Мы пришли, – боль ушла, и мастер Оннэрб обернулся к троице. – То, что мы ищем, прямо под нами.

Не говоря ни слова, фанатики двинулись вперед и взяли лопаты наизготовку.

– Копайте здесь, – прирожденный указал на место в трех шагах от собственных ног.

Как только послушники взялись за дело, маг отошел. Предстояла непростая задача – укрывать себя и троицу заклинаниями. Дорога к южным воротам Баумары недалеко, да и городские стены тоже, а свидетели мастеру Оннэрбу ни к чему. Особенно из числа стражников или чародеев.

Покидающая мага сила отзывалась болью во всем теле, глаза жгло, словно огнем. Мастер Оннэрб оскалился и скрипнул зубами. Не от боли – к ней он привык. Просто воспоминания… Они в который раз вернули чародея на годы назад, в тот самый день, когда Совет Прирожденных посчитал, что его увлечение Червоточиной опасно для Баумэртоса, и при помощи обряда отлучения – процедуры, сравнимой с казнью – разорвал связь Оннэрба с магическим полем, образованным над этим миром залежами янтаря.

Обряд сделал чародея, живущего в Оннэрбе, калекой, прикованным к кровати, неспособным шевельнуть даже пальцем. Но прирожденный не сдался. Он заново учился «двигаться», а затем и «ходить», самостоятельно выводя магические формулы, не зависящие от силы янтаря. На помощь Оннэрбу пришли другие силы – темные. Конечно, ему не удалось вернуть былые возможности, но лишь пока.

«Когда у меня будет это, – Оннэрб, не отрываясь и не мигая, смотрел на растущую яму, – все изменится».

Прирожденный волновался. Очень. Он осознавал риск задуманного и последствия, если что-то пойдет не так. Но внешне оставался спокоен. Трое послушников должны видеть и чувствовать это, в их души нельзя пустить ни тени сомнения. Иначе заклятья, при помощи которых Оннэрб подчинял членов общины собственной воле, начнут терять силу.

Послушники, ослепленные любовью к наставнику, работали, не жалея сил. Яма расширялась.

Скоро…

Оннэрб улыбнулся и посмотрел на снабженный колесами и опутанный трубками металлический короб. Пять с половиной лет ушло, чтобы спроектировать и построить этот аппарат. И вот настала пора испытания.

Все ли сложится удачно? Прирожденный не знал. Но был уверен в одном: никто и никогда раньше даже не задумывался о том, что Оннэрб намеревался осуществить. Он рисковал жизнью. И своей, и троих послушников, и, быть может, всей Баумары – а вслед за ней и Баумэртоса.

Разумеется, этому дню предшествовала длительная подготовка. Тысячи бессонных, полных раздумий ночей, десятки тысяч листов бумаги, покрытых формулами и чертежами, предположения, домыслы… Одним словом, теория.

– Мастер Оннэрб! Наставник! Все готово!

Сиплые голоса послушников вывели прирожденного из раздумий. Он посмотрел на троицу – те, выполнив работу, застыли, точно почетный караул, только с лопатами вместо копий, – и подошел к яме. Заглянул внутрь. Улыбнулся.

Вот его цель. Черный железный трубопровод, укрепленный множеством заклятий. Но лишь изнутри, чтобы его не повредила мощь, стремящаяся вперед – и так необходимая прирожденному. Снаружи трубу защищал один только слой земли, толщиной в пару футов. И эту преграду одолели всего трое несчастных, одурманенных заклятьями.

Теперь же в дело вступит он, опальный маг Оннэрб. Однако сначала нужно позаботиться о безопасном и быстром пути отступления.

Чародей достал из-за пазухи медный медальон на тонкой цепочке и с острыми краями, заточенными, словно лезвие ножа.

– Подойдите, – велел он троице.

Как только послушники окружили Оннэрба, тот вытянул руку и рассек краем медальона левое запястье. На металле осталась полоса чародейской крови. Фанатики проделали то же самое, и прирожденный положил медный кругляш на землю. Прикрыл левой ладонью, произнес заклинание.