Достав Свиток Творца из кармана плаща, фараон пытливо посмотрел на него:

– Эта волшебная вещь должна находиться в надежных руках, иначе недалеко до беды. Я помещу ее в тайник…

– Папа, что это?

Слова эхом разнеслись по залу, поразив царя, как удар молнии. Он обернулся: в проеме двери стояла его трехлетняя дочь Клеопатра, одетая в красное плиссированное платье-калазирис, с детским черным париком на прелестной головке. В руке она держала игрушечный скипетр в виде лотоса.

– Дочка, что ты здесь делаешь?!

– Я искала маму! – В глазах маленькой Клеопатры сверкнули красные огоньки.

– Дорогая!.. – у Птолемея слезы выступили из глаз. Он быстро подошел к дочери и нежно поцеловал ее в лоб. – Мамы здесь нет. Пойдем во дворец! – и, обернувшись к друзьям, не скрывая своего удивления, сказал: – Вся наша жизнь – чудеса. Мы о них не подозреваем, но рано или поздно они происходят.

Держа девочку за руку, изнуренный, но довольный, он пошел обратно к свите, чтобы теперь безраздельно править страной.

На другой день в тронном зале фараон с надменным лицом уверенно и гордо восседал на золотом троне в окружении вельмож и принимал армянских дипломатов. На его голове поверх платка немес с золотыми коброй и стервятником красовалась сдвоенная корона пшент – сочетание красной дешрет и белой хеджет, что символизировало мощь фараона и единство египетского государства. В левой руке Птолемей держал золотой цилиндр. Рядом, на маленьком золотом троне, сидела его одиннадцатилетняя дочь Береника. Ее волосы были уложены в прическу, украшенную калафом – солнечным диском между коровьими рогами. У трона Береники стояла трехлетняя Клеопатра, одетая как Исида, богиня-покровительница детей. Головным убором малышки был игрушечный трон. Все в Египте верили, что именно богиня Исида предоставляет трон фараону.

– О мой друг Артавазд! – начал Птолемей, как только царевич с амазонкой вошли в зал. – Познакомься: мой соправитель Береника. Традиция требует править вместе с соправителем. – Он с умилением посмотрел на старшую дочь. – Мы продолжим прежнюю внутреннюю и внешнюю политику ради расцвета Египта, не так ли, дорогая?

Девочка промолчала. Артавазд поклонился и произнес:

– О великий, я ни в коей мере не сомневаюсь в твоей избранности и способности творить благие дела. Но мир вступает в полосу кризиса…

– У меня есть то, что даст плодородие стране, – хитро улыбнувшись, сказал Птолемей. – Наконец боги раскрыли, что мешает древнему Египту достичь величия: интриганы при дворе и бюрократический произвол на местах! – Он с презрением посмотрел на своих министров, которые потупили взгляд. – С этим будет покончено! Мне мешают тратить деньги, я не могу даже мобилизовать ресурсы для строительства храма в свою честь. Враги царя будут уничтожены! – На лице фараона отразилась злость, а затем улыбка: – Со мной Египет вступит в полосу процветания. – Фараон встал. – Я иду в сад, пусть меня сопровождает только Артавазд!

Гордо подняв голову, Птолемей походкой триумфатора прошествовал к дверям зала. В саду, в тени жасминовых деревьев, возвышались обелиск и статуя правителя. Обелиск из красного гранита символизировал связь с богами. Птолемей собирался править шестьдесят семь лет, подобно Рамсесу II. Его подданные жили в три раза меньше, и они должны поверить, что фараон – воплощение бога на земле, и каждый человек обязан ему своим существованием.

– Почему у твоей статуи левая нога выдвинута вперед? – вдруг спросил Артавазд.

– Левая нога делает шаг за грань земного мира.

– Понятно. Здесь ты изображен молодым, отважным и сильным. Ты мог бы соперничать с фараонами, царствующими до тебя, если бы не чрезмерное чревоугодие и вседозволенность. Извини за прямоту.

– Ты пристрастен! – Птолемей обиделся. Затем, пройдясь по саду, сказал: – Я изменился, Артавазд. Я хочу получить наивысшую степень сакральности, дабы объем почестей живущему царю превышал почести усопшим Птолемеям. У меня есть план! – Он сильнее сжал золотой цилиндр, который держал в руке. – Я налажу торговые пути и начну разработку золота в Нубии.

– Имея Свиток Творца, верю, ты постигнешь замыслы богов, и твои планы воплотятся в жизнь, – с поклоном сказал Артавазд, но на его лице отразилась озабоченность: – Государь, Рим до сих пор не признал тебя царем и присматривается к твоим владениям…

– С таким союзником, как Великая Армения, мы отразим нападение любого агрессора. Рад, что наследник армянского престола горячо печется о делах моей страны.

Артавазд, понимая, что «флейтиста» трудно вразумить, все же попробовал:

– Я посоветовал бы выплатить Риму шесть тысяч талантов, чтобы тебя признали царем. Нельзя допустить, чтобы власть в Египте захватили римляне.

– Чудовищная сумма! – закричал Птолемей. – Такая выплата грозит стране увеличением налогового бремени, деньги обесценятся, начнется смута.

Артавазд возразил:

– Либо страна спит спокойно, либо ведет войну, яростную и разорительную.

– Я подумаю…

– И еще. Чтобы исключить возможность политических беспорядков, как можно скорее объяви наследника престола, – посоветовал армянский царевич.

– У меня две дочери, Береника и Клеопатра… Нужен сын…

– Древние заклинания и формулы, магия и священные знания – все теперь доступно тебе, обладателю Свитка бога Тота! – Артавазд поклонился. – Разгадать волю богов и понять, что предначертано человеку, доступно либо великому, либо кудеснику.

– Я обожаю волшебство! – Фараон, глубоко вдыхая аромат жасмина, восхищенно посмотрел на небо, затем протянул Артавазду жезл: – Возьми сехем! Свиток останется у меня и, если со мной что-нибудь случится, с помощью жезла ты всегда найдешь тайник.

Они обнялись и расстались. В этот же день Артавазд и Калестрида отбыли в Армению.

Античный мир воевал повсеместно и постоянно, применяя все более изощренное оружие – катапульты, стреляющие камнями, стрелами и горящими снарядами; боевые башни на колесах, напичканные хитроумными машинами; серпоносные колесницы, кромсавшие противника на поле боя; и, конечно, «греческий огонь» – огнемет, сжигающий корабли, деревянные строения, людей. Спарапет[51] Мамиконян, верховный полководец Великой Армении, выдающийся военачальник могучего телосложения, которому царь доверил выработку военной политики и военное строительство, с решительным лицом и со знанием дела представлял государю новый вид оружия – разрывной снаряд, начиненный горючей смесью и камнями.

– Что это? – Тигран, окруженный свитой царедворцев, прибыв на демонстрацию последних образцов оружия, показывал пальцем на небольшие глиняные горшки с запаянным воском горлышком и фитилем, выложенные в ряд на столе.

– Это «гранат»! – Спарапет взял в руку снаряд с матерчатым промасленным шнуром. – Его устройство – государственная тайна. Тебе все объяснит мастер Оганес.

– Великий канон[52], – начал мастер, – внутри глиняной оболочки размещены мелкие камни, как зерна у плода граната, и горючая смесь из канифоли, серы, селитры и льняного масла. Надо поджечь фитиль, дождаться, пока он почти сгорит, и метнуть в противника.

– Очень интересно! – Тигран взглянул на Артавазда: – Сын, дадим возможность мастеру показать снаряд в действии?

Артавазд кивнул. На поляне за чертой города, куда прибыли царь Тигран и приближенные, все было готово для показа мощи новейшего оружия.

– Ну что ж, показывайте! – сказал царь.

Оганес поджег фитиль, подождал и метнул глиняный сосуд далеко вперед. При ударе о землю раздался несильный взрыв, вырвалось слабое пламя, и полетели шагов на пять мелкие камни.

– Да-а… Не очень впечатляет, – произнес Тигран. – Кого же мы этим напугаем?

– Праща посильнее будет, – сказал азарапет[53] Гнуни.

– Лук со стрелами превосходит это оружие, – вмешался начальник царской охоты Варажауни, мужчина крупного телосложения и немереной силы.