– Санасар – предатель, – подавленно сказал Грант. – Нам надо уходить как можно скорее. Баграм, можешь идти?

– Рана неглубокая; думаю, да.

Царица, найдя в себе силы, поборов смятение, перестала плакать, встала, оторвала кусок ткани от своего плаща и бережно перевязала рану отчаянному воину. Освещая дорогу факелом, троица двинулась в путь: мужчины шли с мечами наперевес, а женщина прижимала к груди кинжал, лезвие которого ослепительно блестело…

За стеной на краю пропасти шел поединок на мечах. Бились Арташес и Санасар. Посреди огромной пещеры со столбами-сталагмитами и свешивающимися с потолка сталактитами находилась зияющая яма – трещина в земной коре, которая обнажала базальтовые породы. Глубоко на дне ямы булькала раскаленная лава – текла огненная река, бравшая свое начало из спящего вулкана Арарат. Языки пламени иногда взметались вверх, ярко-красные брызги и частицы разлетались фонтаном, пузырьки газа, освобождаясь из вязкой массы, поминутно взрывались.

Царь нанес мощный рубящий удар. Хранитель государственной печати ловко защитился плоскостью своего меча.

– Предатель! – гневно кричал Арташес. – Я доверял тебе! Открой дверь!!

– Зависеть от воли бездарного правителя – то же, что разрешить грабить себя разбойнику!

Арташес колющим ударом попытался пронзить его тело, но Санасар мечом сумел отклонить разящий клинок.

– Кому ты продался, негодяй? Риму?

– Конечно, Риму! И знаешь, впервые испытал упоение от обладания властью. Ты будешь как собака просить у меня пощады, но пощады не будет, потому что, уничтожив твой род, я стану царем!

– Ничтожеству и выскочке власть царя не по зубам!

С этими словами государь сделал удачный выпад, ранив сановника. Санасар отскочил, в нем заклокотала ненависть. Да, в поединке на мечах он слабее царя, да, он устал, но так просто не сдастся! Размахнувшись, ударил мечом по столбу-сталагмиту, затем по второму, третьему… Известковые столбы, выросшие со дна пещеры, разлетелись на куски, с потолка посыпались камни, начался обвал подмытого водой неустойчивого массива горных пород. Найти безопасное место не представлялось возможным. Арташеса и Санасара завалило вулканическим грунтом. Арташес вылез из груды камней, потеряв меч, и, кипя от злости, бросился на Санасара, также выползающего из завала.

Завязалась рукопашная схватка. Преимущества не было ни у одного из соперников. Санасар попытался сделать удушающий захват, сжав голову Арташеса ногами; тот вырвался и нанес ему удар кулаком в лицо, а затем провел болевой прием – загиб руки за спину. Предатель взвыл, но сумел оттолкнуть противника.

Они вскочили на ноги. Царь произвел новый захват. Соперник попытался вырваться, но Арташес, сблизившись вплотную, рывком произвел бросок через бедро. Санасар перелетел через царя, грохнулся на землю и, скользя по мокрой вулканической породе, стал скатываться в яму с магмой. В последний момент он ухватился за край одежды Арташеса и потянул его за собой. Повиснув над пропастью, удерживаясь только одной рукой за одежду соперника, холодея от ужаса и царапая другой рукой камни, он желал зацепиться хоть за какой-нибудь уступ, но тщетно. Первобытный инстинкт выживания заставлял Санасара цепко держаться за плащ царя. Болтая ногами над пропастью, он затаскивал его вслед за собой в преисподнюю. Ни снять плащ, ни упереться ногами во что-нибудь у Арташеса не получалось. Рыхлый влажный грунт и грузный предатель тащили вниз. Руками он ухватился за валуны, стараясь прекратить сползание. На секунду показалось, что сумеет удержаться и исправить ситуацию. Спасение? Не в этот раз. Валуны заскользили тоже. Адская яма дышала по-звериному, жидкая лава испепеляла камни, гибельный огонь приготовился поглотить людей. Они сорвались в пропасть.

Римская армия, возглавляемая Тиберием, вошла в пределы Армении. Пасынок Августа, юноша 21 года, имел четкие указания Агриппы, что искать в Армении и что забрать у парфян. Это был его первый самостоятельный поход. Четыре легиона, марширующих в колонне, приближались к Арташату.

На гнедой лошади в окружении легата Лоллия и военного трибуна Гатерия ехал Тиберий. Стройный, крепкий, молодой, с сильным характером, надменными чертами сурового лица, длинными волосами и большими глазами, Тиберий слыл замкнутым, неприветливым, без ярких талантов. Он сказал:

– Будь армия побольше, с такими неустрашимыми солдатами, готовыми выполнить любой приказ, мы могли бы навеки покорить упрямую Армению и диких парфян.

Лоллий, понимая, как далек от реальности этот неопытный военачальник, осторожно произнес:

– Солдаты мечтают о славе и наградах, при условии, что походная жизнь будет не слишком горькой.

Прямодушный Гатерий обмолвился:

– Армения – особый мир. Бесхитростный и гордый народ, благожелательный к любому чужестранцу, способен успешно противостоять завоевателям.

Тиберий покосился на юношу и, скрывая истинный смысл слов, сказал:

– Держу волка за уши[146] и не знаю, как мне его удержать, как выпустить.

Он был умным и все прекрасно понимал. Аристократия Рима искала повод усомниться в способностях Августа, сам император, затаив дыхание, ждал результатов миссии Тиберия, Агриппа, конкурент в борьбе за императорское наследство, не очень-то верил в успех похода, армяне могли как ураган в любой момент снести небольшую армию в отвесное ущелье, парфяне коварны, и этим все сказано, а самому Тиберию поиск дешевой и ненужной популярности претил, но мать настояла, чтобы он проявил себя, удивив Рим.

Август влюбился в его мать Ливию с первого взгляда. В это время Скрибония, жена императора, была беременна, и, как только родила Юлию, Октавиан Август с ней развелся, вынудив развестись и беременную Ливию, чтобы жениться на ней. Тиберий с братом стали пасынками императора, а их мать задалась целью сделать старшего сына преемником императорской власти. Ливия знала толк в ядах, завидная изобретательность тоже ей помогла. Один за другим умирали все претенденты, избранные Августом на престол, а кто не умер, были по ее требованию сосланы в ссылку. В будущем даже хитрый маневр не поможет Августу. По совету Мецената император усыновит 42-летнего Агриппу, заставив развестись с любимой супругой, и женит на своей дочери Юлии, сделав законным преемником. Наступит момент, и Агриппа внезапно умрет, Тиберий женится на вдове Агриппы Юлии и станет императором Рима.

Военный лагерь легионеры разбили у Арташата на той же возвышенности у реки Аракс, где когда-то дислоцировались войска Помпея и Антония, вблизи леса и фуража.

– Твой отец сегодня будет коронован, – сказал Гатерий армянской царевне Эрато. – Это – великий день!

Они стояли у палатки позади военного лагеря среди обозов, лазаретов и конюшен. Здесь в палатках обитали рабы, маркитанты, а также заложники – Тигрис с семьей и дети армянского царя. Гатерий не упускал случая проведать Эрато; созерцание девушки доставляло ему безмерное наслаждение.

– Скажи, Гатерий, что может царь, а боги не могут себе позволить? – застенчиво поглядывая на юношу, спросила девушка.

– Эрато, дай подумать! Царь должен обижать тех, кого любит, а боги любят тех, кто их не обижает.

– Нет, Гатерий, кроме шуток, есть проблема. Мой отец, став царем, неизбежно превратится в деспота и будет совершать злоупотребления и ошибки, боги же ошибки не совершают.

К ним подошли Арат и Тигран-юный по прозвищу Руфус, сыновья царя Арташеса.

– О, слышу разговор о престоле, – Арат с хитрецой посматривал на Эрато. – Судьба царя изменчива: сегодня повелитель, завтра раб. Наследовать отцу должен я, но Фортуна порой неблагосклонна.

– Фортуна, брат, благоволит добродетельным и отвергает людей с непомерными притязаниями, – Руфус шутливо подтрунивал над братом. – Как знать, может царем когда-нибудь стану я!

Все посмеялись и пошли готовиться к церемонии.