– Понимаю, Вахинак. Лучше твоей кандидатуры для управления делами царства нет, но пока Палладиум не окажется в руках императора, тебе не видать как своих ушей полномочий диктатора.

– Я точно знаю, что Палладиум в Арташате, скоро выясню, где тайник. Как устранить царя, Лоллий?

Легат, посмотрев по сторонам, доверительно наклонился к собеседнику:

– Устрой так, чтобы царь Тигран поохотился в горах. Там его будут ждать. Царица Эрато – твоя забота.

Вахинак кивнул. Они разъехались в разные стороны.

В библиотеке дворца царь Тигран IV снова и снова перечитывал свиток с предсказанием своей судьбы, полученное от волхва несколько лет назад:

Смерть неминуемо готовит судьба,

Роль храбреца предрекая;

Восстать, смириться, взять долю раба —

Выбором нас искушая.

Волхвы и прорицатели, входя в транс, якобы получали сигналы свыше, и облеченное в поэтическую форму судьбоносное послание выдавалось за непреложную истину. В тот раз он посмеялся и не придал особого значения этим словам, теперь же сожалел. Слово предсказателя считалось выше желания богов, которые не в силах отменить предсказанного, и даже больше – исполнив некое действие, можно поменять судьбу. Накануне царь «разговаривал» с Палладиумом, и на вопрос: «Благоволит ли мне судьба?» получил отрицательный ответ. «Конечно, – думал он, – покушения на меня готовятся, но можно ли предотвратить худшее, остаться в живых и сделать много добрых дел для своей страны? Что предпринять?» Он окинул взглядом стеллажи с пергаментными свитками и книгами в переплетах из телячьей кожи, и в этом лабиринте мудрости так и не уловил знак, вибрацию, тень божественного откровения.

Молодой царь (его популярность среди народа заметно выросла) никогда не терял самообладания, хотел во всем походить на прадеда – царя Тиграна II Великого, создавшего мировую державу Великая Армения. Пройдя по залу, заложив руки за спину, попытался, как положено видному государственному деятелю, проанализировать ситуацию: условий для утверждения римского влияния в Армении нет, попытки посадить на престол своего ставленника у Рима провалились, царство развивается, оборона укрепилась, а парфяне боятся армян как огня.

Немного успокоившись, позвал соратников. В библиотеку вошли Грант, Баграм и Гатерий.

– Мне донесли, что в Риме прославляют успехи Августа в восточной политике, – сказал царь. – Поэты и художники преувеличенно изображают доблести императора, а по большому счету побед-то на Востоке у него нет!

– Да, мой государь, – поддержал Баграм. – Мы делаем вид, что благожелательно относимся к Риму, а Рим делает вид, что трон Армении зависит от него.

– Не все так просто, – подал голос Грант. – Римское влияние в Армении мало, но это не значит, что они отказались от вмешательства в наши дела.

Гатерий высказался:

– Август всегда требует полную покорность. Хочешь стоять у власти – откажись от самостоятельности! Иного не приемлет. Заговор против тебя, государь, несомненно, плетется; надо быть во всеоружии.

Тигран с удовлетворением отметил ум и здравомыслие своих сподвижников. Он сказал:

– Поскольку римское гражданство мне не нужно, а моя власть крепка как никогда, не вижу смысла проявлять лояльное отношение к Августу. – Обведя взглядом друзей, печально добавил: – Я получил предсказание: жить мне осталось недолго.

– Как? Не может быть! – Баграм ахнул.

Все подались вперед. Царь поднял руку – жест успокоиться.

– Судьбу можно изменить, нужно только знать, где и когда грозит опасность.

– Тигран, укройся во дворце, выстави усиленную охрану! – настаивал Баграм.

– Ну уж нет! Судьба иногда наносит жестокие удары, но исполнять наши желания – ее обязанность. Завтра же еду на охоту в Гегамские горы. Там объявился джульбарс. Вахинак вычислил лежбище и все организовал.

Джульбарс – огромный тигр с ярко-рыжим окрасом шерсти и пышными бакенбардами. Лучше него ни один зверь не умел маскироваться, неожиданно исчезать и появляться, поэтому пользовался у людей дурной славой: его прозвали оборотнем.

– Государь, это очень опасно!.. – попытался возражать Грант.

– Опасность искушает легкомыслие, – улыбнулся Тигран. – Мой кумир Александр Македонский презирал опасность: на джульбарса охотился с коротким дротиком. Обо мне тоже будут слагать легенду: «Убил свирепого хищника одним выстрелом стрелы». Заодно проверим предсказание. Пусть будет то, что должно случиться! Гатерий, отвечаешь за охрану царицы. Грант, призови мудрецов! Взвесив обстоятельства, можно выявить закономерности, которые укажут путь благоразумия. Баграм, едешь со мной!

Царь со свитой убыл на охоту, дворец погрузился в дремоту, а мудрецы стали искать подсказки, как обмануть судьбу.

Прогуливаясь по тенистым аллеям сада с экзотическими цветами, фруктовыми деревьями и величественными статуями, мимо искусственных водоемов и фонтанов, Эрато и Гатерий получали наслаждение от созерцания щедрой природы и общества друг друга. Ощущение близости сладко пьянило, взаимность чувств и эмоций питали привязанность, а безграничное доверие и единство душ вселяли надежду и оптимизм. Округлившийся животик Эрато, вызывающий у окружающих умиление, свидетельствовал о последних неделях беременности и приближении родов. С нежностью наблюдая зарождение новой жизни, Эрато готовилась разрешиться от бремени и была преисполнена счастья: ее лицо буквально светилось. Гатерий оберегал свою женщину, придерживал за руку, помогал на спусках и подъемах, и пара, которую в этом бурном и несправедливом мире свел случай (правда, говорят, случайностей не бывает), наперекор предрассудкам и суевериям сумела подняться над повседневной суетой, доказав существование верной и вечной любви.

Жарко. Захотелось пить. Позвали служанку. На дорожке появилась девушка в бордовой тунике, с шапочкой на голове, ленточкой с серебряными монетками на лбу и расшитом переднике. В руках она держала кувшин и чашу:

– Государыня, я принесла воду!

Что-то не понравилось Гатерию в ее взгляде – то и дело отводит глаза; в скованных движениях, остекленевшем взоре, бледности лица читались растерянность – свидетельство неправедности намерений. Глядя в глаза служанке, он взял чашу и медленно, понемногу стал выливать воду на землю, бросив затем и чашу. Служанка учащенно заморгала, что-то забормотала, с испугом вскрикнула и, неловко развернувшись, быстро побежала прочь.

– Что происходит, милый? – недоумевала Эрато.

– Не нравится мне все это. Уходим!

Взяв любимую под локоть, он осторожно повел ее в сторону дворца. Внезапно стрела просвистела мимо, злобно сверкнув на солнце. Следующая с глухим звуком вонзилась в дерево. Гатерий, спасая Эрато, прикрыл ее и быстро увел с дорожки, спрятав за раскидистым деревом.

– Эрато! Нас хотят убить! Нужно бежать. Сможешь ли ты?

– Да, да, я постараюсь. – Лицо женщины, испуганное и страдальческое, все же выражало решительность.

Вытащив из ножен меч, он, спасая царицу, потянул ее за руку в чащу. Переваливаясь как утка, она заковыляла за мужчиной, которому, чтобы обезопасить царицу и малыша, не оставалось ничего, как петлять. Обстрел стрелами какое-то время продолжался, но результатов не принес, и пара, забежав за угол здания, почувствовала облегчение.

– Ты как, любимая? – Гатерий встревоженно смотрел на запыхавшуюся в спешке женщину.

– Ничего, ничего, я выдержу, – отвечала она со взором усталым и измученным.

Они направились к ближайшему входу. На пути выросла фигура в маске. Человек во всем черном, с медной маской на лице, обнажил меч, приготовившись к бою.

– Милая, – проговорил юноша, бросив полный любви взгляд на прекрасную женщину, – придется принять бой. Не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Оставив Эрато, неспешно двинулся навстречу наемному убийце. Они сошлись, клинки скрестились. Поединок шел на равных, оба превосходно знали технику боя на мечах, и особого преимущества ни у кого не было, но мотивация выжить, чтобы спасти свою любовь, побуждала Гатерия к стремлению победить, и необузданный гнев обрушился на противника в черном.