– Проконсул, – вмешался в разговор Кассий, – взгляни на перстень!

Камень карбункул лучился оранжевым светом.

– Ну и что? Не понимаю, как это связано с моим походом!

– Проконсул! – Военный трибун Октавий напомнил: – Мы пойдем в жару, а местность пустынная и безводная…

– Октавий, расслабься! Доблесть не в том, чтобы готовиться к бедствиям, а в том, чтобы, сознавая последствия поступков, изнывать от желания победить.

Походная колонна римской армии, растянувшись на десятки миль, прошла город Карры, окруженный древними городскими стенами, а врага по-прежнему не было видно, или он уклонялся от сражения.

– Проконсул! – Кассий был воодушевлен. – Парфяне не решаются дать бой! Хороший знак!

Красс, следуя в группе трибунов, одобрительно кивнул. Он ждал результатов вылазки разведчиков. Местность открытая, и это тревожило, но невдалеке есть небольшой холм и речка. Возможно, здесь стоит поставить лагерь для ночлега изнывающего от жары и жажды войска… На горизонте появилось облачко пыли. Прискакали солдаты из разведки. Вернулось всего три человека из двух десятков.

– Проконсул, – закричал один из них, – мы попали в засаду, почти всех перебили! Неприятельская конница стремительно наступает!

Изумленный известием, что враг больше не уклоняется от битвы, Красс на минуту онемел. Военный трибун Октавий, увидев состояние полководца, громко закричал:

– Враг приближается!

– Атака парфянской конницы! – завопил трибун Петроний.

– Перстень! – толкнул шефа Кассий.

Красс опустил глаза: камень в перстне переливался разноцветьем: от серебристо-серого до фиолетово-синего. Марка передернуло, дар речи вернулся, мысль заработала, сознание прояснилось. Он скомандовал:

– К бою. Развернуть легионы по фронту!

Военная наука требовала в случае нападения больших конных отрядов противника построить легионы в линию. Забили барабаны, заиграли трубы, военные трибуны поскакали с приказами. Войско прямо с марша при поддержке кавалерии занимало боевой порядок в линию легионов глубиной в десять солдатских рядов. Когда первые четыре легиона выстроились по фронту, на горизонте появилась черная туча – всадники парфян.

– Не успеваем занять боевой порядок по ширине всей долины! – воскликнул Кассий, прискакав к Крассу. – Три легиона и катапульты еще на марше!

Красс заревел:

– Развернуть крайние легионы так, чтобы образовался квадрат!! Занять оборону!! Оставшиеся легионы считать резервом!

Военные трибуны ринулись доводить приказ, а главнокомандующий, воинственно взглянув на офицеров, воскликнул:

– Наконец-то битва!! Мы их разобьем!! Я держу центр, ты, Публий – левый фланг, Кассий, ты – правый!

Легионы, подчиняясь приказам и заведенному порядку, выстроилась в каре, закрывшись щитами и выставив вперед копья в готовности отразить любой удар. Остатки колонны римских войск и метательные машины медленно вползали на поле битвы, но не успевали занять позиции. Внезапно от них отделился большой отряд всадников. Конница Абгара во главе с царем, поднимая клубы пыли, пустилась в бегство.

– Предатель!!! – Красс неистовствовал, посылая в адрес царя шквал ругательств. – После Парфии разберусь и с Абгаром, и с Артаваздом!

Парфяне шли на сближение. Конных лучников вел Сурена. Его барабаны-тимпаны издавали глухой дребезжащий звук, который действовал угнетающе на римлян и вдохновлял потомков скифов. «Парфянская стрела» неслась на боевые порядки Красса. Эти всадники в шароварах и серых халатах, подпоясанных ремешком, с короткими черными плащами на плечах и желтыми островерхими шапками на голове, непокорные и воинственные, привыкшие всю жизнь проводить на коне, шли легким галопом, но на расстоянии выстрела пустили лошадей быстрым галопом и выпустили стрелы. Парфяне с такой скоростью стали расстреливать римских всадников и лучников, что первые в панике отступили, а вторые попрятались за рядами легионеров. Римляне, прикрывшись щитами, отстреливались из луков, метали пилумы и дротики, но град парфянских стрел сковал их действия. Парфяне непрерывным потоком скакали вдоль строя противника, выпуская несметное число смертоносных стрел, которые пробивали щиты и доспехи. Уходя, лихие стрелки неожиданно разворачивались на коне задом наперед и снова вели огонь.

Такая тактика для Красса была полной неожиданностью. Его солдаты массово получали ранения и гибли, а он был бессилен что-либо сделать.

– Должны же у них когда-нибудь закончиться стрелы?! – закричал Октавий.

Вдалеке появились верблюды с корзинами стрел: прибыло пополнение боеприпасов. Скученность легионеров представляла отличную цель для неприятельских лучников. Обстрел продолжался, парфянская конная рать уже обтекала боевые порядки легионов, тесня римскую конницу, которая вскоре была вся перебита; и тут Сурена пустил в ход катафрактариев. Покрытые броней всадники и лошади попытались таранить строй римлян и длинными копьями пробить брешь в боевых порядках. Не получилось! Катафрактарии увязли в гуще солдат-ветеранов, которые знали свое дело: стаскивали с лошадей неуклюжих, не знавших седел и стремян латников и кромсали их мечами.

«Это ловушка! – До Красса наконец дошло, что его пехота в безлюдной степи не в состоянии биться с армией, состоящей сплошь из конницы. – Меня предали, завели в бескрайние равнинные земли, где кочевники, привыкшие жить здесь, получили небывалое преимущество. Но они не с тем связались! Я Красс, победитель Спартака, триумфатор, и мой талант полководца оценят выше дарования Помпея и Цезаря!».

– Публий! – подозвал он юношу: – Опасную, но важную задачу я могу возложить лишь на сына. Контрудар! Твой легион и галльская конница внезапной атакой отвлекут противника, что позволит отступить основным силам!

– Да, отец! – Глаза Публия загорелись. С детства отец обучал его владеть оружием, воспитывал высоко ценимые в Риме качества – преданность, послушание, скромность. – Я не подведу!

– Публий, не увлекайся преследованием! – Они обнялись. Сын ушел, а Красс приказал Кассию: – Оповестить войска: отступаем к Каррам!

– Слушаюсь, проконсул!

Отряд Публия, усиленный галльской конницей, внезапно атаковал парфян с фланга. Подействовало! Парфяне развернули коней и поспешно поскакали прочь, а легион Публия стал преследовать их. Красс с облегчением вздохнул. Но вскоре примчался трибун:

– Публий с отрядом окружен, просит помощи!

– Я сам пойду на помощь сыну! Кассий!.. – Красс осекся.

Парфяне возвращались. Когда они приблизились, легионеры содрогнулись: один из неприятельских всадников нес на пике голову Публия. Уничтоженный морально, Красс, тем не менее, призвав офицеров, сдавленно произнес:

– Смерть сына касается только меня. Исполняйте свой долг!

И все повторилось вновь: град стрел, атака за атакой, катафрактарии. Легионеры, ощетинившись копьями и щитами, их отгоняли, как могли, наносили контрудары, стреляли залпами из катапульт, но это не помогало: они возвращались. Так продолжалось, пока солнце не стало садиться. В разгар сражения раздался сигнал тимпанов, обстрел прекратился, и парфяне покинули поле битвы. Наступление ночи принесло передышку. Красс пал духом. Остатки его войска отступили к Каррам, бросив убитых и раненых.

Решив, что парфяне не будут воевать ночью, римское войско стало выбираться из пустыни. Кассий, возглавив уцелевших всадников, со словами: «Он нас всех погубит!» бежал в Сирию, чтобы потом хвастать, как спас римскую армию. Остатки войска Красса утром, когда до спасительных холмов оставалась миля, настиг Сурена. Черная туча из лучников приближалась. Легионеры, чей дух окончательно упал, заняли круговую оборону, закрывшись щитами.

В Риме парфян представляли заносчивыми, необузданными, коварными и наглыми. Перс Сурена был другим: высокий, мощный, статный, уверенный в себе, с лицом спокойным и полным достоинства, мужественный и сильный. Его войско уступало в численности противнику в четыре раза, но он нанес римскому полководцу величайшее поражение.