И только теперь Даари осознала, насколько же все эти фестивали, стихи, обычаи, моды, а порой и странные имена и фамилии — поскольку саарский язык далеко не сразу и не везде стал главенствующим — оказались лишь вершиной айсберга. И насколько Цивилизация на самом деле слабо связана внутри себя. Фактически только личностью Дракона, который вытянул этот конгломерат наций через века. Права верноподданных, государственные традиции, единая система образования, социальное обеспечение и даже сеть управляемых сверху государственных лечебниц — все это замыкалось только на нем. Ну, еще на его гареме и на его доверенных принцах и принцессах, а значит, все равно в итоге лично на нем же.

Следовательно, Дракон был не только главной силой, но и главной уязвимостью Цивилизации.

К Даари вновь и вновь возвращались те же мысли, которые она думала после появления Есуа и рождения ее девочек: человеку не удержать на плечах такую махину. Даже взвалить не получится, не то что тащить восемьсот лет! Тут нужно сверхъестественное существо. Только в таком все признают, с одной стороны, компромиссную фигуру — ибо оно по умолчанию над любыми фракциями и группами — а с другой стороны, только ему, как символу сверхъестественного ужаса и восторга, согласятся покориться.

Но лишь тогда, пока оно остается символом и единственным в своем роде, а не — проигравшим сражение лидером одной из возможных группировок. В этом плане и Есуа, и рождение Таи, Юси и Фаи было для Дракона одинаково плохо с политической точки зрения. Есуа разрушила иллюзию непобедимости (пусть даже мыслящие люди в Цивилизации понимали, что это только иллюзия: Дракон не мог бы выиграть против всех боевых магов-людей, сколько их ни есть!), а появление прямых потомков вызвало на свет божий призрак грядущего геноцида человечества — ну, чтобы снова дать место для драконов. Разочарование, недоверие и страх — очень плохая комбинация для любого политика!

Конечно, и кредит доверия, заработанный Драконом веками, и сила многопоколенческой пропаганды — все это не могло обрушиться в одночасье. Да и об инерции любого общества забывать не стоит. Тем более, в Цивилизации хоть и хватало проблем, но не было таких, которые разом привели бы к мятежам по всей стране. К тому же сдерживающим фактором оставалось Пограничье: да, кто-то, может быть, и хотел бы сменить Дракона на его посту, а то и вовсе отсоединиться от Цивилизации своим маленьким, но гордым королевством… однако где гарантии, что это королевство в одно рыло сможет удерживать напор монстров? Все эти доводы тоже приходили Даари в голову, а еще их приводила ей Гешвири, успокаивая.

— Кланы никогда не предадут Дракона, — сказала она.

— Только что предали, — возразила Даари. — Я не говорю об Утренних Тиграх-и-Лотосах, конечно…

— Так вот именно поэтому! Все паршивые овцы, которые могли это сделать, уже показали свое истинное рыло, — фыркнула Гешвири. — А все умные люди, даже те, что сильно себе на уме, увидели, к каким потрясениям может привести даже намек на предательство… нет, теперь на ближайшие лет даже всякое отребье типа Радужных Волков дергаться не будет.

Даари этот взгляд показался чересчур оптимистичным. Гешвири лучше нее разбиралась в психологии кланов, но после замужества она стала какой-то… более склонной пропускать полутона? Может быть, это сказывалась беременность, может быть, она попала под влияние мужа — Каит Дождевой Филин при встрече показался Даари очень прямым и честным человеком. Даже удивительно для сына Клана! В общем, не сказать, чтобы это Даари особенно успокоило.

Давая все эти многочисленные интервью, она ощущала себя уставшим палубным матросом, который из последних сил заделывает многочисленные течи в трухлявом корпусе. На сколько еще хватит этой борьбы за живучесть? На два года? На три?

Дракон сказал, через пять лет грядет большое вторжение из Нечистого измерения. Нет, не так. В течение пяти лет. Это значит, что оно может произойти и раньше, если очень не повезет.

Значит, пять лет минимум…

План по подбору трем принцессам мужей из народа через двадцать лет пока не объявляли, но программу прорабатывали. Однако может ли такая эфемерная идея — надежда для трех юношей одни махом попасть в элиту государства и жениться на дочерях Дракона — стать противовесом страху геноцида?

Это можно было узнать только после того, как проект анонисируют — а у них еще учетные документы не были готовы! Нужно было слишком много деталей продумать. Даари вовсе не собиралась бросать своих дочерей в топку политики, решая их судьбу, когда им еще и года не было! У них должно быть и право выбора, и лазейка, как избавиться от неудачного брака, если выбор все-таки окажется неудачным…

На передачах Даари выкладывалась полностью.

В основном были официальные, верноподданные вопросы. Ее спрашивали: как могла сложиться такая ситуация, что нашлось так много людей — целая организация! — которая не постеснялась противоборствовать законному Императору, да еще пойти на невероятное преступление — похитить саму старшую супругу, да еще беременную.

Даари отвечала, называя те цифры, которые заранее принес ей ее новый личный связной со службой дворцовой безопасности.

— Сама по себе организация не так велика. В ней состояло, как выяснилось, около пятидесяти тысяч человек — много ли это для трехмиллиардного государства? Кроме того, большая часть этих пятидесяти тысяч — низовые структуры, которые в основновном ругались на форумах и теневых форумах в Сети… Тех, что совершали настоящие бесчинства, было немного. За подпольную лабораторию по опытам над детьми несли ответственность и вовсе меньше десятка человек, а все детали знал только лекарь Ранаарт. Никто кроме него, например, не опускался до таких низостей, как сожительство с несовершеннолетней пациенткой!

Даари не упоминала его клановое имя, так как Ранаарта исключили из Ветреных Тигров-и-Клевера — посмертно.

Ключевое было, как ей объяснили, сместить фокус: важно не то, что эти люди расшатывали основы власти, а то, что они — больные садисты, для которых ничего святого не было.

(То, что Ранаарт, по всей видимости, искренне старался найти лечения для недугов, которые у детей лечению сложно поддаются как раз потому, что закон запрещает почти любые исследования этой категории пациентов, Даари оставляла за кадром).

— Чего вы больше всего боялись, когда находились в плену? — а это спрашивали уже на канале, официально не принадлежащем Министерству благонадежности. Им владела частная компания, на самом деле через третьи руки входящая в холдинг Улианы Небесной Орхидеи. Поэтому и обстановка в студии тут была менее официальной, и Лиисен Лиисат посоветовала Даари прийти в джинсах и блузке. («Поскольку вы еще не Императрица официально, а только старшая супруга, то такое нарушение протокола простительно, и только самые упертые ревнители традиций поставят его вам в укор», — сказала Лиисат. Только тут до Даари дошло, что после коронации джинсы ей носить будет нельзя.)

— Чего я больше всего боялась… — Даари запнулась на секунду.

В этот раз ей не дали вопросов заранее, чтобы ее ответы выглядели более спонтанно, но заверили, что ничего провокационного не будет. Однако это не значило, что отвечать можно, как в голову взбредет. Например, если она скажет “боялась засыпать” — будет слишком общо. А если расширит, “потому что могу проснуться с разрезанным и зашитым животом или вовсе не проснуться” — уже чересчур натуралистично. Даари не хотела выдавать о себе такие подробности.

— Чего любая женщина боялась бы в такой ситуации, наверное. За моих дочек, — она подумала, не слишком ли нарочито будет приложить руку к животу, но все-таки приложила. Если что, обрежут крупный план. — И немного за моих людей. Я все думала: вдруг кого-то из моих доверенных подчиненных арестуют из-за моего похищения?

На самом деле Даари почти не думала об этом, но немного лицемерия не помешает.

Ведущая покивала и сказала:

— Для вас, наверное, было большим облегчением встретить их всех вновь? И особенно ваших братьев?