Дролл спрыгнул на пол, и маг покатил порождение Струпьев прочь.

Несколько секунд ничего не происходило: мракоборец, видно, решил отдохнуть перед тем, как соединить погруженных в беспамятство с новым сноедом. Он застыл, глядя в пол, и Страд смотрел на наставника с напряжением и сочувствием. И поражался его хладнокровию.

«Отвратительнее работы и не представишь», – подумал он.

Тут это и случилось…

Доселе неподвижные, словно жуткие куклы, жертвы сноеда зашевелились. Кто-то выгнулся дугой. Другие затряслись. Третьи подняли дрожащие руки. Тишину просторного помещения разогнали глухие стоны и хрипы.

От неожиданности Страд охнул и шагнул назад.

А обтянутые серой кожей скелеты продолжали двигаться. Резко, дергано – словно через иссушенные тела пропускал заклинания служащий злу чародей.

Ближайшей жертве удалось ухватить черную ткань, скрывавшую нижнюю половину тела. В следующий миг простыня оказалась на полу.

«Это… женщина?» – Страд остолбенел, не в силах отвести взгляд от несчастного.

Вернее – несчастной.

Стоны продолжали затапливать Зал Кошмаров. Его обреченные на медленную смерть обитатели не думали успокаиваться.

Смех.

Пораженный Страд повернулся к мастеру Медэлу и понял, что ему не почудилось.

Прирожденный смеялся. Заложив руки за спину, задрав подбородок, с презрением и брезгливостью наблюдая, как к двум десяткам истощенных, серых, человекоподобных фигур с завязанными глазами возвращается подобие жизни.

Мастер Медэл повернулся к Страду. Прищурился.

– Так всегда бывает, – сказал он, ухмыляясь. – Не знаю, что сейчас происходит в этих лысых черепушках, – чародей кивком указал на жертв сноеда, – но, надеюсь, ничего хорошего.

Страд промолчал и повернулся к Дроллу. Тот склонился над саркофагом и, не обращая внимания на творящийся вокруг кошмар, при помощи заклинаний распечатывал временное пристанище сноеда.

Стоны жертв не помешали услышать щелчок. Саркофаг чуть качнулся, и крышка стала медленно подниматься. Руны на круглых боках конструкции постепенно гасли.

– Не нравится тебе здесь, так ведь? – заговорил мастер Медэл. Страд продолжал смотреть на мракоборца, но чувствовал пристальный взгляд лысого прирожденного. – Считаешь себя чистеньким для этого места. Ну, конечно: тут ведь так гадко, верно? А гадости гораздо проще вовсе не замечать. Как, например, кучу дерьма, оставленную бездомным с восточной окраины, который случайно забрел в центр нашей столицы. Всегда ведь найдется тот, кто уберет мерзость. Главное, чтобы им оказался не ты сам, – в голосе прирожденного чувствовалась издевка. – Или, быть может, ты жалеешь их? – еще один кивок в сторону истощенных серых фигур. – Ну, как же… Разве можно обрекать людей на такие муки? Но задумайся, хотя бы на минуту, являются ли они людьми? Ты мальчик умный, раз наш самый лучший мракоборец позволяет тебе за ним таскаться. И должен знать, кому достаются места в Залах Кошмаров.

– Я знаю, – тихо, но твердо ответил Страд, повернувшись к мастеру Медэлу и глядя в горящие злобой глаза. – Осужденным на смертную казнь и пожизненное заключение…

– Вот именно. Тварям, по непонятной прихоти то ли природы, то ли судьбы оказавшимся в человеческом обличии. И что, по-твоему, они не заслуживают участи находиться здесь?

Страд промолчал, наблюдая за Дроллом. Тот уже извлек нового сноеда из саркофага, водрузил на плиту и теперь снова читал заклинания. Янтарные руны, покрывавшие камень, загорались одна за другой. Серые фигуры продолжали двигаться и стонать.

– А-а, я понял… – продолжал, тем временем, прирожденный. В нем чувствовался странный, сродни сумасшествию, азарт. – Ты из тех, кто предпочел бы, чтобы убийц, насильников и прочих негодяев не существовало вовсе. Чтобы все жили в любви, дружбе и согласии. Ну, ка-ак же… Мир был бы прекра-асен… Глупый идеалист! Твои взгляды хороши, пока не включаешь голову. Как, по-твоему, мы бы боролись со Струпьями, если бы не было тварей в человеческом облике? Кого бы отдавали сноедам? Счастье, что среди нас попадаются чудовища! Иначе, вполне возможно, здесь и сейчас вместо детоубийцы дергалась бы твоя бабушка или любимая!

«Сам себе противоречит», – подумал Страд, упорно сохраняя молчание.

Он чувствовал, что вступать в спор – себе дороже. Мастер Медэл вдруг напомнил фанатика, которого Страд повстречал много дней назад, на пути из Магической Семинарии к мракоборцу.

– Да-да, я знаю, что ты сейчас скажешь, – распалялся прирожденный. – После убийц, насильников и прочей дряни ты бы избавил мир от Струпьев. Впрочем, чего мелочиться… Давай перейдем сразу к Червоточинам, а? Как бы замечательно было без них, не правда ли? Не нужно жить в страхе, не нужно бороться. Последнее – самое главное. Не нужно. Ни с кем. Бороться, – раздельно произнес он. – Вы все такие, идеалисты. Желаете жить без борьбы. Только вот не бывает такой жизни!

Страд не отвечал. Не видел смысла. И понимал, что мастеру Медэлу ответы не нужны. Для него главное – выплеснуть очередную порцию злости, что копилась и копилась внутри. Страд догадывался, что было причиной этой злости, более того, видел ее: слева, под нижней челюстью прирожденного.

Борьба… Маг долго боролся с недугом, боролся мучительно. И требующая справедливости – искаженной от страха, страданий и обиды – душа прирожденного желала, чтобы другие тоже боролись.

– А борьба… Нет он нее толку, чаще всего, – словно подтверждая мысли Страда, добавил мастер Медэл и трясущейся рукой коснулся опухоли.

Полная злости и отчаяния речь опустошила чародея. Но, полагал Страд, ненадолго. Находиться рядом с ним было неуютно, и ученик мракоборца поймал себя на мысли, что предпочел бы сейчас стоять возле наставника. Пускай рядом со сноедом, пускай в окружении жертв порождения Струпьев…

Дролл продолжал зажигать янтарные руны. Сноед ворочался на плите, открывал и закрывал беззубые пасти.

«Он голоден», – Страд поразился собственной неожиданной мысли, но чувствовал, что она верна.

Сноед действительно был голоден. И ощущал присутствие тех, чьи кошмары станут для него лакомством на долгое время.

Несчастные по-прежнему двигались и стонали. Маги в серых одеждах стояли в стороне, наблюдая за мракоборцем. Тот, наконец, зажег все руны на плите и взялся за провода, что тянулись из просверленных голов жертв сноеда.

– Заключительный этап, – сказал мастер Медэл. Пожевал губами, скривился и добавил: – Потерпи, скоро ты сможешь покинуть это неприятное место.

Мракоборец продолжал работу. Конец каждого провода он обрабатывал заклятьем и только потом погружал в беззубую пасть сноеда. Несколько серых фигур, уже соединенных с порождением Струпьев, вернулись в забытье. Среди них была и женщина, к счастью, вновь укрытая черной простыней.

– Профессиональная работа, – в голосе мастера Медэла чувствовалось злое удовлетворение. – Дролл свое дело знает. Смотри внимательно. Быть может, и тебе когда-нибудь придется проделывать эту… гм… процедуру.

Страд, сам не зная зачем, заставил себя равнодушно пожать плечами. Прирожденный, явно не ожидавший такой реакции, хмыкнул и несколько раз перекатился с пятки на носок.

Через четверть часа последний провод оказался в пасти сноеда. Дролл закрыл саркофаг и, оставив его у плиты, пошел к Страду и мастеру Медэлу. Когда он приблизился, Страд увидел лицо наставника, и ему стало не по себе.

Мракоборец выглядел, словно после тяжелой болезни. Лицо блестело от пота, под глазами набухли лиловые мешки. Морщины стали глубже, шрам, протянувшийся от левого виска до подбородка, потемнел.

– Готово, – сипло, почти как мастер Медэл, произнес Дролл, мрачно глядя на прирожденного.

– Прекрасно, – тот с деланной радостью хлопнул в ладоши, потер ими друг о друга. – Никто и не сомневался в вашем искусстве, правда, юноша? – чародей повернулся к Страду, посмотрел на него с прищуром.

Страд растерялся, открыл было рот, чтобы согласиться, но выручил Дролл – положил ему на плечо руку и холодно сказал: