Она подошла к алтарю и, слегка притрагиваясь, провела ладонью по узору, украшавшему камень. Рука остановилась на знаке аревахач, излучающем слабое тепло. Надавив, ощутила вибрацию. Толкнула алтарь: отрылись люк и винтовая лестница, ведущая в подземелье.

Лоллий был впечатлен:

– Как говорят ученые греки, где необходимость, там и возможность.

Солдаты с факелами ринулись в люк, за ними спустились в подвал остальные. Перед дверью из черного дуба с резной надписью на армянском: «Падает тот, кто бежит» все остановились. Вахинак перевел на латинский.

Геката задалась вопросом:

– Что может означать эта надпись? Ничего не приходит в голову. Ясно одно – бездействие разрушает.

Лоллий приказал одному из солдат открыть дверь. Тот осторожно подошел и легонько ее толкнул. Просвистела секира. Все инстинктивно подались назад и в ужасе уставились на разрубленного солдата. Потыкав мечами и копьями, проверив доступ, перепуганные люди пошли дальше. На двери из светлого дуба было надписано «Будь ближе к богу».

– Полагаю, надо взлететь, чтобы приблизиться к небесам, – проронила Геката.

– Летать мы не умеем, поэтому придется проверить утверждение по старинке.

Очередной солдат опасливо придвинулся к двери. Опустившись как можно ниже, почти лежа, стал ее открывать. Плита вместе с ним ушла вниз. Душераздирающий крик пехотинца, полетевшего в яму, и наступившая затем тишина извещали: разбился насмерть. Римляне переглянулись: опасность нарастала. Принесли палки, копья, щит и, соорудив мостки, перешли в следующее помещение…

В келье Баграм наблюдал за трезвонящим колокольчиком:

– Они прошли второе препятствие. – Подойдя к Палладиуму, задал вопрос: – О, Афина Паллада, скажи, мы в опасности?

Статуя опустила глаза. Грант разволновался:

– Надо выбираться, но куда скрыться из этого склепа? Как бы пригодилась волшебная шапка!

Мифы повествовали о волшебной шапке бога подземного царства мертвых Аида, которая делала надевшего ее невидимым. Аиду подарили эту шапку циклопы за свое освобождение из глубин Тартара.

Эрмина взволнованно зашептала:

– Спасти Палладиум, спасти Палладиум! – Ее вдруг осенило: – Баграм, армянский бог Михр повелевает силами подземного мира, не так ли?!

– Да, Эрмина, это так! – Озаренный догадкой, он подошел к статуе. – О, Афина-Паллада, скажи, отсюда выбраться можно?

Статуя опустила глаза. Грант, обнадеженный, воскликнул:

– Здесь есть спуск в Тартар!

Глубочайшая бездна под царством Аида Тартар – единственное их спасение! Люди представляли это место как пространство леденящего холода и тьмы.

Эрмина вопрошала Палладиум:

– О, Афина Паллада, скажи, путь, неведанный нам, – под плитами пола?

Статуя вновь опустила глаза. Грант, знающий греческую поэзию, продекламировал:

– Спускаясь в Тартар, четыре раза в дверь постучи, и призраки мертвых тебе отворят…

Баграм каблуком сапога ударил четыре раза по каменной плите в полу, потом в нервном возбуждении стал поспешно бить плиты, одну за другой. В углу комнаты от ударов ногой плита слегка приподнялась. У всех в надежде на спасение замерло сердце. Мужчины подняли плиту, открыв «врата ада». Повеяло затхлостью и сыростью.

– Спускаемся в Тартар! Аралез, прикроешь нас! – крикнул Баграм.

Собака подняла уши и наклонила голову вправо. Завернув в лоскут льняной ткани Палладиум, Грант передал статую спрыгнувшему в проем Баграму, потом помог Эрмине забраться туда и, наконец, взяв лампу, спустился сам, закрыв с трудом тяжелую крышку. Они оказались в узком туннеле, ведущем в катакомбы – месту погребения жрецов. В нишах на стенах из туфа лежали скелеты, в углублениях скопились груды черепов, сложенные один на другой, на освещаемой лампой дорожке ползали змеи и тараканы, но герои, не обращая внимания на опасность, неуклонно шли вперед…

Колдунья Геката слушала перевод надписи на двери из красного дуба, пытаясь понять, что означают слова «Извилист путь к богу». Наверняка за дверью ожидает глубокое разочарование, но никакие перемены не наступают, если не действовать. Уловив ее мысли, Лоллий приказал солдатам штурмовать. Один из них копьем открыл скрипучую дверь. Тишина. Опасаясь подвоха, держа копье наперевес, он вошел в дверь. Внезапно сверху упали остроконечные пики, пронзив идущего к богу напрямик. Солдат, истекая кровью, так и остался стоять на пороге комнаты с пиками, вонзившимися в тело. Потребовалось немало времени, чтобы вытащить труп.

В темноту подземелья легионеры шли крадучись. Тревожное пламя факелов осветило пространство подземного зала. И тут внезапно на солдата, который с факелом шел впереди, напал гампр. Панический ужас охватил всех. Огромная, страшная собака, вцепившись в шею военного, загрызла его моментально, а пытавшегося рубануть мечом солдата схватила за руку, прокусив ее. Рыча, атаковала следующего воина, опрокинув на спину. Лоллий побежал; гампр, бросив жертву, понесся за ним. Легат, споткнувшись, упал, руками и ногами попятился назад и, упершись в стену, отчаянно закричал: «Не надо!». Огромная морда гампра, из пасти которого текла слюна и доносилось угрожающее рычание, приблизилась к его лицу. Собака, оскалив клыки, приготовилась к нападению, но вдруг, повернув морду влево, уставилась на Гекату. Женщина, затаив дыхание, стояла, прижавшись к стене, холодея от страха. Учуяв знакомый запах, волкодав, свирепо рыча, медленно пошел к ней. Геката начала было бормотать заклинание, но Аралез, приблизившись, пристально посмотрел ей в глаза, затем отвернулся и побежал прочь, исчезнув за дверью.

Пережитый ужас поверг людей в оцепенение. Постепенно приходя в себя, оставшиеся в живых легионеры с искаженными гримасами, выплескивая отчаяние, делились догадками о случившемся. Геката с лицом белее белого стояла, прижавшись к сводчатой стене, тяжело дыша, бросая взгляды на Лоллия, который все еще находился в своеобразном трансе, не приходя в себя. Центурион, потерявший половину декурии[150], подошел к ней:

– Мы проверили помещение и ничего не нашли.

Женщина, пошатываясь, прошла в келью с нишей. Языки пламени факела прыгали у нее в глазах, в ушах нарастал свист, мозг отказывался включаться. Бессознательно осмотрев комнату, подошла к нише и, взяв в руки ветку оливы, поднесла к глазам:

– Принеси богу жертву, и полпути к спасению он тебе укажет, предложив остальной путь пройти самому.

Во дворце царь Тигран III, сидя в кресле с изящной резьбой по дереву, внимал Гранту.

– Государь! – Советник говорил как всегда веско: – Твое царство велико, власть беспредельна, с тобой считаются Рим и Парфия, соперничая за влияние в Армении. Палладиум пророчествовал: страна останется независимой. Неужели ты, потомок Тиграна II Великого, ставишь под сомнение самостоятельность государства и готов признать римский диктат? История тебе этого не простит!

– История – всего лишь факты, имена, о которых вспоминают, чтобы оправдывать неблаговидные поступки. – Лицо царя, гладко выбритое на римский манер, было непроницаемым.

– Умалчивая о многом, история все же возносит тех, кто сражается, но низвергает малодушных. – Грант пытался пробудить в нем честолюбие.

Тигрис, выросший в Риме, получив классическое образование и переняв чужие нравы, внешне больше походивший на римлянина, чем на армянина, колебался. Могущество армянской знати, настроенной проримски, в условиях иноземного нашествия возросло, однако проримская группировка составляла меньшинство, так как большая часть аристократии ориентировалась на Парфию. Учитывая это обстоятельство, он подумал: «Мысли царя – это начало поступков. Почести врага изменили мой нрав, но нужны ли чужие нравы моим соотечественникам? Насаждать римское в Армении – значит устремиться к порабощению. Этого не должно случиться! То, что не рождается, не умирает».

Грант наседал:

– Государь! Народ готов отстоять национальную индивидуальность. Никому не навязывая веру, мораль, идеалы, не позволим также вмешиваться и в свои внутренние дела…