Аристобулу, явившемуся к Помпею, был устроен внешне радушный прием.

– Аристобул II, царь Иудеи, рад тебя видеть! – Помпей расплылся в улыбке. – Мой друг Цезарь всегда повторяет: «Великие начинания даже не надо обдумывать». Действуй своевременно и игнорируй ничтожное, и ты поступишь мудро!

– Мои мысли тревожны, но мои чувства будоражат кровь. – Умные глаза властителя маленькой страны выдавали растерянность.

– Рим ценит почтение и преданность. Выпьем за успех! – Главнокомандующий сверкнул глазами.

Деметрий, подозрительно поглядывая на Аристобула, подал кубки с вином и зло улыбнулся. Аристобул насторожился.

– Ты будешь великим царем! Я пью за тебя!! – гремел Помпей, а потом спокойным тоном объявил: – Прикажи открыть ворота, мы войдем в город, ты уплатишь десять тысяч талантов, и правь своим народом дальше.

Аристобул вдруг ясно осознал, что совершил роковую ошибку, связавшись с римлянами, и это грозит потерей не только личной власти, но и независимости страны. Подняв кубок, он неуверенно сказал:

– Царь велик, если судьба страны в руках народа. Обещаю все исполнить, если ты уведешь армию.

Поздно. Наивное тщеславие приводит к катастрофе. Горделиво поднятая голова Помпея говорила о высокомерии, а глаза, в которых читался открытый вызов, выдавали приступ необузданного гнева.

– Обещаниями сыт не будешь, Аристобул! – Полководец был холоден и хмур, что окончательно отрезвило царя.

Легион Габиния подошел к южным воротам Иерусалима. Защитники со стены видели своего предводителя Аристобула среди римлян, спешно занимающих боевой порядок. Солдаты, сопроводившие к воротам царя, оставались за его спиной.

Один из защитников на стене поднял правую руку и жестами спросил Аристобула: «Что происходит? Открывать ворота?». Аристобул собрал щепотью три пальца правой руки и незаметно направил вверх. Жест означал: «Не спеши!». Затем показал ладонь: «Стой!».

Терпение римлян кончилось. Царя привели к Габинию.

– В чем дело, Аристобул? Почему не открывают ворота?

Посмотрев пристально в глаза наместнику, царь с вызовом сказал:

– Иногда злая воля может возобладать над человеком, но благословенный бог помогает справиться с испытанием.

Наместник Сирии Габиний наморщил лоб, на его лице отразились крайняя презрительность и недоброжелательность.

– Задержать! – сквозь зубы процедил он.

Царю заломили руки за спину и увели.

Помпей был взбешен:

– Дела принимают такой оборот, что придется штурмовать город! Мое великодушие принесено в жертву строптивости иудеев.

На другой день под стенами Иерусалима появилась вся армия римлян. Город был окружен войсками. Штурм готовили с западной стороны, наименее защищенной. «Железная машина» – регулярное войско – действовала безотказно: разворачивались метательные механизмы и тараны, готовились зажигательные снаряды, строилась «черепаха», чтобы под ее прикрытием пробить брешь в стене и взять город приступом, расчищали и выравнивали путь для осадных машин, возводили высокую деревянную башню на колесах, которая должна господствовать над укреплениями города. Защитники с ужасом наблюдали за этими приготовлениями.

Внезапно ворота в западной стене открылись. Отчаяние твердит: более сильный все равно победит, так зачем же сопротивляться? Но надежда заставляет не падать духом и действовать во вред себе. Сторонники Гиркана открыли ворота.

– О, неожиданно! – со злой усмешкой проронил Помпей.

Римляне ворвались в город. Убивая всех, кто встречался на пути, они пробивались по узким улочкам к жилищу бога. На подступах к храму, в котором не прерывалось богослужение, завязалось сражение – приверженцы Аристобула бились яростно и фанатично, а когда римляне стали теснить, и потери резко возросли, укрылись на территории храма. Мощные ворота крепостной стены, окружавшей храмовые постройки, надежно закрылись.

– Это не храм, это крепость на горе! – возмущался Габиний.

Гиркан, сопровождавший свиту Помпея, печально сказал:

– Храм – самое укрепленное место в городе. Бог сделал его неприступным.

– Гиркан, – Помпей фальшиво улыбался, а в глазах сквозило презрение, – в Риме так говорят: «Рассудительный повелевает, глупый служит». Запомни! Нет неприступных крепостей, есть осажденные крепости. Одними можно овладеть с помощью осла, груженного золотом, другими – терпением и упорством.

Общительный и веселый драматург Софокл когда-то сказал: «Время открывает все скрытое и скрывает все ясное». Почему враждовавшие, не слишком умные братья, Аристобул и Гиркан, обратились к римлянам? Почему гордость и тщеславие, подпитываемые страстями, убивают труд добрых начинаний? Храм падет, и иудеи потеряют независимость на две тысячи лет.

Помпей отдал приказ начать штурм крепости, и осаждающие начали насыпать вал с северной стороны. Вольноотпущенник Деметрий обратился к хозяину:

– Проконсул, если разрешишь, я скажу.

– Говори, Деметрий.

– Благочестивые иудеи по субботам не имеют права трудиться. Тора, их религиозный закон, предписывает воздерживаться от работы в этот день. Можно лишь отдыхать и поклоняться богу.

– О, в субботу будем возводить насыпь с особым усердием!

Пока иудеи в субботу молились и приносили жертвы, завоеватели без помех строили насыпь и готовили штурм. В остальные дни недели очаг сопротивления пылал: защитники храма, показывая беспримерную храбрость, сбрасывали на головы противника зажигательные снаряды – горшки с маслом – и поражали врага стрелами и камнями. Штурм затягивался.

– Я не отступлю!! – орал Помпей. – Трибун Фавст, назначаю тебя ответственным за строительство насыпи. Не справишься – разжалую!

Когда к очередной субботе насыпь была вполне готова, первым на территорию храмового комплекса ворвался Фавст. Римские солдаты, не встречая сопротивления, просочились на Храмовую гору, последовала массовая резня: служителей убивали прямо при совершении богослужений. Тишина наступила, как только большинство защитников было перебито. Ворота открылись, и Помпей в сопровождении легатов и трибунов в нетерпении поднялся на холм и проследовал в ограду внутреннего двора.

Перед римлянами предстал храм: прямоугольное здание из камня и ливанского кедра, у входа, обращенного на восток, стояли два столба из меди. Огромный бронзовый жертвенный алтарь, в котором день и ночь горел огонь, размещался во дворе. Жертвоприношения были призваны очищать от грехов, а также сопровождали любые события в жизни иудея. Рядом – гигантская бронзовая чаша, называемая «море литое», из нее брали воду для ритуальных омовений.

Деметрий, следовавший в свите, шептал на ухо хозяину:

– Проконсул, если разрешишь, я скажу.

– Говори, Деметрий.

– Иудеи хранят здесь сокровища. Обрати внимание на пристройки слева и справа.

И действительно в храме скопились богатства. Многое из его вещей вернули персы после возвращения иудеев из вавилонского пленения, кое-что завещали люди, а жители города помещали здесь на сохранение свои сбережения, потому что доверяли храму – он священный и неприкосновенный. Еще служители чеканили собственную монету.

В передний зал снаружи вела лестница. Группа военачальников решительно поднялась по ней, и через деревянные, обитые золотыми пластинами двери, вошла в притвор. Скромное внутреннее убранство удивило Помпея: светильники с елеем, стол подношений, жертвенник воскурений и никаких статуй или растений. Путь в следующее помещение ему преградил закутанный в белые одежды из виссона священнослужитель:

– Остановись! Никому, кроме первосвященника, не дозволено видеть, что находится в святая святых!

В святая святых, помещение, предназначенное для обитания духа бога на земле, раз в год (в день Пасхи) входил первосвященник и обращался к богу с торжественной молитвой о прощении народа за грехи – за разрушение вавилонянами первого храма и утрату ковчега Завета. Затем он приносил в жертву двух козлов: одного – богу, другого, называемого «козлом отпущения», – злому духу пустыни. Над вторым животным первосвященник вне храма исповедовал грехи народа, затем козла уводили в пустыню и сбрасывали со скалы.