– Гней, природа пытается помешать твоему очередному триумфу!
Помпей с сожалением смотрел на бессмысленные старания понтонеров:
– Природа – не источник несчастий. Их по большей части устраивает сам человек в своем безумном стремлении к совершенству.
Кассий, амбициозный, с завышенными притязаниями молодой человек, завидовал Помпею, у которого получалось все: с шестнадцати лет на войне; неоднократно мог узурпировать власть в Риме, но не сделал этого; молва приписывала ему победу над Спартаком в Италии и над Серторием в Испании; единственный в Риме, кто сумел обуздать пиратов Средиземного моря; самый влиятельный гражданин Республики с прозвищем Magnus[58], которое ему, двадцатипятилетнему, присвоил сенат; римский народ его обожал; диктатор Сулла, чьим протеже был Помпей, велел звать его «императором» – полководцем-победителем; два триумфа в Риме – первый за Африку, второй за Европу! И вот теперь наступает звездный час Помпея: он пленит Митридата, разорит Армению, покорит Иберию, захватит Сирию, дойдет до Индии и получит третий триумф – за Азию. Победитель мира!
Кассия коробило от этих мыслей. Он, как бы в шутку, называл Помпея римским Александром, намекая на Македонского, а его патрон, которому льстило такое сравнение, только ухмылялся, стараясь и вправду походить на великого завоевателя из Македонии: мягкий и страстный взгляд, бритое лицо, короткие завитые подстриженные лесенкой темные волосы, упрям, пользуется уважением и любовью солдат! Правда, в людях он разбирался не слишком хорошо…
Молодой Кассий, сын консула, тоже прославился: в школе избил сына диктатора Суллы за то, что тот превозносил отца. Помпей все уладил, но в сердце юного повесы поселилась зависть к маститому льву, выжидая, когда на осколках его неудач можно будет взметнуться вверх, к славе, чтобы его самого сравнили с Александром. «Поражение Магнуса было бы кстати. Пусть не задирает нос!» – подумал Кассий. Надо добавить, что сын бывшего диктатора Суллы в этом походе также стал помощником Помпея: Фавст Корнелий Сулла, юноша двадцати лет, военный трибун.
Шторм не прекращался. Кассий пошутил:
– Может быть, высечь море, как это сделал персидский царь Ксеркс? У него получилось: стихия успокоилась.
Никто не засмеялся. Эпизод давней истории анекдотом ходил по Риму.
Персидский царь Ксеркс I, чье имя означает «Царь героев», шедший покорять Грецию, приказал построить два понтонных моста через Геллеспонт. Когда армия начала переправляться, поднялась буря и разметала понтонные мосты, множество персидских воинов утонуло. Разгневанный Ксеркс приказал сечь море плетьми и кидать в него цепи, чтобы усмирить его, а надзирателям над работами – отсечь головы. Когда море утихло, через пролив переправилась армия в двести тысяч человек: персы, мидяне, лидийцы, киссии, гирканы, вавилоняне, армяне, бактрийцы и другие – все те, кто теперь составлял разношерстное войско Митридата.
– К чему бесплодные порывы? – усмехнулся Помпей. – Природа всегда остается непобежденной; нам просто нужно упорядочить ее желания и дары.
Вмешался в разговор легат Габиний, чьим покровителем был Помпей. Легат страстно желал повторить карьеру начальника, своего друга, во всем подражал ему и рвался в пекло. Он возвестил:
– Цицерон объявил Риму: «Помпею всегда везет!».
Недавно Цицерон опубликовал речь, произнесенную в сенате, в которой отмечал, что Помпей обладает четырьмя основными качествами великого полководца: знанием военного дела, мужеством, авторитетом и везением.
Сейчас именно своим везением и решил воспользоваться главнокомандующий. Он подозвал своего ординарца:
– Шкатулку с перстнями!
Ординарец немедленно принес деревянный, отделанный золотом ларец и открыл крышку. Скосив глаза на содержимое, Помпей выбрал кольцо с красным камнем – драконий перстень – и надел его на указательный палец левой руки. Приблизившись к берегу, где стояли раздосадованные понтонеры, он театральным жестом указал этим пальцем на штормовое море. Сидя на своем породистом скакуне, украшенном золотой уздечкой и драгоценной сбруей, Помпей приосанился и принял подобающее выражение лица. Взгляды понтонеров устремились на него. В пурпурном плаще с золотым шитьем, пурпурной тунике, кожаном панцире с наплечниками, в сапогах-кальцеус, гладко выбритый, без шлема, с развевающимися на ветру волосами, сорокалетний полководец действительно был похож на Александра Македонского и с выражением легкого страдания на лице излучал самоуверенность и достоинство.
Невольно все легаты, префекты, трибуны и прочие перевели взгляд на море. Через пару минут шторм стал утихать, в разрыве облаков показалось солнце, ветер поменял направление, а потом и вовсе стих. Квестор Кассий с изумлением смотрел на происходящее; легаты, вытянув шеи, застыли в такой позе, будто готовились преодолеть на конях высокое препятствие; понтонеры, пораженные увиденным, открыли рты.
Шторм прекратился, море стало спокойным, и в безмятежной тишине прозвучал спокойный голос Помпея:
– О великих людях судят по их многочисленным удачам…
Понтоны были наведены, войска двинулись на противоположный берег пролива. Мысль, что Помпей – это удачливый Александр Македонский, переправивший армию таким же способом и в том же месте, когда шел завоевывать Азию, теперь твердо засела в сознании легионеров, маршировавших по азиатским дорогам. Солдаты стали радостными, воодушевились… Все необходимое у них было при себе. Кроме щита и оружия, каждый нес на шесте походный набор, включающий миску и котелок из бронзы, плащ, туалетные принадлежности, сетчатый мешок для провизии, цепь, серп, пилу, веревку, киркомотыгу и дернорез. Солдаты в четком строю шагали бодро, в предвкушении богатой добычи, будущих раздач земли, регулярного жалованья и списания долгов.
Помпей вспомнил, как в сенате над ним насмехались: он побеждает лишь тех, кто уже был разбит. Спартака победил Красс, но победу приписали Помпею; Сертория в Испании сломал Метелл, а Помпей лишь завершил начатое; Митридата фактически разбил Лукулл, и теперь осталось развить успех и… пожинать лавры, назвавшись покорителем мира. «Я заставлю бездарных сенаторов преклоняться перед моим гением, – думал честолюбивый командующий. – Я, защитник Республики, неизмеримо возвышусь над суетой и мнением. Мне всегда везет!». Затмить сенаторов было возможно. Надо лишь вернуться с победой с Митридатовой войны, а что касается личной славы, то она для знати Рима всегда стояла выше интересов государства.
На азиатском берегу уже была установлена штабная палатка, мимо нее стройными рядами двигались легионеры. Переправа шла без эксцессов. В палатке, которую усиленно охраняли, Помпей в ожидании донесений вел беседу с легатами. Командующий сидел в кресле, а легаты, командиры легионов, расположились на скамьях вокруг стола с картой черноморского побережья. 34-летний Целер, шурин Помпея, бывалый вояка, говорил:
– Гней, в Риме жизнь бурлит, много выскочек, но ты сумел стать истинным политическим лидером и очень популярен.
Помпей задумчиво произнес:
– С неудовольствием отмечаю вырождение демократических начал в Римской республике.
– Это так! – воскликнул Афраний, опытный 35-летний легат. Он с негодованием продолжил: – Выборы консулов и преторов стали жаркими: все исступленно спорят, исход же решают деньги.
В разговор вступил Флакк, самый старый из легатов – ему уже было под сорок:
– Выборы в народном собрании высших должностных лиц Республики вылились в подкуп избирателей: им подкидывают гладиаторские бои, подарки, угощение… Я вижу тебя, Гней, последним защитником республиканского строя.
36-летний легат Скавр, умелый командир, проронил:
– Проконсул, как военачальник ты приобрел в Риме огромный политический вес. У политиков, как известно, дурная слава: они беззастенчиво лгут и могут привести нацию к гибели. Но ты – хороший политик: подстегиваешь страсть граждан к обогащению, а богатство всегда было ключом к уважению, восхищению и почету.
