Вошла Аревик. Трасия помогла ей снять белую тунику из тончайшей шерстяной ткани, распустила узел на затылке, и красивые мягкие волосы упали госпоже на плечи. Аревик обратила внимание, что руки рабыни слегка дрожат.

Ее гладкая, бархатистая кожа излучала тонкий аромат и отличалась ухоженностью и чистотой, а после ванны становилась еще роскошнее, приобретая свежесть. Если женщина своим телом чувствует восхитительное ощущение, мужчина в ее обществе не только отдыхает, но и погружается в уют и негу.

Аревик царственно шагнула в ванну. Ее стройная фигура, подтянутость и красота всегда вызывали восхищение окружающих. Она медленно опустилась в воду, взглянув краем глаза на светлокожую служанку. Та вела себя необычно: нервничала, не находила места рукам. Госпожа, прикрыв глаза, ощутила запах нежных лепестков розы и благовоний; расслабившись, положила голову на подушечку, набитую травами – зверобоем и горицветом.

Подошла Трасия и поставила на край ванны золотой кубок с вином, как это делала всегда. Даже с прикрытыми глазами Аревик почувствовала угрозу. Может ли рабыня, к которой хорошо относились, причинить ей вред? Может ли ее жизни угрожать опасность? После происшествия с певицей Шогер Аревик всегда держалась настороже, ловила каждый взгляд, ощущая опасность спиной. Недоброжелательность разрушает в человеке все чувства и разум. Угрозу следует ожидать от того, кто находится в безвыходном положении или пытается вырваться из когтей несправедливости.

Нубийка Макури поливала голову госпожи водой из кувшина, а киликийка стала втирать в ее волосы настой шалфея, одновременно массируя кожу головы, и делала это торопливо, не мягко. Тревога Аревик усилилась. Закончив втирание настоя, Трасия отошла в сторону. Аревик перехватила ее взгляд – колючий и настороженный. Обе рабыни встали у колонны в покорных позах, причем киликийка понурила голову.

Аревик посмотрела на кубок: блики от воды играли на его золотых гранях. Немного сухого белого виноградного вина – ее каждодневный ритуал – улучшало тонус и повышало сопротивляемость к болезням. Но сегодня пить вино не хотелось. Она медленно протянула руку к бокалу, тыльной стороной ладони подвинула его к краю ванны и легким движением толкнула. Кубок со звоном упал на пол и покатился, вино разлилось, служанки вздрогнули, ужас в глазах белой рабыни выдал ее душевное состояние. Госпожа резко встала, струйки воды стремительно побежали во все стороны. Рабыни подскочили к ней: Трасия подала руку, чернокожая накинула большое полотенце с вышитым Древом жизни, а Аревик, выйдя из ванны и завернувшись в мягкую ткань, резко повернулась к киликийке:

– Ты хотела сегодня убить меня?

Рабыня, побледнев и потеряв дар речи, смотрела на нее испуганными глазами, потом начала мямлить:

– Госпожа, как можно? Я… я ничего такого не делала…

Нубийка Макури насторожилась. Ее девочкой купили на невольничьем рынке; росла и прислуживала в гареме, окруженная добром и заботой. Свою госпожу она боготворила, восхищалась ее красотой и умом. В преданности чернокожей рабыни Аревик не сомневалась.

– Говори или я позову стражу! – Госпожа гневно смотрела на киликийку и ждала.

Беспомощно озираясь, Трасия молчала, прижавшись к колонне. К ней подскочила нубийка и, схватив за шею, пронзительно закричала:

– Говори правду или я сверну тебе шею!

Глаза киликийки вспыхнули огнями злобы. Она оттолкнула Макури и попыталась бежать. Дочь Африки прыгнула на нее, как черная пантера, свалив с ног и врезав кулаком по лицу. Завязалась драка. Трасия, пытаясь вырваться из когтей «пантеры», схватила подвернувшийся под руку кувшин и ударила соперницу. Та немного ослабила хватку, и киликийка поползла к двери. Но Макури схватила ее за ноги и потащила к луже вина:

– Пей, если вино не отравлено! – Черная рабыня прижала Трасию щекой к полу с такой силой, что, казалось, раздавит голову. Киликийка, сопротивляясь, начала изворачиваться, потом зарыдала. В цепких руках крупной, сильной африканской женщины она почувствовала безысходность и отчаяние.

– Я… я скажу… – прохрипела белая служанка.

Макури приподняла ее голову:

– Говори!

– Человек в плаще… Здесь, во дворце… Я никогда не видела его лица… На пальце кольцо «лев»… Часто давал мне деньги, а вчера дал флакон… Обещал свободу и возвратить на родину…

– Где флакон? – сухо спросила Аревик, безучастно наблюдавшая эту сцену.

– В горшке с цветами…

Пустой пузырек синего цвета из финикийского стекла действительно нашелся в горшке с пионами. Аревик открыла дверь зала и крикнула:

– Стража! Уведите преступницу!

Главнокомандующий войсками царства Великая Армения Мамиконян, человек могучего телосложения, проницательный и осторожный, в сопровождении телохранителей шел по коридорам дворца. Его, носителя тайн и второго после царя человека в стране, всегда и везде охраняли – и не только во дворце, но и дома, а кинжал, казалось, он не снимал с пояса никогда. Только что царь Тигран, внезапно вызвав его, оповестил о вероломном убийстве Спандуни, Метродора и попытке отравить Аревик. За этими преступлениями стоял кто-то свой – по описанию, царедворец с кольцом «лев». Больше ничего о нем известно не было. Яд в дорогом кобальтовом флаконе не оставлял сомнений, что убийство любимой наложницы царя Тиграна замыслил очень влиятельный и состоятельный человек. Но кто? Спарапет терялся в догадках и понимал: надо

быть начеку.

Оставив охрану за дверью, Мамиконян вошел в свои покои и сел за стол, заваленный свитками, погрузившись в изучение нового разведывательного донесения. Источник сообщал, что Помпей в Риме завершает последние приготовления к войне с Митридатом: на Марсовом поле прекратились тренировки легионов, обозы загружены, стенобитные и метательные машины изготовлены.

Главнокомандующий встал со стула, взял с изящного букового столика кувшин с вином и, налив в серебряный кубок на толстой ножке свое любимое, не очень терпкое, красное вино «ахтанак», отпил немного. Затем подошел к окну, наслаждаясь вкусом напитка и живописным видом. День был окрашен ярким светом солнца, Араратская долина переливалась изумрудно-зеленой и желто-золотой палитрой цветов; река Аракс, мирно светясь в лучах солнца, несла величавые воды среди низких берегов куда-то вдаль – к крутым и отвесным склонам, к руслу с порогами. «Митридат с его разношерстной армией не сможет оказать хоть сколько-нибудь серьезное сопротивление хорошо управляемым и обученным легионам Помпея, – думал Мамиконян. – Понтийская армия обречена. Мы пропустим Помпея через свою территорию, и он, развернувшись на север, пойдет через Колхиду на Боспорское царство. По пути ему придется сражаться с дикими племенами албанов, скифов и каспиев, преодолевать узкие проходы и опасные перевалы в горах, а также осадить иберийские крепости. Надо помочь царю Иберии оружием… Убийца во дворце… Кто?».

Вошел секретарь:

– Господин! Начальник царской охоты Варажауни просит принять его.

– Пусть войдет!

Варажауни, сильный и знающий себе цену человек, обладатель курчавой головы и всклокоченной бороды, прошелся к окну и, встав рядом с хозяином кабинета, сказал:

– Когда бродишь по лесу в поисках льва, будь готов столкнуться с бешеной зубастой лисицей!

– Что ты имеешь в виду, Варажауни? – От пристального взгляда Мамиконяна не укрылись бегающие глаза охотника.

– Здравомыслящий человек понимает, что безрассудство либо приведет к глупости, либо к трагедии.

– Ты говоришь загадками…

– Мамиконян, мой осведомитель сообщил, что в город тайно прибыл сын Кохара, того самого аристократа, участвовавшего в мятеже против царя. Отец был убит, а сын вместе с Тиграном-младшим сбежал в Парфию.

– Вот как! – удивился спарапет. – И с какой целью он оказался в Арташате?

– Думаю, Тигран-младший замыслил новый безрассудный поступок.

– И почему же ты не сообщил об этом царю или начальнику службы безопасности, а пришел ко мне? – Взгляд военачальника упал на левую руку главного охотника: на среднем пальце сверкнуло золотое кольцо «лев».