Гешвири же воспитывала старшего::

— Ах, как это вы с Юси не поняли друг друга? Она ведь хотела тебе помочь! А что ты, сразу плакать! Мог бы ее не пустить на карусель. Вы с ней одного размера.

Фая тоже стала гладить Алика по голове.

— Не плачь, Алик, — говорила она. — Не сердись на Юси. Юси хорошая. Пошли в песочек! Формочки! Деда Фиттай принес! Пошли играть в формочки!

Алик скоро успокоился и пошел за Фаей в песочницу, вытирая слезы и нос. На полгода моложе девочек, он уже сравнялся с ними в росте. К ним тут же присоединилась вторая няня, что помогала Гешвири помимо Санары — скромная, спокойная девушка, из семьи наследственных вассалов Утреннего Тигра-и-Лотоса.

— Ну, пойдем тогда к Тайси, — вздохнула Даари.

Она пыталась и не могла прогнать тоскливое и нехорошее предчувствие. При встречах с Тайси она всегда боялась… сложно даже сказать, чего. Того, что она ее не узнает? Того, что она откажется тратить на мать свое время? Даари старалась не показать этого у себя на лице, но знала, что Гешвири, конечно, понимает.

— Матушка-императрица! Я с тобой! — Фая бросилась из песочницы, где Алан вполне уже увлекся разноцветными деревянными формочками, прижалась к Даари, положила ее руку себе на голову. — Тойви, пойдешь к маме? — крикнула она.

Трехлетний Тойви, который, явно устав, уже слез с комплекса и стоял неподалеку, зачарованно глядя на них.

— Здравствуйте, — пробормотал он, отводя взгляд в сторону.

— Привет, — сказала Даари. — Чему научился на этой неделе?

Но Тойви молчал, как воды в рот набрал. Вместо него своей беглой и очень правильной для трехлетки речью начала рассказывать Фая. Если верить ей, Тойви показал себя настоящим молодцом.

Вот с Фаей было приятно и хорошо. Но Даари всегда испытывала неловкость, даже легкий стыд, что она вроде бы (или не вроде бы?) любит Фаю больше двух других своих дочерей. Она старалась не уделять ей больше внимания, но как быть, если только Фая его и требовала, и жаждала, и вообще вела себя так, как положено обычному трехлетнему ребенку, который видит маму гораздо реже, чем ему хотелось бы? Тайси и Юси отсутствия Даари вообще почти не замечали. Тайси, правда, никогда не отпускала от себя Санару — похоже, именно кормилицу она воспринимала, как свою мать. Или только Санара позволяла помыкать собой так, как Тайси того хотелось: у Даари и Гешвири всегда находилось слишком много дел.

Они направились на поиски Тайси в дальний угол сада, где ручей, бегущий от водопада Флюоритового дворца, благовоспитанно бурлила на элегантных искусственных порожках. Это был замечательный, ласковый и солнечный уголок: кусты жасмина, гортензии и крупного, хоть и почти безвкусного, лишенного колючек крыжовника склонялись к самой воде. В ярком свете почти летнего солнца ручей на песчаных отмелях тоже казался золотым, а дальше сверкал прозрачными серебряными бликами. В воде над песком юркими темными тенями носились головастики, вдоль берегов иногда появлялись крупные синевато-зеленые стрекозы (так-то стрекоз было мало, потому что Фиттай боролся с их личинками). Мирно журчало и хлопало водяное колесо, тоже очень красивое, резное, полированное. Не средство производства хлеба, а украшение сада.

Тайси, ничуть не обращая внимание на промокшее платье и лосинки, сидела на небольшой отмели посреди ручья и пересыпала из одной пухлой ладошки песок в другую. Когда она зачерпывала песок, он тотчас переставал казаться золотым и становился серым и скучным. Похоже, Тайси это не нравилось: она сердилась, хмурилась, выпускала песок и зачерпывала новый — но сохранить его блеск все равно не получалось. Она даже не подняла головы, полностью проигнорировав мать, сестру и Тойви (Гешвири осталась приглядывать за Юси, которую никакими силами было не стащить с лесенок, и своими сыновьями).

А вот Санара, которая что-то вязала, сидя на скамеечке рядом с колесом, вскочила, когда они появились из-за кустов.

— Госпожа Даари! — воскликнула она. — Вы приехали? Как, что?

Видно было, что она хотела спросить, «что теперь будет», но слова застряли у нее в горле.

Даари улыбнулась ей.

— Мы эвакуируемся, конечно, — сказала она. — Помните планы эвакуации? Пятый, самый мягкий. Пока еще есть время. Детей разделять нет необходимости.

Более жесткие планы эвакуации на случай самой массовой атаки предусматривали и то, что каждый ребенок, включая детей Гешвири и сына Санары (потенциальные заложники!), будет эвакуирован отдельно с отдельными сопровождающими и охраной.

Тайси не отреагировала и на речь: песок занимал ее гораздо сильнее.

— Тайси! — крикнула Фая. — Тайси!

— Ва-ва-ва, — ответила та, не поднимая головы.

Это значило, «не мешай». Или, может быть, значило что-то другое. Или не значило ничего.

Даари захотелось снять туфли, войти прямо в ручей, схватить Тайси на руки и расцеловать в тугие, запачканные песком щеки. Но по опыту она знала, что если сделать так, можно получить долгую истерику, а ответного поцелуя или объятий она все равно не дождется — Тайси вообще не выделяла Даари среди прислуги и персонала.

Даари снова почувствовала ледяной укол страха и обиды: ей хотелось, чтобы дочка любила ее, а не Санару. И так же привычно она постаралась, чтобы это на ее лице не отразилось. Нечестно было бы даже намеком показать что-то подобное Санаре, которая все силы положила на Тайси, отнимая их даже у собственного сына. Ведь Тайси ей ни минуты свободной не давала, все заставляла что-то для себя делать, играть с собой или просто присутствовать рядом. Вроде и не смотрит, но стоило Санаре уйти — поднимала вой.

— Принцесса Тасея! — сказала Санара строгим голосом. — Ваша матушка пришла! Обратите внимание!

Тайси действительно кинула недовольный взгляд на стоявших на берегу людей, потом хихикнула, вскочила, топнула ножкой — и в воду ручья скользнула гибкая золотистая змейка.

— Тайси! — закричала Санара. — Так нельзя! А ну вернись немедленно!

— Нельзя-нельзя-нельзя! — поддержала Фая. — Это мама, не папа! Мама, не папа!

Даари улыбнулась — что далось ей не очень легко.

— Ничего, — сказала она. — Из сада Тайси не уплывет, там сетка.

— Я знаю, — сказала Фая. — Мы эту сетку видели! И грызли! — она тоже хихикнула.

Тут Даари отчетливо поняла, что даже лапушка Фая, больше других человек из ее дочерей, все-таки не совсем человек.

А Владыка, кстати, не видел ничего особенного в поведении Тасеи и Юсаны. Года полтора назад, когда она места себе не находила из-за особенностей Тайси и Юси (они тогда стали окончательно очевидны: Фая уже разговаривала, а две другие еще от подгузников не могли отучиться) Владыка сказал ей так: «Человеческие лекари могут называть это как угодно — аутизм, СДВГ, гиперактивность. Полагаю, для человеческой популяции это действительно отличие от нормы. Но для драконьего детеныша ничего неестественного в этом нет». Нельзя сказать, что это так уж успокоило Даари (она тотчас представила себе повзрослевшую кровожадную Тайси, которая в драконьем облике охотится за людьми), но, во всяком случае заставило смотреть на проблему несколько шире.

Кстати говоря, Владыку-то Тайси узнавала и признавала: всегда радовалась, когда он приходил, живо принимала драконью форму и с удовольствием играла с ним в пруду или в ручье. Владыка при этом оставался в теле человека — он бы просто не поместился в этом саду — но Тайси это не беспокоило.

Юси тоже отца боготворила. В отличие от Тайси, которая предпочитала драконью форму, она не делала разницы между обеими: могла находиться в той, могла в другой. Но с отцом играла в обеих — так и вилась вокруг него, то буквально, то фигурально. И только Фая любила больше быть человеком. Может быть, потому что в этой форме легче было подлизываться к своим многочисленным воспитательницам и к матери. Вот и сейчас стояла, взяв Даари за руку и прижавшись нежной щекой к ее предплечью.

Даари поглядела на Фаю сверху вниз, и рука сама собой потянулась приласкать ее мягкие волосы. Фая запрокинула шею назад, встретилась с Даари сияющим взглядом и широко улыбнулась, показав мелкие молочные зубки.