— Где же он, где? — Жан-Поль всё-таки надеялся подловить момент и прикончить безумца.

Нет на свете никого и ничего, кто не помер бы от достаточной порции свинца в организме — это он знал точно. А потому, когда храброму гази показалось, что он наконец засек виновника гибели лучшей орты авангарда армии эмира Эмманюэля аль-Бореза, да продлятся его годы, то ни секунды не сомневаясь аль-Хашими приложил винтовку к плечу и прильнул к прицелу.

Шестое чувство заставило его оторваться от оптики и оглянуться — только для того, чтобы краем глаза увидеть крепкую ладонь, которая бьет его по уху, отправляя в долгий полет к грешной балканской земле с вершины старой башни.

— Кур-рва! Ебем ти у мозак! — Лука Стоянович, видавший виды матерый волк, с таким еще не сталкивался. — Шелта, конечно, бойцы знатные — но этот парень не человек! Он је само чудовиште!

— Нет, — сказал старый полковник Йован Обрадович. — Он је убица чудовишта. Чета, у оружје! Сегодня мы отобъем старый город.

Четники хватали винтовки, строились в цепи и, во главе своими вожаками, выпрямив спины и широко шагая, двинулись вперед.

— Тамо, далеко, далеко от мора… — эта песня могла быть и боевым маршем.

Они были готовы к бою, готовы лицом к лицу встретиться со свирепыми сарацинами, и решить вековой спор, изгнав исконного врага за Дунай. Тогда — старый город вернет себе имя, и зазеленеет Калемегдан, и крест засверкает золотом над собором святого Савы, а башни и бастионы древней крепости обновятся и украсятся гербом — с белым крестом и четырьмя буквами «С». «Само слога спасе…»

Но — ни единого выстрела не прозвучало навстречу храбрым четникам. Они шли сквозь развалины, полные трупов. Восемь полных орт сарацин было уничтожено здесь, в этих закоулках. Мало кто из них успел сделать хотя бы выстрел до того, как ему раскроило череп револьверной пулей или горло было перехвачено невероятной остроты лезвием.

— Все как он и обещал, — сказал полковник Обрадович. — Несколько сотен сарацин до заката. Теперь мы можем и не взрывать мост. А что? Парней переоденем в этих клятых гази, девчат — спрячем… Пусть катят сюда эту свою хаубиц батерија, мы ее тут прямо в крепости и поставим… И ни один черт-дьявол на мост не сунется, если мы этого не захотим.

— Змей, чистый змей! — усмехнулся Стоянович. — А если они не купятся — у нас тут семь тысяч стволов, мы Панчевский мост так причешем из винтовок, что сарацины кровью умоются…

Они ведь не понесли потерь при атаке на старый город. Не было жаркого штурма и кровопролитной рукопашной — и теперь в будущее четники смотрели без опаски.

— А сам-то шелта где?

— Сидит на мосту, ноги свесил — и ими болтает над Дунайскими водами. И вроде как сам с собой разговаривает, в зеркало глядя. Можда, е полюдео?

— А ты бы рассудком не тронулся, если бы почти тысячу человек за день прикончил, а, Йованко?

Йован Обрадович цыкнул зубом: это Лука верно подметил. Но проблемы шелта — это проблемы шелта. Главное было сделано — старый город захвачен без потерь, вся деспозиция военных действий менялась — и об этом следовало сообщить королю. А еще — закрепиться здесь, и на той стороне реки — тоже.

Стоянович уже носился как угорелый, рассыпая во все стороны проклятья и поторапливая четников:

— На посао момци и девојке! Брже! Брже, ебем ти майку!

Старый город со стороны реки стремительно покрывался сетью окопов, провалы в стенах закрывались мешками с песком, укреплялись свежей кладкой.

— … понимаешь, Алиса, есть — жестокость войны. Мы с тобой видали ее. Разрушенные дома, случайные жертвы, кровавые схватки… Люди — они вот такие и больше никакие. Вот так мы живем, вот так воюем… Но есть — мерзость. Я такую мерзость видел на Кроули, видел на флагмане Сверчков… И увидел здесь, на Земле. На Терре. Она тоже — часть нашей людской натуры видимо. Но — моя рука тянется к револьверу всякий раз когда я встречаю это… Это… Не важно что это, важно что всякий хороший человек не должен сомневаться — вот оно и есть зло! Человеконенавистничество — вот как это называется. И не важно, на кого именно эта ненависть направлена. «Давайте убьем ВСЕХ полицейских, потому что ВСЕ копы ублюдки!» «ВСЕ кто идет за Кесаревым — негодяи, убей каждого из них! Их планеты должны гореть, раз население поддерживает тирана!» «Они молятся по-другому или не молятся вовсе… ВСЕ повинны смерти!» Ну, вот это вот всё. Бей буржуев, бей узкоглазых, бей, бей, бей — просто потому, что он не такой, а другой. И, почему-то, именно здесь проявляется вот эта мерзость… Не к тем, кто виновен по настоящему. А к тем кто просто — не такой. Не-е-ет, я не собираюсь оправдывать людоедов или выгораживать пиратов… Но я не считаю, что пират плох просто потому что он когда-то был матросом на пиратском корабле — как Думбийя, например. И людоеда я одного знаю, который в общем-то неплохой человек, хоть и медвед. Что? Я говорю как настоящий яррец? Ну да, наверное. Даже каготы — на что неприятные типы, но я и представить не могу, чтобы кому-то на Ярре пришло в голову казнить каготских детишек просто потому что у них уши растут по-другому, а их родители устраивают дебильные карнавалы. Так, стоп! Алиса-а-а, а что это у тебя сзади за железяки? Ты что — в десантной капсуле? Алиса! Эй!

Эта девушка просто сводила его с ума. Надавать бы ей по заднице за такие выверты — но… Она ведь из лучших побуждений! Она не могла оставить его в том ужасном состоянии, которое приключилось с Виньярдом после Кроули. Одного, на чужой планете! Вот и бросилась — любить и спасать. И потому пикировала сейчас куда-то на берега великой реки… Но не Дуная. А другой — за тысячи километров отсюда, с похожим, но всё же иным названием. Дон — вот как она называлась, эта река. Алиса — вот как звалась эта девушка…

По крайней мере, с навигацией у Кавальери было явно получше, чем у Виньярда. Дон всяко ближе к Баргузину чем Дунай… Однако — эти две с половиной тысячи километров нужно было как-то преодолеть. Можно бы и бегом — но даже учитывая яррскую закалку это будет не быстрее двадцати, максимум тридцати километров в час, с перерывами на сон и еду. Несколько дней Алиса там протянет — благо у нее имелся тот волшебный пангейский костюмчик, да и сама она девочка не промах… Если только снова не соберется на пляж.

Лука Стоянович со своей четой проводили Сью за мост, там они собирались устроить засаду на гаубичную батарею. Полковник дал парню с собой торбу с одуряюще пахнущим хлебом-погачицей и колбасой черт знает из какого мяса. А еще — ценные указания:

— Чтобы догнать шелта, ты должен брже-брже оказаться в Вршаце. Бегать быстро ты умеешь, а воз задержится там на несколько дней — шелта будут всё починять и заливать молодое вино в цистерны, и торговать, и дурить людям головы. Следующая остановка у них будет дай Бог чтоб на мосту через Днестр, а потом по Дикому Полю они пойдут не останавливаясь — и тогда всё. Можешь оставаться в старом городе и ждать воз Данхиллов, он будет тут к концу посевной.

— Данхиллов?

— Ну да, воз барона Данхилла, сотня вагонов, три локомотивы, гирлянды, музыка, стрельба и разноцветные фонарики… Как будто я что-то новое тебе говорю.

— А догоняю я кого?

— Сейчас ведь середина весны, парень! Воз барона Мальборо! Кого ж еще? — Стоянович подозрительно уставился на Виньярда. — Ты вообще — шелта? Ты кто такой, а?

— My name is Sew! — усмехнулся парень, подтянул лямки рюкзака и взял с места в карьер, прямо по шпалам. — Збогом, пуковник!

Неистовый четник еще постоял немного, глядя вслед этому странному чужаку, а потом обернулся к своим подчиненным.

— Ну, чего стали? Брже, брже кур-р-рва! Обоз с гаубицами будет тут уже утром!

Сью бежал с удовольствием. Рюкзак удобно прилегал к спине и не натирал плечи, скатка с плащом была приторочена к нему стяжками, портупея с оружием тоже переместилась в багаж, чтобы не мешала во время кросса. Один револьвер он всё-таки оставил в удобном креплении на груди — не носиться же по неизведанным местам безоружным?