— Воздушный бой? — машинально задавал себе вслух вопросы Иван. — Но почему не компьютерная графика? Действующие модели военных самолетов? Нихрена себе бюджет под фильм отхватили. Может американцы к нам приехали снимать? Почему тогда ничего в интернете нет? Черт, да я в сети уже две недели не был…

Размышления прервала чадная вспышка в небе — советский самолет столкнулся с немецким. Небо прочертили разлетевшиеся в разные стороны горящие обломки, оставляющие за собой красивые, пушистые. шлейфы дыма.

Немцы на берегу опять яростно заорали и, наконец, заметили Ивана.

— Это еще кто? — коренастый мордатый здоровяк в расстегнутом до живота кителе, махнул Ивану рукой. — А ну иди сюда, парень.

— Откуда он здесь взялся, Вилли? — второй, ростом повыше, белобрысый жердяй, прицелился в Ваню. — Вроде русский, но почему голый?

— А кто еще? — хохотнул третий, тоже вскинув винтовку. — Помыться решил, поэтому и голый. Эй… — он пошевелил стволом. — Плыви сюда, да поживей…

Остальные просто молча таращились на Ивана, но оружие держали наготове.

Ваня прекрасно понял, что говорили люди в форме, немецкий он знал очень неплохо, благодаря тому, что долго жил в Германии, мало того, даже определил, что говорили настоящие немцы, а не русские актеры. Но от осознания нереальности происходящего вокруг, в буквальном смысле, оцепенел.

— Не понимает, — добродушно огорчился здоровяк. — Или не хочет понимать.

— Сейчас поймет, — криво усмехнулся белобрысый. — Эй, Иван, бегом к нам. И руки не забудь поднять.

Хлестнул выстрел, прямо возле виска Вани, что-то пронзительно свистнуло.

Иван с диким ужасом сообразил, что в него по-настоящему выстрелили, боевым патроном. Благоразумие категорически потребовало выполнить приказ, но тело по-прежнему отказывалось повиноваться. Он попробовал крикнуть, чтобы сумасшедшие актеры прекратили страдать херней, но опять не смог — глотка тоже онемела.

— Да он с ума сошел, — спокойно объяснил один из немцев — мускулистый коротышка в сбитой на затылке каске. — Свихнулся. Я видел такое во Франции. Ничего удивительного, там сейчас… — он показал головой себе за плечо. — творится настоящая мясорубка. Оставьте бедолагу в покое парни, пусть себе торчит в воде.

— Как это оставить? — возмутился белобрысый, ловко выбросив затвором стреляную гильзу из патронника. — Может это комиссар? Забыли приказ? Хороший русский — мертвый русский. Он может быть опасен. Все русские опасны.

— Ага, сейчас кинется на тебя и зубами загрызет… — скептически скривился мускулистый. Впрочем, как хочешь, — он безразлично пожал плечами. — Но я бы не стал стрелять. Одно дело в бою или по приказу, а совсем другое, в безобидного сумасшедшего. Удача за такое может и отвернуться. Помнишь Курта? Вот-вот, этот мудак тоже любил пострелять в пленных. И чем все закончилось?

«Настоящие немецкие солдаты не стали бы творить такую херню с гражданским, — зло думал Иван. — Переигрывают, уроды! Ноги переломаю сраным актерам. В жопу такие шуточки!..»

Но тело и язык все еще не работали, как Ваня не старался, паралич не отступал.

От бессилия и злости у него побежали слезы по щекам.

— Ты сам свихнулся, Вилли. Сейчас я отправлю его в большевистский рай, — солдат прицелился. — Спорим — попаду в башку с первого выстрела.

— Дурак, ты, Фриц, — хмыкнул коротышка. — Нет у большевиков рая, они атеисты.

— Да плевать, — огрызнулся Фриц.

«Розыгрыш!!! — вдруг догадался Иван. — Да это же сраный розыгрыш!!! Батя… точно батя заказал, чтобы попугать меня! У него и на танковую дивизию Вермахта денег хватит. Сука, совсем сбрендил старый. Ну, давай, стреляй, придурок! Я тебе потом так пошучу, что хрен жопу зашьют…»

— Да тут и слепой попадет в голову, — загалдели остальные солдаты. — Всего пару десятков метров. Ты отойди дальше.

— Что у вас тут творится? Кемпке, я вас спрашиваю? — в толпу актеров вдруг вклинился высокий и молодой парень, в камуфляжной куртке и офицерской фуражке. — Кто стрелял?

— Я, господин обер-лейтенант! — Фриц вытянулся и стволом винтовки показал на Ивана. — Вот, смотрите, там русский. Непонятно откуда взялся. Приказы не выполняет, стоит молчит, рожу кривит, словно насмехается над нами! Вот я его и подбодрил слегка.

— Да он сумасшедший, господин обер-лейтенант, — вновь заступился коротышка. — Смотрите сами, глаза пустые, лицо безумное. Свихнулся от пережитого. Говорю же, видел такое во Франции. Зачем патроны тратить? Он сам от голода скоро сдохнет.

Лейтенант посмотрел на Ваню и после короткого раздумья коротко бросил.

— Нет времени возиться. Пристрелить! — а потом решительно добавил. — Остальных пленных тоже. Живо, живо! Через три минуты выступаем, передали, что возле просеки заметили русских.

— Как прикажете, господин обер-лейтенант! — обрадованно отрапортовал белобрысый, снова вскидывая винтовку.

«Как пристрелить? За что? Сдурели?» — мысленно заорал Иван, успел заметить вспышку, после чего все вокруг окутал мрак…

Пришел он в себя от дикого холода, сводившего все тело. Голова разрывалась от боли, в висок словно вбили докрасна раскаленный гвоздь.

Глаза открылись сами по себе и тут же снова зарылись от нестерпимо яркого света. Следующую попытку Иван сделал через несколько секунд, проморгался и обнаружил, что лежит на мелководье, в зарослях зарослей камыша.

Приглушено матерясь, он с трудом сел, потрогал голову рукой, зашипел от дикой боли в виске, а потом, случайно увидев берег через прореху в камыше, снова онемел от жуткого недоумения.

Бронетранспортер все так же стоял у воды, но солдат возле него уже не было видно. Присмотревшись, Ваня все-таки обнаружил одного немца, но тот почему-то не стоял, а лежал на пригорке, широко раскинув руки, было отчетливо заметно, как ветерок шевелил светлые пряди волос на его голове.

— Да что за идиотизм? — потерянно прошептал Иван и обрадовавшись, что снова может говорить, резко вскочил.

Все вокруг немедленно завертелось в бешеном хороводе, голову прострелил очередной разряд боли, потеряв равновесие, Ваня шлепнулся лицом в ил.

Встать получилось только с третьего раза, с трудом сдерживая позывы рвоты, Иван постоял немного и побрел к бронетранспортеру.

Открывшая вскоре картинка чуть снова не отправила его в ступор. Она даже с натяжкой не укладывалась в понятные для Вани определения. Вся лужайка была покрыта мертвыми актерами, игравшими немцев. По-настоящему мертвыми, не понарошку, это Иван понял сразу. Лужи застывшей крови, остекленевшие глаза, раззявленные рты, густой и сладковатый мерзкий смрад, роившиеся над трупами зеленые мухи — все это ну никак не походило на постановку.

— Сука, какой-то бред… — Иван потерянно обвел взглядом трупы. — Кто их убил? И когда? Пока я валялся без сознания?

После чего, не сдержавшись выблевал все содержимое желудка, возле того самого белобрысого немца, который стрелял в него. Этот валялся на спине, пальцы левой руки были судорожно сжаты, из них торчал пучок травы, вырванный вместе с землей, а правой рукой он зажимал распоротый живот, из которого выпирали жгуты синеватых кишок.

Возле белобрысого застыл уже русский солдат, в грязной форме, явно не по размеру, он лежал лицом вниз, а на его затылке, в спутанных, светлых волосах, пузырилась черная кровь. В кулаке он все еще сжимал длинный штык от немецкой винтовки.

— Да что ж за хрень такая?!! — взвыл Ваня, упал на колени, схватил солдата за гимнастерку, перевернул его на спину и чуть не свихнулся от сюрреализма происходящего, потому что узнал в солдате самого себя.

Но сойти с ума не успел, потому что сзади послышался отчетливый щелчок, очень похожий на звук холостого удара курка по бойку…

Этот очень хорошо знакомый щелчок, мигом угомонил жуткую суматоху мыслей в голове. Иван сильно вздрогнул от неожиданности, замер, а потом медленно обернулся и уставился на пистолет в руке русского офицера, который сидел, привалившись к стволу вербы, за кустами, поэтому Ваня его сразу не заметил.