У девочки был явный талант — получился Сью куда как более мужественным и харизматичным, чем в жизни.

Алиса проснулась с первыми лучами солнца и дезориентированно огляделась: она была в своей комнате, на своей кровати — но под чужим одеялом. С ужасом заглянув под него, она облегченно выдохнула — джинсовый комбинезончик был на ней!

— Он принес тебя поздно ночью на руках! — заявила Раэнга, которая красила глаза перед зеркалом. — Это было очень мило! Мы не хотели открывать — он сильно стучал ногами, но оказалось это потому, что руки заняты, вот! В общем — такой приятный парень, хоть и до пояса раздетый… Вы, художники, сумасшедший народ — нужно было тебе его рисовать полночи? Неужели не нашлось занятия поприятнее?

Кавальери смущенно отмахнулась. Нужно было собираться на пары — математика сама на себя не сходит!

«О, черт!» — подумала она, разбирая эскизы. — «Он точно их видел!»

— Статистика — вещь упрямая. У нас больше всего проблем с этими вот моложавыми. Ну, то есть до Ярра совсем уж неадекватные обычно не добираются, но если взять всё количество хулиганских действий за год и посмотреть по процентам — на моложавых приходится что-то около 70 %, ей-Богу, — Орсон сидел, закинув ноги на стол в кабинете и. о. начальника изолятора.

Эту должность как переходящий факел пытались всунуть друг другу студенты-старшекурсники с юридического, и желание крутого копа с континента занять кабинет никого не возмутило.

— Моложавые? — поднял бровь Сью.

— Ну вот эти вот дяденьки, и в меньшей степени — тетеньки, над которыми поработали наши медики. Если говорить в стандартных годах — после процедуры омоложения они сбрасывают годков тридцать-сорок, если процедура — первая. И многих начинает клинить.

— В смысле — клинить?

— Редко кто адекватно помнит свое детство или юность. Вспоминая молодые годы, люди в возрасте склонны их идеализировать… Мол, и не болело ничего, и проблемы были не такие уж страшные, и девушки меня любили, и в зубы я любому мог дать. Мол, эх, мне бы сейчас молодость вернуть — я бы ого-го! И вот такой дяденька возвращает эту самую молодость, получает физически крепкое, здоровое тело. И начинает чудить!

— Это нормально, — улыбнулся Сью. — Потому как юные девицы внезапно оказываются куда более разборчивыми, чем в его мечтах, дел и проблем — вагон и маленькая тележка, а за удар в зубы следует втаптывание в землю.

— Именно! И с девушками ты это верно подметил — самая частая причина проблем — моложавые воображают себя неотразимыми и превращаются в таких навязчивых мачо, просто кошмар! Но не все, не все… Знаешь, я заметил закономерность — правильные дядьки просят исправить им здоровье, но не особенно менять внешность. Ну зубы там, волосы — по мелочи. Такой будет выглядеть как крепкий взрослый мужик, а не юноша с глазами сумасшедшего деда… Охо-хо, знавал я одну бабулечку, прекрасного специалиста в области беспроводной передачи энергии, так она после омоложения здесь, на Ярре, устроилась танцовщицей в бар! Стриптиза тут нет — это на Горячую Штучку надо, а вот в обтягивающих шортиках новообретенной тугой задницей покрутить на публике — это для нее был настоящий кайф!

— Я понял, понял… Как ты их называешь — моложавые? Короче, у них рвет крышу, и они начинают крушить мусорные баки, прыгать с мостов в воду и лезть к противоположному полу от избытка чувства собственной невхерственности. И вот этот вот длинноволосый — тоже моложавый, и прицепился к Михалычу, так?

— Спорим, он был лысым до процедуры? Погоди, щас гляну… Вот, смотри!

Сью бросил взгляд на экран планшета и хмыкнул: действительно, залысины у этого дядечки были впечатляющими! Суровый такой тип, глубоко посаженные глаза с мрачным блеском, выдающийся подбородок, нос крючком — чисто Баба Яга из сказки! С залысинами. Весьма отдаленно похож на проходящего сейчас лечение прекрасноволосого симпатягу с орлиным носом и волевой челюстью. Только глаза такие же — мрачные.

— И что это за хрен?

— Аксель Барбоза. Не поверишь — животновод каких поискать! Крокодильер с Гвадалахары.

— Крокодильер?

— Ну да, ферма у него была — крокодиловая.

— Легко поверить! А Потап наш чем ему не угодил?

— А он рашенов не любит. У него отец погиб в бою с чебаркульцами — лет сорок назад. И когда Потап не пропустил его вперед себя в очереди в ларек за шаурмой — он нагрубил. А Каменских его взял — и переставил в самый конец очереди. Этот Барбоза стал поносить Потапа всякими словами, некоторые из них для медведов — смерти подобны. Вот и нарвался…

— Еще легко отделался.

— Легко? В коме сейчас.

— По крайней мере, печенка на месте.

— Это да-а-а-а…

— Так выпустишь Потапа?

— С утра приходи, спит твой Потап, лапу сосет.

— Так кой хрен я тут у тебя баклуши бью, Орсон?

— Скрашиваешь мое печальное одиночество своим присутствием, Виньярд! Ты когда меня пострелять позовешь?

— Вот когда моего работника отпустишь — мы сразу дальнюю и среднюю дистанцию закончим, и позову.

— Аа-а-а-а, хрен с тобой, иди буди своего медведа! В личное дело пометку о излишней жестокости поставили уже. Лежачих бить не хорошо!

И Сью пошел будить медведа.

— Вставайте, граф, нас ждут великие дела! — с порога заявил Виньярд.

Потап засунул в пасть чуть ли не всю пятерню и громко сопел.

— Вставай давай, гребаный шашлык!

— Мням-мням-мням…

— Я тебе дам «мням-мням»! У меня работа стоит! Ты рабочий по комплексному обслуживанию зданий и сооружений, а не мням-мням!

— Сью-у-у, будь человеком!

— Нет, вы посмотрите на этого шерстяного засранца! Это неприемлемо! Я тебя из тюрьмы спас вообще-то, чудовище! — Виньярд тянул его за ногу, безуспешно пытаясь сдвинуть с места. — Хрена с два аванс получишь если мы сегодня ближнюю дистанцию не откроем. И никто не получит — ни я, ни Хробак, ни Алиса.

— Алису жалко, — даже не пытаясь отобрать ногу задумчиво проговорил медвед.

— Жалко? А меня тебе не жалко? Я тут байки Орсона слушал битый час, и вонючие сигареты его нюхал…

— Ничего не вонючие! — крикнул Орсон из кабинета. — Нормальные сигареты!

И закашлялся.

— А шаурму мне купишь? — вынул наконец лапу изо рта Потап. — Зело жрать хочется…

И его желудок выдал один из тех звуков, которые подобают скорее раненому киту, нежели важному элементу пищеварительной системы.

— Куплю, куда деваться. Пойдем, работа стоит!

Тир менялся на глазах. Не то чтобы он до этого совсем простаивал, просто многие студенты не видели смысла посвящать стрельбе свое свободное время — все равно при пиохождении курса военной подготовки научат всему, что нужно. Да и стоили боеприпасы прилично. Так что старый ганмастер привечал в основном преподавательский состав, спортсменов и нескольких идейных стрелков типа Виньярда.

Кроме тира был ведь еще и Полигон — вотчина военных, и там все происходило совсем на другом уровне… Так что слегка запаршивело помещение, пылью покрылось и ржавчиной. Потому, наверное, тот больной дроид и выбрал его в качестве убежища: тихо, спокойно и оружие под боком.

Теперь, с приходом сюда команды Сью жизнь била ключом. Ржавые конструкции отправлялись в металлолом, неисправные дроиды — в мастерские, всё, что можно — смазывалось, полировалось, красилось. Гремела музыка, пыль стояла столбом а дым — коромыслом, парни перешучивались, таская тяжести, работая перфоратором или пиная нерасторопных роботов.

Забытый некогда уголок кампуса стал привлекать внимание почтенной публики, и потому первой задачей Алисы было сообразить шикарную вывеску «СТРЕЛКОВЫЙ КЛУБ», что выглядело гораздо солидней, чем видавшие виды три буквы «Тир».

Алиса в своей косынке и джинсовом комбезе, перемазанная краской по уши и с кистью в зубах смотрелась на стройке весьма органично. В перерывах между работой над декорациями Дома убийств и малевания тренировочным дроидам разбойничьих физиономий, она наставляла на путь истинный не смыслящих в красоте мужланов, указывая на необходимый оттенок, пропорцию или форму. Иногда на добровольных началах сюда заглядывали помочь и ребята с потока. Особенно Мартин с Потапом радовались подружкам-мулаткам, соседкам Алисы: Хробак тут же безбожно краснел, а Потап пытался втягивать живот — получалось не очень.