— И ты хочешь сейчас строить эти ГЭС?! Мы во всей Африке на такое количество электричества потребителей еще лет пятьдесят не найдем!

— Я посмотрела в записках Кати Лемминкэйненовны, там можно — и я считаю, нужно — на первом этапе построить одну-две станции мощностью на пару гигаватт. На столько мы потребителей точно найдем, я же отдельно вписала в план алюминиевый завод. А вот когда мы из полученного там алюминия сделаем провода, которые протянутся в Катангу, можно будет выстроить и станцию второй очереди, гигаватта на четыре-пять. Что, во-первых, даст нам чистую медь, никель и кобальт непосредственно в Катанге, то есть сократит объемы перевозок по Восточно-Африканской дороге раз в десять.

— А во-вторых?

— На строках я планирую задействовать примерно двадцать пять-тридцать тысяч персов.

— Вот это уже интересно. А ты думаешь, Рязанский тракторный с такими объемами справится?

Ормазд Персидский не возражал против того, чтобы его подданные отправлялись на заработки к «северянам». Прежде всего потому, что там работников неплохо учили и они, вернувшись домой, становились очень хорошими работниками на фабриках, оснащенных русским оборудованием. По крайней мере на всех почти текстильных фабриках ремонт ткацких и прядильных станков почти полностью производился такими «специалистами». Ну да, они не всегда могли справиться с поломкой, но они всегда могли объяснить парням из русского сервисного центра, что у них конкретно сломалось и какие запчасти нужно с собой захватить. А последняя «инициатива северян» вообще его порадовала. Для сельского хозяйства Персия успела закупить около шести тысяч тракторов — на большее количество пока просто денег не хватило. Со временем, конечно, хватит — но по новой программе персидский рабочий, уехав на работу куда русские скажут, возвращался домой (всего-то через пять лет) с собственным трактором или с полным комплектом навесных орудий к нему. Причем если ехали работать пятеро, то через два года они возвращались имея и то, и другое — просто меньше чем на два года русские рабочих не брали.

Правда от такого рабочего изначально требовалось наличие школьного образования и определенный уровень знания русского языка — в результате чего во многих уже открытых школах в классы набивалось до сотни детишек, а учитель русского языка где-нибудь вдали от железной дороги жил уже получше местного жреца.

Поначалу «на заработки» ехали в основном те, кто успел с русскими поработать на постройке железной дороги — но таких было мало, ведь после строительства большинство из них находили хорошую и сытную работу на самой дороге. А с осени на заработки ринулась деревенская (и не только деревенская) молодежь: «северяне» объявили практически неограниченный набор рабочих именно по «тракторной» программе. Правда сейчас срок контракта устанавливался именно в пять лет, но это мало кого останавливало, ведь наличие трактора в семье автоматически делало эту семью как минимум зажиточной…

А трактора для этой программы делались в Рязани. Кроме уже шестой версии «Рязанца» там вот уже четыре года производилась и совершенно новая модель минитрактора с восьмисильным двигателем. В тракторе вообще не было ничего «электрического», он даже заводился кик-стартером, а для облегчения пуска в мотор вставлялся работающий на той же солярке «нагреватель» — мини-подобие керосиновой лампы с «баком» на одну чайную ложку солярки.

Минитрактор был исключительно «экспортным» продуктом, эти машины покупали в основном персы и небольшие количества уже стали отправляться в Рим. Все же маленький мотор и топлива потреблял немного, так что «зарубежных пользователей» жаба по поводу дорогой солярки если и душила, то лишь слегка. Да и доставка этого топлива потребителям пока особых проблем не создавала. В особенности в Персию: на север страны его возили по рельсам из Баку, а на юге всего в сотне километров от Соры через пролив стоял завод, превращающий австралийский уголь в разные горючие жидкости. В общем-то, с точки зрения человека из двадцать первого века — полный идиотизм, но с точки зрения людей из четвертого века — в особенности не знакомого с результатами геологоразведки из двадцатого века — исключительно мудрое решение, так как завод мало того что ежесуточно выдавал до семисот тонн жидкого топлива, обеспечивающего в том числе и потребности южного берега Аравийского полуострова, но еще «из отходов тепла» производил около пяти тысяч кубометров опресненной воды. Которой хватало на заводской поселок, причем так хватало, что улицы выстроенного посреди пустынных гор поселка все больше напоминали цветущий сад. Да и окружающие голые каменные горы стали постепенно покрываться лесами. Хиленькими, в основном состоящими из акаций, но смотреть на окружающую природу стало много приятней…

Окружающая природа не только на кончике Аравийского полуострова радовала глаз, то же она проделывала и на Сокотре. К удивлению Леры остров, когда до него добрались русские экспедиции в конце двухсотых, не казался пустыней: там росли леса, текли небольшие реки и даже были небольшие болотца, в которых нежились водяные буйволы. Но что ее действительно удивило, так это то, что немногочисленные жители острова (коих насчитывалось чуть больше трех тысяч человек) говорили на каком-то своеобразном по произношению, но явно греческом языке, поголовно были грамотными и исповедовали религию, которую она назвала «несмешной пародией на христианство». Трогать их или «переубеждать» не стали, но, невзирая на возражения местных, быстренько уничтожили всех коз на острове. То есть не сразу вот взяли и всех перестреляли, а убедительно объяснили местным, что лучше всех коз съесть в течение полугода. Взамен им привезли еще буйволов из Индии (по слухам, индийские давали довольно много молока), для которых водой из опреснителя заполнили два относительно больших пруда — так что сокотрианцы в целом остались довольны.

Тем более довольны, что кроме «геноцида коз» пришельцы ничего особо плохого им не делали, поселились на отшибе (причем в том засушливом месте, где сами местные жить не желали), опять же опреснитель поставили. И привезли несколько рыболовецких суденышек с моторами, с помощью которых рыба в меню сокотрианцев не переводилась.

Правда теперь кроме уже четырех тысяч «туземцев» (местные очень оперативно прониклись заботой гостей о детях) на острове жили и чуть больше пяти тысяч «пришельцев», но никаких конфликтов между ними не возникало. Некоторые семьи даже рискнули отдать детей в открытую «пришельцами» школу — ну, хотя бы для того, чтобы те научились понимать их язык и поспособствовали улучшению коммуникации: новые поселенцы с удовольствием помогали старожилам — но лишь в том случае, если старожилам удавалось объяснить что им, собственно, нужно. Именно по этой причине пока руководство острова назначалось Велехом: приобщить местное население к русской цивилизации через обучение детей, а потом и взрослых здесь было первоочередной задачей. А причина, по которой островом занимался именно Велех, была проста: формально Сокотора теперь относилась к Российской республике, так как Али все силы бросил на постройку гидростанций (причем не только на Ниле) и на освоение «южных территорий» и успешно перепихнул заботу об островитянах на «вышестоящие инстанции»…

«Цивилизационной деятельностью» на Сокотре занялись, в общем-то, с подачи Леры — которая где-то прочитала, что природа там уникальная, множество животных и растений-эндемиков, которых «в несостоявшемся будущем» в значительной степени сожрали козы. Но местные ведь и не были «совсем дикими»: несмотря на «некоторую скудость в одежде» они прекрасно понимали, что такое деньги и что на них можно купить, так как несколько раз в год на остров наведывались купцы их Индии, скупавшие ладан и мирру, которые в приличных количествах собирали — специально для «внешней торговли» — сокотрианцы, а иногда сюда добирались и римские купцы из Александрии, которым продавался урожай алоэ, выраставший на нескольких довольно обширных плантациях. То есть раньше наведывались, «пришельцы» установили для островитян гораздо более высокие «закупочные цены» на дары местной природы и открыли пару магазинов, где выручку можно было очень выгодно потратить: пользующиеся спросом промтовары (ткани и различные предметы быта) стоили в них сущие гроши.