— Ага, и происхождение, — как-то неуверенно хмыкнула Оля.

— И тут ты, наверное, тоже права, — не приняла шутку Катя, — дети римских рабов и славян и в школе хуже учатся, и работу медленнее осваивают.

— Селюки потому что, — не удержалась Оля.

— И это тоже, но, скорее, тут играет существенную роль религия, а точнее — привычные им религиозные обряды. У римлян принято разные праздники бурно отмечать, и у них довольно много детей рождается… дефектные после родительской пьянки…

— И где они у нас вино приобретают?

— Виноградников у нас много, а они еще и яблочный сидр повадились делать… Да и хрен бы с ними, идиотов у них все же мало рождается. Но они и детей малых тоже поить горазды!

— А за это их нужно… я даже не знаю, что!

— Оля, у нас есть специальные люди и они знают, что. Но пока эти специальные люди иногда не справляются, а нас нет средств чтобы к каждому бывшему рабу милиционера приставить. Так что единственный действенный способ — это мобилизация масс на борьбу с вот этим вот всем. И мы стараемся, мобилизуем, эффект положительный наблюдаем. Но пока факт имеет место быть.

— А славяне? Они же практически не пьют, им просто пить нечего.

— А с ними еще хуже. У них в религиозной традиции в определенные праздники потребление грибов специфических, вроде мухоморов. Причем потребляют все, от стариков до буквально младенцев. Причем то, что каждый пятый младенец после грибков этих просто помирает, они считают каким-то добрым предзнаменованием. Ну, с этим мы вроде боремся успешно, младенцев они травить — по крайней мере в открытую — перестали, но если травится кормящая мать, кто из младенца вырастет — вопрос уже становится риторическим. Милиция сейчас тамошних шаманов успешно отлавливает и отправляет на перевоспитание на стройки коммунизма…

— Куда-куда?

— На Полярный Урал, где железная дорога к Лабытнанги строится. Неважно, важно то, что еще лет десять эффект повышенной дебильности среднего славянского школьника сохранится, и мы не можем этого в своих планах не учитывать.

— Да, Катенька, а у тебя работенка-то очень, как я посмотрю, веселенькая.

— Истину глаголишь, тётенька, — Катя периодически подкалывала так Олю, которая ей именно теткой (хотя и сводной) и приходилась. — Но ты не учитываешь, что еще есть готы, аланы, два десятка кавказских племен, малочисленные народы Севера и многочисленные народы Африки с Америкой, причем все со своими заморочками… Впрочем, все это лирика, а мы просто делаем свою работу и стараемся сделать так, чтобы пользы от нее было больше, а вреда — меньше. И я надеюсь, что вы все мне статистику соберете качественно и в срок. А кто не соберет, то я не посмотрю, что ты мне отец, — Катя даже пальцев тыкнула в Володю, — бить буду больно всех, включая родню и друзей детства.

— Тогда слова «всех, включая» могла бы и опустить, — не удержался Саша, — других-то тут вообще нет. Но уверен, бить тебе никого не придется: за последние несколько лет мы вроде работать научились. Справимся!

Форму для сбора статистики Катя подготовила на основании методики, разработанной еще Сашей Гаврюшиной и предназначенной для уточнения данных по племенам и народам. Там было несколько очень «странных» пунктов — но их вычеркивать не стали, и именно по этим пунктам результаты Катю повергли в некоторое уныние. Анализ собранной (не полностью еще) информации ясно говорил о том, что школьник из Тулы превращался из «личинки» в настоящего рабочего меньше чем за два года, рязанец, орловец или москвич — примерно за три, а школьникам из остальных городов на это требовалось до пяти лет.

— Это что получается, у нас нормальные школы только в Туле работают? — поделилась она своим недоумением с матерью.

— Ответ неверный, — улыбнулась Ира. — Если ты отдельно обработаешь данные по тем ребятишкам, которые в нашем Ютоне русский язык изучали, то можешь вообще в ступор впасть. На самом деле тут все проще воспринимать надо…

— Куда уж проще!

— Куда надо. Детишки из Тулы у нас уже в третьем поколении горожане и рабочие, а дальняя периферия — там большинство выпускников школ первыми в семье что-то изучить смогли. И не получив уже от родителей навык переработки огромных объемов информации. Ведь в нашей школе ребенку за пару недель этой самой информации дается больше, чем нынешние славяне, готы с германцами и прочие все за всю жизнь получить могли! Так что те, кто в семье, в самом раннем детстве, опыта в освоении информации не получил, ее переваривают медленнее и школьную программу осваивают хуже. Осваивают, но все же с большим трудом, да и после школы новому обучаются хуже. Нет, даже не хуже, а более постепенно. И тут мы ничего с этим сделать не можем — то есть для нынешнего поколения не можем. Следующее поколение — они уже побыстрее и получше учиться станут, а вот уже третье — они как раз ничем уже от нынешних туляков отличаться не будут.

— То есть нам еще два поколения ждать… — с разочарованием в голосе констатировала Катя.

— Снова ошибаешься. Не два поколения, а как раз те дополнительных три-четыре года, которые нынешним выпускникам потребуются, чтобы в мастерстве догнать туляков-одногодков.

— Ты уверена?

— И не только я. Я с Ярославной много на эту тему говорила, предлагала для школ в новых районах программу растянуть с восьми до десяти лет, но она меня убедила, что это смысла не имеет, а, наоборот, ситуацию ухудшит. Если снизить на ребят информационную нагрузку, то они просто еще медленнее программы обучения осваивать будут — потому что привыкнут информацию медленнее переваривать.

— Остается тебе поверить…

— Верить мне не надо, надо просто воспринимать реальность такой, какая она есть. Это как в армии: время прохождения кросса определяется по последнему пришедшему к финишу бойцу. Но из этого не следует, что всех бойцов нужно заставлять медленнее бежать. Наоборот, всех нужно тренировать бегать быстрее — тогда и последний будет больше стараться, чтобы не подвести товарищей. Да, к финишу он придет последним — но все же сделает свой финишный рывок. Не чемпионский, медленный — но рывок, и отряд придет к финишу побыстрее…

В начале апреля двести восемьдесят шестого года Ходан получил давно заслуженное звание Героя социалистического труда. Получил за постройку самой мощной гидроэлектростанции, чем заслуженно гордился. Не столько Звездой Героя (хотя и ей тоже), сколько именно электростанцией. Пятьсот пятьдесят мегаватт мощности — это вам не кот начхал! И, по словам Екатерины Первой, это была лишь «первая очередь» огромного сооружения, уже несколько лет приносящего вполне ощутимую пользу — хотя поначалу и сам Ходан считал, что вреда от этой электростанции будет куда как больше, чем пользы.

Выстроенная на крошечной речушке в девяноста километрах от Москвы электростанция в «насосном режиме» потребляла почти что восемьсот мегаватт — перекачивая воду из нижнего водохранилища в верхнее, выстроенное на стометровой возвышенности. То есть могла столько потреблять, просто пока столько «лишней» энергии еще не было. Но вот уже несколько раз такой «лишней» энергии было даже чуть больше пятисот мегаватт, ведь на ночь никто угольные или дровяные электростанции не выключал. Зато днем электростанция щедро отдавала электричество разным заводам (и по высоковольтным линиям электричество со станции добиралось даже до нового рудника в городе Коптев).

На строительстве этой станции Ходан провел почти двенадцать лет — но прекрасно понимал, что кроме него эту станцию никто правильно не построит. Ведь Ходан не просто так считался лучшим специалистом по постройке дамб — а для станции только на верхнем водохранилище было возведено больше пятнадцати километров дамб высотой больше тридцати метров. И почти столько же — на нижнем. Для второй очереди станции новых дамб вроде и не требовалось, так что Ходан со спокойной душой передал это строительство своему сыну Фёдору. Теперь же и особой спешки не было — ведь и новые угольные электростанции, энергию которых нужно было аккумулировать по ночам, предполагалось запустить в течение целых семи лет, и особо мощных потребителей в ближайшие пять лет в Центральном районе не предвиделось. Разве что новый электроплавильный металлургический завод в Подмосковье, но и он заработает года через три. Так что парень справится.