Остаток дня он провел за картой, сочиняя маршрут и просто отдыхая. Петр в это время мастерил для него маскировочную накидку, по подобию своей. И, по своему обыкновению, без остановки болтал.

Но эта болтовня, совершенно не раздражала Ивана. Якут неожиданно пришелся ему по душе, своей наивной простотой и чистой душой. Никого подобного, Ване еще в жизни не встречалось.

На ужин новый знакомый запек в глине огромного линя, которого приколол самодельной острогой — простой палкой с заостренным и обожженным на костре концом. Не сказать, что получился шедевр кулинарного мастерства, но, после консервной диеты, пованивающее тиной, подгорелое, но свежее мясо, показалось пищей богов.

С появлением такого напарника, Иван стал оценивать свои шансы выбраться уже как умеренно успешные, что не могло не радовать. Правда, что делать во время пути и после того как, Ваня до сих пор не решил. Однако, уходить за границу твердо передумал.

Ночь прошла спокойно, правда сильно досаждали сверчки и лягушки.

С рассветом Иван и его новый спутник быстро собрались, уже подошли к тропке через болото, но потом якут спохватился и опять достал свой ножик.

— Сея пороть плохой немеский селовек?

Ваня недолго подумал и отмахнулся.

— Зачем? Пусть сидит себе.

Петр опять согласился с ним.

— Пусть сидит. Ну сто, идем?

— Идем, идем. Можно я тебя буду Петрухой называть?

— Мосно. Я тебя Ванюской…

— Бля…

— Не хосесь?

— Ладно…

Путешествие с новым напарником сразу стало гораздо комфортней, Якут чувствовал себя в лесу как рыба в воде и интуитивно выбирал самый простой и безопасный путь, мало того, взял на себя заготовку подножного корма и даже успевал учить Ваню премудростям лесной жизни.

За следующий световой день Иван с Петрухой не встретили ни одного немца. А через сутки, она благополучно вышли к деревне Туховежи.

— Сдеся, Ванюшка, плохая людь сивет, — сразу предупредил Петруха. — Немса вась-вась, наса солдата ловить — немса отдавать…

— Сейчас посмотрим, — Иван достал из сидора бинокль.

И сразу же матюгнулся от удивления, потому что увидел того самого худого и высокого генерала в очках, которого военфельдшер Курицына называла командармом.

Генерал спокойно и мирно беседовал с немецким офицером во дворе одного из домов. Выглядел он слегка помятым, но при этом был выбритым и смотрелся вполне довольным своей жизнью.

Шнырявшие вокруг немецкие солдаты тоже не обращали на него никакого внимания.

— Ах ты сука… — прошипел Иван.

Командарм, несмотря на прилепленное к нему в современности звание «борца с коммунистической заразой», вызывал у Вани крайнее омерзение. Иван по жизни презирал предателей, а после пережитого, это чувство обострилось в несколько раз.

— Плохая селовека… — Петруха мудрено ругнулся на якутском языке. — Пиледателя!

— Сможешь его отсюда снять?

— Моя могу… — якут прицелился и тихо сказал. — Стлелить? Тока уходить слазу надо. Немса слая будет, искать шибко будет…

Ваня заколебался. Решиться на убийство целого командующего армией, пускай даже и предателя, оказалось нелегко. К тому же, Иван догадывался, что реакция на убийство со стороны наших, тоже может стать непредсказуемой…

А потом вопрос с командармом отложился сам по себе, потому что Ваня увидел, как мимо Власова под конвоем провели военврача второго ранга Селиверстову и военфельдшера Курицыну. И женщины, в отличие от генерала, выглядели не в пример хуже него…

— Баба наса… — Петруха огорченно покачал головой. — Засем баба война лесет? Мой сестра тосе полесла, не снаю где сейсяс…

Елистратова, вдруг, остановилась и что-то сказала Власову. Немецкий солдат немедленно двинул ее прикладом в спину, потом толкнул по направлению к сараю.

Власов никак не прореагировал, сделав вид, что не заметил женщин.

— Сука! — ругнулся Ваня.

Петруха прошипел какое-то якутское ругательство и дернул Ваню за рукав маскхалата.

— Сто делать будем Ванюска? Стлелить?

— Не спеши… — Иван задумался.

Сдавшийся в плен командарм сразу ушел далеко на второй план. Несмотря на то, что задание с медичками Ваня давно выполнил, он до сих пор считал их своими подопечными. Мысль о том, что могут сделать немцы с женщинами, доставляла почти физическое страдание.

Пока он раздумывал, Власов с немецким офицером ушли в избу, а Елистратову и Курицыну заперли в сарае. Во дворе остался только шофер, возившийся с легковым «Опель-Капитаном» и часовой возле сарая. Правда на улице стоял еще знакомый полугусеничный бронетранспортер и грузовой «Опель-Блитц», солдаты из которых разбрелись по деревне. Никаких особых мер предосторожности немцы не предпринимали, но количество солдат сразу делало вылазку по освобождению врачих самоубийственной.

— Блядь! — опять выругался Ваня.

— Сасем ясык поганись? — шепотом возмутился якут. — Дулной пливыська. Думай давай, сто делать будем.

Иван сполз с пригорка, сел прислонившись спиной к кривой березке и глянул на часы. Оставалось всего полтора часа светового дня.

— Немцы не поедут в темноте, останутся ночевать, — вслух предположил Ваня. — А если попробовать ночью? Допустим, получилось, но что потом делать с бабами?

— Баба холосо, без бабы плохо… — тоже вслух подумал Петруха, наблюдая за деревней.

— Угу… — глубокомысленно хмыкнул Ваня и подполз к якуту.

Местные жители спокойно занимались своими делами, не обращая внимания на немцев. Власов и офицер, так и сидели в избе.

Иван принял твердое решение попробовать освободить женщин ночью, правда, побаивался, что якут будет против.

Но тот, в ответ на предложение, просто молча кивнул.

— Смотри… — Иван ткнул ему бинокль.

— Не надо, так вижу, — якут недовольно повел плечом.

— Хорошо, смотри, часовой у сарая один, — начал Ваня и тут же снова выругался, потому что Власов с офицером снова появились на дворе. Судя по спешно забиравшимся в кузова бронетранспортера и грузовика солдатам, немцы собрались уезжать из деревни. Но женщины все еще сидели в сарае.

Якут приник к винтовке.

— Стлелить пиледателя?

Ваня не успел ответить, шофер «Опель-Капитана» подскочил к офицеру и, что-то принялся объяснять, тыкая рукой в машину. К сопровождавшему Власова присоединились еще двое офицеров, но уже в полевом снаряжении и с автоматами. Последовали быстрые, оживленные переговоры, после которых, первый немец раздраженно махнул рукой и, вместе с Власовым убрались обратно в дом.

«Блядь…» — облегченно выругался Иван, но только про себя, чтобы якут опять не начал учить его морали.

Все пошло, как и прежде, немцы разбрелись по деревне, а шофер принялся копаться в моторе «Опеля». К Власову с его сопровождающим в избе присоединился еще один офицер, правда, второй в дом не пошел, а принялся гонять солдат, видимо призывая к порядку.

— Ты ночью видишь? — с тайной надеждой поинтересовался Иван у якута.

И особенно не удивился, когда тот кивнул.

— Я сниму часового, ты отсюда прикроешь меня…

Последовал еще один молчаливый кивок.

— Где встретимся, в какую сторону уходить будем?

Якут не ответил, потому что немецкий шофер захлопнул капот, сел за баранку и завел мотор, после чего ринулся в дом, видимо, рапортовать о том, что отремонтировал автомобиль.

Ване очень захотелось бросить в него гранату.

Время потянулось как резина, наконец, командарм с немцами опять показались во дворе, а солдаты приняли грузиться в транспорт

— Выйдет Власов — стреляй в него! Потом в офицера, — быстро зашептал он Петрухе. — И уходи, выманивай за собой немцев. А я зайду в обход и попробую вытащить баб. Встретимся около старого кладбища, которое мы обходили. Пойдет? Сможешь?

— Пойдет, если не будесь больсе лугаться… — якут обернулся к Ване и нагло улыбнулся.

— Бля, да ты охренел… — в сердцах выматерился Иван, но тут же закрыл себе ладонью рот, закивал, а потом, оскальзываясь на глине, помчался за поленницы дров, на околице деревни.