Тупо ныло левое колено и голова, больше ничего не болело.

«Уже хорошо…» – с облегчением подумал Ваня, уже собрался раскапываться, но тут услышал хорошо знакомый шепелявый голос.

– Сейсяс, сейсяс, подосди Ванюска…

Что-то зашуршало, стало значительно легче. Иван пошевелился и рывком вырвал голову из-под земли.

– Сивой, сивой… – якут быстро стряхнул с лица Вани землю и тут же зашипел. – Тихо, тихо…

Иван покрутил головой и сразу ничего не понял. Он лежал, придавленный обрушившейся стенкой траншеи. Но сверху небо закрывало что-то темное и нестерпимо воняло гарью пополам с бензином.

Присмотревшись, Ваня, наконец, сообразил, что сверху днище танка.

– Тихо, – снова зашипел Петруха. – Однако уходить нада, тихо уходить…

– А рота? – прохрипел Ваня.

Якут виновато улыбнулся и покачал головой:

– Нет усе рота. Никого нет…

Откопавшись, Иван сначала присел на корточки и подождал пока перестанет кружиться голова, а потом уже встал.

Осторожно выглянул и едва не поседел от ужаса. Позиции штрафной роты в буквальном смысле были перепаханы, все вокруг усеивали трупы. Фрицев было гораздо больше, но, судя по количеству мертвых советских солдат, штрафная рота полегла почти в полном составе.

На подступах и на самих позициях чернело несколько сожженных танков, где-то неподалеку шел стрелковый бой, но живых гитлеровцев видно не было.

– Туда идем… – Петруха показал рукой на рощицу в паре сотнях метров от изуродованных траншей, со стороны Тартолово.

Ваня кивнул, сделал первый шаг и поймал взглядом, торчащий из заваленной ячейки погнутый ствол противотанкового ружья. Ствол сжимала человеческая кисть, но самого бойца видно не было – его полностью завалило. Судя по следам гусениц, расчет ПТР старательно равнял танк.

Неожиданно, пальцы на стволе шевельнулись.

Иван резко остановился.

И сразу же неподалеку послышался разговор на немецком языке.

– Проклятая работа…

– Скажи спасибо, что не надо лезть на русские пули, как эти бедолаги… – со смешком прогнусавил хриплый голос.

– Не скажи… – согласился с ним первый немец. – Но все равно работа говенная.

– Хватит болтать! – прикрикнул третий. – Начинаем с трупов, Отто, Фриц и ты, Вилли, шевелите своими толстыми задницами. И оружие не забывайте.

Петруха дернул Ивана за рукав и показал пальцем направление движения.

Ваня снова перевел взгляд на заваленный окоп.

Пальцы еще раз шевельнулись, прошелестел едва слышный стон:

– Помогите-е-ее…

– Сука… – одними губами прошептал Ваня, пошарил глазами по земле и подобрал немецкий автомат. Сдвинул затвор, убедился, что патрон в патроннике и развернулся в сторону немецких голосов.

– Идем, дулак… – якут дернул Ивана за поясной ремень. – Он все лавно усе мелтвый…

Ваня сам прекрасно понимал, что ничем не сможет помочь заваленному бронебойщику, но совесть словно взбесилась и свирепо блажила в мозгах:

– Помоги! Помоги ему!!!

«Заткнись!!! – заорал про себя Ваня. – Заткнись, мать твою! Ничем я ему помочь не смогу!»

И все-таки смог сдвинуться с места, позволив Петрухе потащить себя по траншее в противоположную сторону от немцев.

– О, смотри, Вилли, один еще живой! – глумливо хохотнул гитлеровец позади. – Живой еще. Все-таки живучие эти русские свиньи! Ты смотри, до сих пор за свое оружие держится. Может добьем его?

– Живучие, как собаки… – в тон ответил второй. – Добить? Вот еще, делать мне больше нечего. Сам сдохнет…

– Неправильно это, – в разговор вплелся совсем юный робкий голос. – Нельзя так, надо помочь ему уйти. Он же страдает…

– Так добей сам, слюнтяй! – рыкнул первый немец. – Только не вздумай патрон тратить. Вон, русская винтовка. Приткни штыком. Штыки у них острые…

Иван опять остановился. Челюсти свело судорогой, зубы заскрипели от горя, злости и ужаса.

– Ну хорошо, хорошо… – согласился молодой. – А куда тыкать? Одна рука ведь видна.

– Куда? Ну… вроде вот здесь голова…

– Сейчас…

Раздался полный страдания стон.

Немцы весело захохотали.

– У тебя руки из жопы растут, щенок.

– Давай еще разок!

– Я не могу больше, почему он не умирает?

– Еще!..

Иван выдохнул, с силой провел ладонью по лицу, развернулся и пошел по траншее за Петрухой.

Добравшись до подбитого немецкого танка, Иван и Петруха выбрались из окопов и перебежали в неглубокий овражек, заросший густой осокой.

Почувствовав, что больше не может идти, Ваня сел прямо в черную воду. Голова сильно кружилась, а колено пульсировало свирепой, тупой болью. Немного помолчав, он выдавил из себя.

– Что дальше?

– Своя идем, туда… – якут ткнул пальцем. – Но снасяла леса – туда. Леса холосо, отдыхать, кусать, потом своя идти…

Иван молча ощупал себя. Чуть выше виска уже покрылась засохшей корочкой длинная ссадина, колено сильно опухло, но по ощущениям, ничего сломано не было.

Следом он занялся снаряжением. Вещмешок исчез, но немецкая портупея с магазинами, кобурой с Вальтером и висевшим на ремне кинжалом в ножнах осталась. Подобранный немецкий МП-40 выглядел исправным и ухоженным.

– Побарахтаемся еще… – хмыкнул Ваня, встал, сильно хромая, подобрался к краю оврага и осторожно выглянул.

По полю боя неспешно бродили группы немецких трофейщиков, стаскивая трупы и оружие к двум грузовикам. По грунтовке неподалеку сплошной колонной шли танки и бронетранспортеры в сторону Тартолово. Стрельба и канонада сильно отдалились.

Понимание того, что опять оказался в окружении, ничуть не пугало. В окружении Иван себя чувствовал, как рыба в воде.

Мелькнула предательская мысль; уже никуда не выходить и попытаться обустроиться в тылу фрицев, но Ваня сразу ее прогнал. В мозгах уже давно произошли необратимые изменения и даже понимая, что его опять могут запереть в штрафбат, Иван твердо был намерен добраться до своих.

– Дурак, дурак ведь… – вяло обругал он себя. – Оно тебе надо? – и немного помедлив, твердо ответил сам себе. – Надо!

– Когда сам себя говолис, совсем с ума сосел, – ехидно прокомментировал Петруха.

– Ага, сосел, – охотно согласился Иван. Он и сам давно подозревал, что легонько рехнулся.

Неожиданно вспомнились Елистратова и Курицына с Хусаиновой.

«Успели уйти? – обеспокоенно подумал Ваня. – Или опять попали в окружение? Не дай Бог! Господи, прошу…»

В Бога он никогда не верил, но, на всякий случай, немедля сочинил и истово прогнал в голове простенькую молитву.

И тут же оправдал себя вслух:

– Ничья помощь не помешает. Надо, буду молиться хоть Аллаху и Будде. И этим… как их… духам…

– Посли? – якут улыбнулся. – Хватит сам себя болтай.

– Пошли… – Ваня встал.

Половину пути до леска пришлось ползти, к тому времени как Иван с Петрухой туда добрались, они покрылись толстым слоем грязи и стали похожи на фантастических болотных монстров.

Осталось перейти только грунтовку, но в этот момент, прямо напротив подлеска, где схоронились Иван с якутом, остановился заляпанный грязью «Кюбельваген»[202], из которого выбрались три фрица с большими бляхами на шее и коричневых лентах на предплечье с вытканной серебристыми готическими буквами надписью «Feldgendarmerie»[203].

– Как думаешь, что нам дадут за русского летчика? – жандарм расстегнул ширинку и принял окроплять близлежащий куст.

– Хм… – второй присоединился к нему. – Ну не знаю, Конрад… я в отпуск хочу. Хотя Железный Крест тоже неплохо…

– Никогда не думал, что русские могут так выглядеть, – хохотнул третий, спуская штаны и присаживаясь прямо возле дороги. – Я сначала подумал, что он женщина.

– А ты пощупай его, – хохотнул Конрад. – Может и правда девка.

– Я же его обыскивал… – присевший фриц огорченно покачал головой. – Сисек вроде нет. Но красивый. Типичная нордическая внешность. И даже немецкий знает. Может он не русский?