– Бам!!! – рядом вспух дымный клубок. Следом за ним второй, третий и четвертый – немцы опять начали швыряться минами.

– Да идите вы все нахрен! – Ваня рванул вперед и на ходу заскочил на броню «Тигра», а потом поймал за руку Петруху, возникшего, как всегда, неожиданно и затянул его к себе.

Через мгновение на танке появилось еще два пассажира – Уланов и Рощин.

Добраться к своим без проблем не получилось, КВ за полсотни метров до позиций опять заглох, а немцы, начали палить по нему из всего чего только можно.

И все-таки подбили – разрывом снаряда «Климу» вывернуло опорный каток.

Но командование оперативно прислало еще один танк, который, наконец, вытащил трофеи.

А дальше все случилось, как всегда. Дальше Ивана с Петрухой опять хвалили и обещали всяческие милости.

Экипаж «Клима Ворошилова», Рощина, Уланова и якута с Ваней построили и началось.

– Это пример для всей нашей армии!!! – грузноватый генерал чеканил слова, отмахивая рукой. – Сегодня же мне представления к наградам! Немедля!!! Вы меня слышали?

Его свита охотно вытягивалась и охотно рапортовала: как прикажете, немедля так немедля.

Ваня откровенно скучал. Он уже давно привык к обещаниям и давно привык к тому, что они ничем не заканчиваются. И даже перестал обижаться.

– Политотдел… – генерал грозно нахмурился. – Немедля довести подвиг по армии! Я хочу, чтобы каждый красноармеец брал пример с героев!

К нему подскочил какой-то старший лейтенант, с ярко выраженным семитским носом и что-то прошептал на ухо.

– Штрафники? – генерал недоверчиво уставился на Ваню с Петрухой, а потом перевел взгляд на старлея. – Ну и что? Что с того, я вас спрашиваю? Они не люди по-вашему? Они уже искупили подвигом свою вину сполна. Семенов, запишите. Штрафников представить к орденам Красной Звезды!

– Но, товарищ генерал… – попробовал возразить старший лейтенант.

– Молчать! – неожиданно вызверился на него генерал. – Много на себя брать стали! Я сам выйду на командующего! Исполнять!

Чем все закончилось осталось неизвестным, потому что на этом моменте Ваню с Петрухой и турнули.

А потом они вернулись в расположение штрафников. Иван чуток поколебался и достал флягу с трофейным коньяком. Расслабиться хотелось просто невыносимо.

– Холосо!!! – блаженно прошептал якут, опрокинув в себя первую порцию.

– Холосо!!! – охотно согласился Ваня, занюхав рукавом. Даже двадцатипятилетний шотландский вискарь, который он предпочитал в прошлой жизни не мог сравниться с этим дрянным коньяком, показавшимся сущей амброзией.

– Олдена дадут! – Петруха мечтательно зажмурился.

– Ага, дадут, два раза.

– Ага, два ласа, – согласился якут. – А потом есе два ласа… – он немного подумал и добавил. – Деда говолит мне касдую нось – все плохо будет. Но все холосо. Навелное, так и будет далсе. Деда совсем дулной. Но на войне не бывает совсем холосо?

Ваня немного послушал философствующего якута, а потом прислушался к себе и понял, что он совсем не хочет назад, в будущее. Здесь, в грязи, в зассаных окопах, под немецкими минами, он чувствовал себя на своем месте. Нет, конечно, он бы не отказался от джакузи и красивой модельки в ней, но именно на войне Ваня реализовывал самого себя.

– Есть такая профессия родину защищать, – пробормотал он себе под нос услышанную где-то в своей прошлой жизни фразу. – Вот я и буду. А на остальное плевать.

«Что» и «кто» – это остальное Ваня не стал сформировывать. Плевать, да и точка.

– Бам-бам-бам… – рядом легла серия мин.

Ваня равнодушно хмыкнул, снова налил в колпачок фляги коньяка и протянул его якуту.

– Вот скажи, в чем сила?

Петруха немедля выпил, пьяненько хихикнул и выдал:

– В бабах сила, Ванюска.

– В бабах? – озадачился Иван.

– Ага! – охотно подтвердил якут. – Смотли. Какой такой мусик без бабы? Никакой мусик. Баба нам детка лосает. Нас баба лосает. В бабах сила, однако.

– Где бабы? Какие бабы? – рядом появился Уланов и принялся вертеть головой по сторонам, словно, действительно надеялся увидеть женщин.

Иван вместо ответа протянул ему крышечку с коньяком.

– Охренели в конец… – угрожающе протянул политрук, – я вам кто или как? Это же надо так оборзеть, герои, мать вашу.

Он слегка поколебался, но все-таки выпил.

Ваня ему подсунул немецкую галетку для закуски и тоже поинтересовался:

– Вот скажите, в чем сила, товарищ политрук?

– Сила? – Уланов ненадолго задумался. – Конечно, в правде. Правда страшная сила, вот только не всегда она… – он недоговорил и резко сменил тему. – Слушайте меня. Штрафная рота для вас закончилась. Хватит, искупили сполна…

Ваня воспринял новость со странным разочарованием. Он уже привык к штрафной роте и даже гордился своей принадлежностью к штрафникам. Опять же, Иван догадывался, что даже если его переведут в обычную часть, ничего толком не изменится – легче от этого не станет. Обычные строевые части точно так же, как и штрафники шли на смерть.

– Завтра мы уйдем на переформирование, – продолжил политрук. – На этом ваш срок закончится… – он замялся и добавил. – Должны уйти. Обязательно должны…

Ваня невольно улыбнулся.

Он уже давно убедился, что в армии на войне понятия «должны» и «обязательно» носит очень условный характер.

– Чего ты скалишься? – обиделся политрук. И недовольно бурча себе что-то под нос убрался.

Фляга очень скоро показала дно, Иван наконец расслабился и полностью примирился с действительностью. Эпизод с «тигром» даже стал ему казаться забавным.

Поспать удалось совсем немного.

А утром стало ясно, что ни на какое переформирование рота не уйдет, потому что немцы начали наступление.

Пикировщики волна за волной безостановочно заходили на позиции, артиллерийский и минометный огонь тоже не останавливался. За два часа немцы вывалили столько бомб, снарядов и мин, сколько не потратили за прошедшие два дня. Несмотря на окопы полного профиля, штрафная рота сократилась на треть – раненых не успевали оттаскивать в тыл.

А потом пошли танки. Обычные Т-4, но на участке своей роты Иван насчитал их целых десять.

Артиллерия с нашей стороны работала, но очень слабо и немецкие танки беспрепятственно вышли на рубеж атаки.

– Ждем, ждем… – бодро покрикивал взводный. – Карнаухов, Силантьев, Биляледдинов – не спать. Вашим ружьям эти коробочки на один зубок. А на флангах у нас противотанковые орудия – если что, помогут!

Ваня покосился на ящик, в котором стояли бутылки с зажигательной смесью. На сорокапятки, стоявшие на флангах, он не особенно надеялся.

Рык двигателей становился все громче, танки уверенно приближались. Шесть приняли вправо, а четыре полезли прямо на штрафников. Резкие, как хлопок кнута, выстрелы танковых пушек, звучали все чаще. Правда танкисты не пристрелялись и снаряды уходили с сильным перелетом.

Немецкая пехота вперед не спешила, держась за танками.

Иван аккуратно поправил коробки с лентами к немецкому пулемету и глянул на непривычное ясное небо и притворно зло буркнул:

– Отличная погода, чтобы сдохнуть.

– Однако сталый дулак был плав… – примостившийся рядом с Иваном Петруха озабоченно покачал головой. – Все плохо, совсем плохо…

– Угу… – согласился Ваня и дал для пристрелки пару коротких очередей. К своему удивлению, он был совершенно спокоен. Ни страха, ни нервозности и азарта, обычных перед боем, Иван не чувствовал ничего.

Звонко стеганула мосинка якута.

Ваня покрутил головой, разминая шею и поудобней упер приклад пулемета в плечо.

Но нажать на спусковой крючок не успел, потому что страшный грохот выбил его из сознания…

Очнулся Иван резко, без прелюдий. И сначала подумал, что в очередной раз умер и возродился. Вот только ощущения резко отличались от предыдущих попыток – что-то сильно давило на все тело.

Пошевелился и понял, что его завалило землей, хотя дышать было сравнительно нетрудно. Но раскапываться Ваня спешить не стал и сначала попытался понять, ранен он или нет. По первым прикидкам выходило – если и ранен, то несильно.