Гера, верно, отследила мой взгляд, улыбнулась, а потом сама перевела глаза с моего лица, на то место, что ниже лица, и даже живота (а ведь хитон-то я не успел надеть!) и насмешливо сказала:

— Девочка моя, ты плохо трудилась в первую брачную ночь. Всегда говорила, что не стоит выходить замуж девственницей.

— Хм… — только и сказала молодая жена и, забрав из моих рук кувшин, вылила оставшуюся воду на то самое место, что не понравилось (или, напротив, понравилось?) Гере.

— Холодно же! — заверещал я, подскочив на месте.

Вода в кувшине оказалась не просто холодной, а ледяной, и вся моя «фантазия» сошла на нет.

Дружный смех двух богинь показал, что мир в семье восстановлен, и скоро тетушка и племянница, усевшись прямо на ложе, завели неспешный разговор.

— И что там у нас? Как родственники? — небрежно поинтересовалась Артемида.

Таким тоном племянница, выбравшаяся из глубокой дыры в большой город, спрашивает у приехавшей в гости тетушки. Мол — что там у нас, в поселке Сердюкино происходит? Как твой супруг — по-прежнему пьет? А дети смогли устроиться на работу? А как соседка, хронически беременная каждый год, неизвестно от кого? На самом-то деле племяннице все это уже неинтересно, но нельзя же обижать любимую тетку.

— Зевс бесится, Афина и Геба тихо завидует, остальные недоумевают. Считают, что Артемида-девственница, если уж у нее — прости, засвербело, в том самом месте, могла бы выбрать себе более достойного жениха — того же Геракла. Только Гермес твердит — сестрица нашла подходящего мужа. Гермес, ты знаешь, порой бывает несносным, но мой муж и повелитель к нему нередко прислушивается, да и остальные члены семьи.

— Как ты считаешь, отец простит?

— Простит, а куда он денется? — махнула рукой Гера и усмехнулась. — А разве ты, выбирая мужа без согласия своего отца и повелителя, в этом сомневалась?

Артемида искоса посмотрела на тетушку, некогда гонительницу ее родной матери, и ничего не ответила. А можно не сомневаться — прекрасно понимала. Ишь, а ее считают холодной властительницей, не обращающей внимание ни на что, кроме своих животных, а она еще и психолог. Впрочем, а разве обязательно быть психологом, чтобы понимать, что любой отец, любящий своего ребенка, простит ему все прегрешения?

— Не спрашиваю — хорош ли твой муж в постели, поняла, что неплох, но я хочу узнать — сможет ли он проявить твердость, общаясь с богиней? — спросила Гера.

— Сможет, да еще как, — хмыкнула Артемида и наябедничала. — Мы еще не успели пожениться, а он меня уже избил.

Ну, Артемида, совести у тебя нет. Когда это я тебя успел избить?

— Ты избил? — возмутилась Гера. — Ты осмелился избить богиню еще до того, как она стала твоей женой?

Интересно. Выходит, если женился, пусть даже и на богине, то можно бить?

— Я сама виновата, — поспешила реабилитировать меня супруга. — Позавчера, когда мы гуляли по городу, зашли на рынок рабов, где продавались красивые женщины. Я предложила Саймону меня продать — он получит золото, а я потом превращусь в медведя или в льва, и вернусь к нему. Думала, что он оценит мою шутку. А он отвел меня в сторону, задрал подол и дал мне по заднице.

— А не надо было так шутить, — проворчал я. — Очень плохая шутка. Нельзя, даже в шутку, продавать любимую женщину. А я еще и ладонь отшиб о твою задницу.

О том, что у моей любимой божественная задница, говорить не стал. У богини иной и быть не может.

Артемида, не смущаясь Геры, бросилась меня целовать. Впрочем, саму Геру вряд ли бы что-то смутило. Займись мы с Артемидой при ней любовью, сидела бы, да еще и советы давала.

— Саймон, тебя не волнует, что ты стал мужем богини? — спросила вдруг Гера. — Сейчас ты молод, хорош собой, но твоя жизнь коротка. Ты скоро состаришься, станешь немощным, а потом умрешь. Она же останется вечно юной и прекрасной.

Смущает ли это меня? Не то да, не то нет. В общем, не знаю. Вот уж, о об этом я меньше всего задумывался. Уж если совсем откровенно, то у меня до сих пор в голове не укладывается, что моя любимая женщина — настоящая богиня. Но я почему должен докладывать о своих чувствах или сомнениях постороннему человеку, пусть она и Высшая богиня? Поэтому, я только одарил Геру сумрачным взглядом, пытаясь сказать, что мы как-нибудь сами разберемся.

Артемида, мгновенно ощетинилась, тут же встала на мою защиту:

— Старшая, это должно беспокоить не Саймона, а меня. Да, люди смертны, но кто знает, какая судьба уготована нам, богам? Кронос, твой отец, тоже желал царить вечно, а что с ним случилось? Да, он жив, но не лучше ли было, если бы он умер? Кто захочет жить в безднах, в которые низверг его мой отец?

Гера обняла Артемиду и мягко, как старшая родственница, утешающая младшую и еще бестолковую не то дочь, не то любимую племянницу, сказала:

— Артемида, милая моя девочка, я не желаю тебе зла. Наоборот, я пришла, чтобы сказать — Зевс разрешилоткрыть секрет бессмертия твоему мужу.

— Отец и владыка сделает моего Саймона бессмертным? — обрадовалась Артемида.

— Я не сказала, что Саймон получит бессмертие. Я лишь сказала, что он получит его секрет.

— Это тот же секрет, который когда-то получила я? — нахмурилась Артемида.

— Всему свое время, — улыбнулась Гера. — А вас уже заждались гости. У них болят головы, но хозяин не хочет наливать им вина, пока не явятся новобрачные. Будьте милосердными к своим друзьям.

— Гера, а ты не хочешь присоединиться к нам? — поинтересовался я, надеясь, что гостья откажется, а она ответила:

— Конечно же, присоединюсь. Я давно не бывала на пиру у смертных. Кажется, с тех пор, как Тантал пытался накормить нас мясом своего сына.

В эту эпоху женщин еще не загоняли в гинекеи, поэтому появление на пиру вместе с молодоженами Геры удивления не вызвало. Фоан только распорядился, чтобы для родственницы принесли дополнительный лежак и слегка потеснили остальной народ. Втиснули богиню между Гиласом и Тифием, напротив Ификла (который не брат Геракла, а чей-то сын) и еще кого-то. Что за родственница, откуда взялась, таких вопросов никто не задавал, да и не до того было — похмельный синдром штука вневременная и интернациональная. В моем мире, после вчерашнего возлияния народ бы уже полечился пивком, а то и «соточку» пропустил, а потом уж пошел бы догуливать, а здесь сидели, страдали, подпирали больные головы руками и угрюмо ждали, пока не явятся молодожены. Ванакт проявил характер и не послушался даже злого с похмелья Тесея. Единственный, кто был светел и благостен и самую чуточку навеселе, так это, разумеется, Геракл. И всестрашно завидовали Амфитриду, пытаясь узнать — где наливают? Но герои хранить тайны умеют. У меня же закралось подозрение, что Геракла «подлечила» одна из рабынь, что провела ночь с героем и презревшая приказ правителя. Что ж, коли девушка не побоялась наказания, значит оно того стоило.

Нас встретили злобно-радостным ревом, пообещали утопить обоих в Понте, но тут же виночерпии Фоанта принялись бегать вокруг столиков (отнюдь не мраморных и изящных, а деревянных) наполнять чаши, все выпили безо всяких тостов и нас простили.

Даже для закаленного аргонавта, вроде меня, привыкшего к каждодневным подвигам, выдержать многочасовой пир, когда двухлитровые чаши положено осушать до дна каждые десять минут, поедая неимоверное количество жареного мяса — перебор. Поэтому, мы с женой сбежали из-за стола часа через два, оставив Геру пьянствовать в компании с молодыми мужчинами. Богиня не возражала, напротив, была рада новой компании, хохотала над сальными шуточками Тифия, сама о чем-то рассказывала разинувшему уши Гиласу, перемигивалась с Ификлом, а чаши опустошала так лихо, что виночерпий едва успевал их наполнять. Эх, не ударил бы перебродивший виноград в голову главной богини, и не отправилась бы тетушка Гера искать любовных приключений. Тифий, ладно, но не совратила бы она «сына полка». Или ее кто-нибудь попытается совратить. Дамочка она еще вполне ничего, а то, что ей много тысяч лет, так кого это волнует? Впрочем, ничего страшного в этом нет. Гера уже большая девочка, знает, что делает. Если что-то пойдет не так, богиня сумеет за себя постоять, да и слуги ванакта присмотрят, а если все так — пусть себе развлекается. Гера, хотя и ратует за супружескую верность, наказывая любовниц своего мужа, сама образцом добродетели не является.