Тот окинул его странным взглядом, ничего не ответил, но часы взял.

– Кто вы такие и что вам надо?.. – едва слышно просипел немец.

– Сам подумай, – ответил Ваня по-немецки.

– Ну да, глупый вопрос… – грустно констатировал пленный и тут же похвалил Ивана. – Хорошо говоришь по-нашему. Что со мной будет?

– Зажарим и съедим… – хмыкнул Ваня. У него неожиданно поднялось настроение. Из хожденья за языками он почти не надеялся вернуться. В шансы взять пленного оценивал вовсе как мизерные. А тут такой подарок судьбы. Да еще все целые и невредимые.

Немец притих и больше не задавал вопросов, но тишком попытался проверить на разрыв путы на запястьях. За что немедленно получил по башке от комода и окончательно утих.

Пока пережидали обстрел, немного перекусили трофейной провизией и хлебнули по паре глотков удивительно вкусного коньяка, после которого даже Петруха начал улыбаться.

А под утро, когда утих обстрел, а небо начало сереть, дружно решили попытаться выбраться к своим.

Немца в целях ускорения заставили пинками идти самого. До конца лощины проскочили быстро, до позиций осталось всего пару сотен метров.

Ваню всю дорогу свербило какое-то неприятное предчувствие, что оно значит, он так и не понял, но на всякий случай приготовился к худшему.

Перед последним рывком сделали передышку, а потом рывком выскочили из лощины и понеслись к своим окопам.

Немца Ваня гнал перед собой.

К счастью, наши не стреляли, но уже перед самыми окопами пленный вдруг упал.

– Сука… – Иван ухватил его за маскировочную куртку и из последних сил потащил за собой.

В траншею упал уже почти без чувств.

– Ну, как? – сквозь шум в ушах. вдруг послышался возбужденный голос Рощина. – Где язык… так вот же… твою же мать!!!

– Да кто же знал… – в унисон ахнул Демьяненко.

– Вах, какой скотына… – запричитал Аллахвердиев.

Ваня с трудом разлепил глаза и свозь розовую пелену непонимающе уставился на взводного.

– Сука!!! – продолжил орать старший лейтенант. – Какого хера, я спрашиваю!!!

Ваня скосил глаза на немца, лежащего рядом с ним и увидел, что у того из маленькой аккуратной дырочки на стриженном затылке выплескивается пульсирующим толчками струйка крови…

Крику, конечно, случилось изрядно…

Сначала орал взводный, потом к нему присоединился ротный и замполит с особистом…

Общий посыл звучал так: если вы, мудаки, все-таки взяли языка, то надо было его хранить пуще ока и вообще, закрывать своими телами.

Ситуация усугублялась еще тем, что никто на участке дивизии не смог взять языка, а штрафники смогли, но, как водится, все изговняли, потому что мудаки, сволочи и распиздяи.

Ваня отнесся к нагоняю почти равнодушно и стоически ждал, когда отцы-командиры выдохнутся. Он даже в чем-то понимал их. В самом деле, тут уже дырочку для ордена провертел, приготовился к переводу с повышением из гребанной штрафной роты, а подчиненные все мечты нагло засунули кобыле под хвост.

А еще, Иван начал догадываться, что понемногу становится настоящим солдатом. Правда, эту мысль он категорически гнал из головы, потому что, где-то в глубине души все еще считал армию пособницей тиранического режима и репрессивной машиной по подавлению индивидуальности отдельно взятой личности. Но только в глубине души, и только в те моменты, когда его за что-то драли как сидорову козу.

Наоравшись вдосталь, командный состав, наконец, выдохся, потом сдержанно похвалил участников операции, а затем, единогласно приказал извести нахрен гребанного немецкого снайпера. На что дал карт-бланш. То бишь, полную свободу действий. Звучало это так: делайте что хотите, но, чтобы блядского снайпера извели в самые кратчайшие сроки. Понятно?

Личный состав дружно ответил, что все понятно. Ваня, Мамед и Петруха привычно откозыряли, но тут вступил в дело комод.

– Так точно! – Демьяненко браво вытянулся, но потом состроил озабоченную рожу и с очень большим сомнением протянул. – Все оно так, но, сами понимаете…

Это «но» прозвучало очень глубокомысленно и поставило под очень большое сомнение успешное выполнение приказа. А точнее, сделало, вообще, невозможным выполнение приказа.

– Что, «но»? – Ротный уставился на Мыколу тяжелым взглядом. По выражению на его лице чувствовалось, что он с трудом сдерживается, чтобы не дать комоду по морде.

Комод состроил рожу дебила от рождения и проканючил, зачем-то перейдя на рязанский говор:

– Надоть средства. Снайпера взять это не мандавошку поймать. Надоть с умом и подготовкой. Сами видели, как немец был снаряжен, а мы что, мы чуть ли не в лаптях. Мы что, мы ничего, прикажете – сделаем, но надоть с разумением…

Ротный заиграл желваками и бросил Уланову с Рощиным:

– Решите вопрос, вы это затеяли, вам и расхлебывать. Найдите все что они хотят.

Рощин и Уланов вряд ли обрадовались приказу, но послушно заверили, что сделают.

В общем, еще к исходу дня новоявленная антиснайперская группа получила еще несколько комплектов маскхалатов, два пистолета «ТТ», немецкий пистолет-пулемет МР-38 с погнутым прикладом и тремя полными магазинами, ящик гранат Ф-1, цинк винтовочных патронов, несколько банок тушенки, столько же брикетов горохового концентрата, сверток сахара-рафинада весом около полукилограмма, свернутый из газеты кулек чая и пол фляги спирта. И полное освобождение от рутинной солдатской службы.

Комод попытался еще что-то выторговать, но Рощин послал его нахер, пригрозил свернуть сопатку и ушел.

Демьяненко и Мамед откровенно радовались свалившемуся богатству, Ваня тоже в общем-то не горевал, хотя подозревал, что придется нешуточно отрабатывать выделенные блага, а вот Петруха…

Петруха был мрачнее ночи.

– Что не так? – Иван привык доверять интуиции якута и решил выяснить причину недовольства.

Якут помолчал и веско изрек.

– Нисево не полусится. Духи слой на нас. Все плохо будет. Все полтить нам.

Ваня нешуточно растерялся.

– И что теперь делать?

Петруха снова помолчал и категорично ответил:

– Камлать надо.

– Бля… – никаких других слов Иван подобрать не смог.

Перед глазами встала жутковатая картинка из первой попытки выжить, когда якут шаманил над заболевшей Хусаиновой. Все бы ничего, но тогда дело происходило в глухом лесу, а сейчас камлать предстояло в расположении дивизии, где все на пару километров вглубь было забито войсками: от походных хлебопекарен и банно-прачечных отрядов, до ремонтных баз и складов.

Опять же, Иван полностью доверял Петрухе и понимал, что тот от своего не отступится, но оттого, что предстоящее действие мог кто-то увидеть, ему становилось не по себе.

Комод и Мамед к предстоящему камланию отнеслись настороженно, но явного неприятия не высказали.

Демьяненко задумчиво почесал щетину на подбородке и пожал плечами.

– Почему нет? У меня бабка ведьмой была. Хер знает кому молилась, но на бабку Параску, еще та курва была, такой парши навела, любо дорого смотреть. Тут не до жиру, быть бы живу. Партия или духи, мне плевать, лишь бы помогло.

Аллахвердиев выразился примерно в том же ключе, но очень кратко:

– Аллах простит.

Ваня сначала думал посоветоваться с командным составом, насчет предстоящего шаманизма, правда очень быстро выбросил эту мысль, из-за полной ее бредовости.

Ввиду полной невозможности скрыть камлание от посторонних глаз в расположении, проводить обряд решили на нейтральной полосе, замаскировав под выход на охоту за снайпером.

Подготовка заняла целые сутки: пристреливали новое оружие, собирались и отдыхали, а Петруха шастал непонятно где – собирал таинственные ингредиенты.

Командование отнеслось с пониманием, но все же нетерпеливо порыкивало: мол хватит сиськи мять, идите и принесите голову блядского снайпера.

Наконец собрались и выдвинулись. В этот раз все уже были похожи на настоящих разведчиков. Но только внешне, в способность антиснайперской группы решить поставленные задачи Ваня все еще не верил, а взятие языка в прошлом выходе списывал не более чем на случайность.